— А потом ты все-таки не доел немного. Осталась головка с этим смешным бантиком. Но вместо того, чтобы отдать ее мне, ты…

— Тори, — предостерегающе начал Кенни.

— Ты выбросил ее в…

— Ладно, черт с тобой. Твоя взяла. Но помни: я поступаю так вопреки своим убеждениям и против воли.

На какое-то мгновение Тори словно поникла. Но тут же воспрянула духом и, обняв брата, поцеловала в щеку.

— Спасибо, малыш. Я у тебя в долгу.

— И еще в каком, — буркнул он. — Спасибо скажи, что не требую платы.

— Ваша сестра, разумеется, преувеличивает, — вежливо заметила Эмма. — Ни одна мать не способна на такое.

Вместо ответа Кенни показал на пролетающие мимо пейзажи.

— Взгляните на эти поля васильков. А это красный клевер. Ну разве на свете есть зрелище прекраснее?

Очевидно, он не желал говорить о своем детстве, и Эмма в который раз позволила себе отвлечься на красоты Техаса. Они находились к западу от Остина, совсем близко от Уайнета. Машина мчалась по двухрядному шоссе, по обе стороны которого расстилались поразительные ландшафты, с видом на зубчатые вершины гор и широкие долины, пестрящие коврами полевых цветов и простирающиеся к горизонту. За время поездки Эмма успела увидеть знаменитых техасских лонгхорнов[11], оленей и птицу, которую Кенни определил как краснохвостого ястреба, кружившего над кристально чистой речкой, ярко сверкавшей на солнце.

Однако она вновь и вновь отвлекалась, пытаясь добраться до сути странной истории, обрывки которой услышала утром. И хотя сознавала, что это ее не касается, никак не могла совладать с собой. Что-то так и подталкивало узнать о Кенни побольше.

— Расскажите о вашем детстве, Кенни. Поймите, мной движет не заурядное любопытство, а интерес педагога. Я изучаю воздействие родительского воспитания на поведение во взрослом возрасте.

— Поверьте, если бы я допустил, чтобы на меня влияло материнское воспитание, то давно уже отбывал бы пожизненное заключение в тюрьме штата.

— Неужели все действительно было настолько плохо?

— К несчастью, еще хуже, чем вы думаете. Помните старые детские фильмы, где избалованный богатый негодник всячески издевается над благородным героем?

— Разумеется.

— Ну так вот, я и был таким избалованным богатым негодником.

— Не верю. Вы инфантильны, надоедливы и способны кого угодно вывести из себя, но не жестоки. Кенни насмешливо поднял бровь.

— Пожалуйста, расскажите, — попросила она, разворачивая пакет с сыром и крекерами, купленными во время остановки на ближайшей заправке, после того как стало ясно, что он не собирается прерываться на обед.

Кенни пожал плечами:

— Любой обитатель Уайнета знает, как я рос, так что вы еще успеете наслушаться леденящих душу историй, когда окажетесь в городе. — Он перестроился в левый ряд и пропустил замызганный пикап. — Моя мать была красавицей, наследницей огромного состояния, но, к сожалению, славилась полным отсутствием мозгов.

Эмма немедленно вспомнила о Тори, но решила, что несправедлива к девушке. Похоже, она, как и брат, чрезвычайно умна, но ловко это скрывает.

— В отличие от нее отец вышел из самых низов, — продолжал Кенни, — но был умен и трудолюбив. Должно быть, это тот самый случай притяжения противоположностей. Они поженились едва ли не после первой встречи, но очень быстро осознали, что ненавидят друг друга. Не понятно, почему ни одному не пришла в голову мысль о разводе. Отец не любил признавать своих ошибок, а мать твердила, что не вынесет позора.

— Такое нередко бывает.

— Мать провела всю жизнь, балансируя на грани между неврозом и безумием, и с годами последнее все увереннее брало верх. Кроме того, она страдала клиническим нарциссизмом, муж полностью ее игнорировал, поэтому сын стал центром ее вселенной. Я получал все, что бы ни попросил, она исполняла любую мою прихоть, даже если этого не следовало делать. Мать ни в чем мне не отказывала, полагая, что в ответ я должен поклоняться ей.

— И вы поклонялись?

— Конечно, нет. Я платил ей самыми гнусными выходками, и чем больше она меня баловала, тем чаще я испытывал ее терпение. Ну а потом… стал винить ее в любой неудаче. Можете себе представить, каким я был исчадием ада.

«Неудивительно», — подумала она, ощущая укол жалости к тому несчастному мальчишке и невольное восхищение его честностью.

— А где же был ваш отец, пока все это творилось?

— Создавал компанию. Думаю, он старался как мог, когда ему случалось оказаться в моем обществе. Указывал мне на промахи и не давал спуску, но это бывало крайне редко. Я был таким омерзительным паршивцем, что трудно винить отца за то, что он старался пореже бывать дома.

Но Кенни все-таки осуждал его. Это слышалось в его голосе. Как же тяжело приходилось мальчику, разрывавшемуся между чересчур снисходительной матерью и слишком строгим отцом!

— Из того, что я слышала раньше, — осторожно заметила она, — ясно, что ваша мать не испытывала таких же теплых чувств к Тори.

— И я искренне порицаю ее за это. Мне было четыре года, когда родилась сестра, и, как всякий ребенок, я стал ревновать к неизвестно откуда взявшейся крикунье. Но вместо того чтобы защищать Тори, мать бросила ее на няньку. Ничто не должно было расстраивать ее чудесного маленького Кенни, особенно какая-то девчонка.

— Бедная ваша сестра!

Кенни кивнул.

— Хорошо еще, что отец любил Тори. Бывая дома, он все внимание уделял ей и требовал, чтобы няньки ежедневно давали ему полный отчет. Но он большую часть времени проводил в офисе, так что у Тори немало шрамов на душе.

Очевидно, не у одной Тори. Должно быть, равнодушие отца было так же губительно для Кенни, как неразумная любовь матери.

— А где ваша матушка сейчас?

— Умерла еще до того, как мне исполнилось семнадцать.

— И ты остался с отцом.

— К тому времени в мою жизнь вошел еще один человек. Он по неизвестным причинам заинтересовался мной и взял под свое крыло. Научил меня всему, что я знаю о гольфе, и в то же время постарался, чтобы я усвоил жестокие законы жизни. Черт, до чего же мне трудно пришлось. Он гонял меня в хвост и в гриву, но дал шанс исправиться.

Интересно, кто, кроме отца, разглядел в нем человека со способностями и волей к победе? — И кто это был? Но Кенни, казалось, не слышал.

— И прежде всего он преподал мне хороший урок, как обращаться с сестрой. Каждый день звонил ей и не позволял мне играть, пока не выслушивал ее отчет о моем поведении. Подумать только, семнадцатилетний парень в заложниках у двенадцатилетней девочки! — Он невесело рассмеялся. — Правда, Тори не была особенно кровожадной и уже через несколько месяцев забыла о мести. Вскоре мы поняли, что питаем друг к другу самые теплые чувства. И с тех пор стали лучшими друзьями.

— А как насчет вас и вашего отца?

— О, мы давным-давно выяснили отношения и помирились, — чересчур небрежно бросил Кенни. — Как только я стал выигрывать турнир за турниром, он сделал вывод, что и его бесполезный сын чего-то стоит. Теперь он составляет свой график с учетом моих игр и непременно приезжает на каждую.

Значит, вот чем заслужил Кенни расположение отца. Победами на турнирах.

Пока она размышляла над тем, что издевательства над детьми могут принимать самые различные формы, зазвонил сотовый телефон. Кенни поднял трубку, ответил и с недоуменным видом протянул ей:

— Какой-то парень. Утверждает, что он герцог.

Эмма отложила нетронутые сыр и крекеры и раздраженно прижала трубку к уху.

— Добрый день, ваша светлость.

— Здесь уже вечер, дорогая, — ответил знакомый голос. — Ночь кромешная, и я давно должен был бы лежать в постели, но слишком тревожусь за вас, чтобы спать. Где вы были прошлой ночью? Мне сказали, что вы не вернулись в отель.

Значит, его псы идут по следу.

— Прошлой ночью?

— Я знаю, что вы были там, разумеется… где же еще? Но мне хотелось бы, чтобы вы позвонили.