— Не сейчас, малышка. Пожалуйста, Мое самообладание висит на ниточке. Я держусь из последних сил. А вот с тобой мы еще поиграем.

Он стащил с нее халат и продолжил сладостную пытку.

Ленивые чувственные прикосновения.

Поглаживания кончиками пальцев.

УКУС. Укус. Укус. Укус!!!

И вдруг… длинный, влажный, ме-е-е-едленный пробег языком.

Ну, это уж слишком!

Кенни улыбнулся, когда Эмма снова вскрикнула.

— Самый счастливый мужчина на земле, — повторил он и, схватив презерватив, мигом натянул. И снова навис над ней, теребя губами вспухшую нижнюю губку Эммы и начиная медленно входить в ее лоно.

Несмотря на все, что сейчас произошло, Эмма чуть поморщилась от боли.

— Расслабься, солнышко, — уговаривал Кенни.

Наслаждаясь весом его тела, Эмма схватилась за влажные плечи Кенни и подняла бедра. Кенни тихо охнул.

— Прошу, малышка… не командуй… хотя бы сейчас.

— Нет… просто мне необходимо…

— Знаю. Знаю.

Пока она завладела лишь частью Кенни. И хотела большего.

— Легче… легче… — ворковал он то ли ей, то ли себе. Но Эмме уже было все равно. Она сознавала только, что взмывает все выше, выше. И когда последняя преграда пала, всхлипнула от счастья. Она заполучила его целиком, и при этом все еще только начиналось.

Глубокие, мощные толчки. Фиолетовые глаза, потемневшие, словно полуночное небо. Руки, придавившие ее к подушке. Тяжесть на ней и внутри. Плоть, растягивающаяся с каждым новым рывком. Новые ощущения и запах мужчины.

Еще один подъем. Очередная раскручивающаяся спираль. Годы… десятилетия… вечность…

Жаркая густая волна.

И… гораздо, гораздо позже… возвращение.

— Благодарю тебя.

Эмма, все еще влажная после душа, вышла из ванной, запахивая халат. Слишком стремительно метнувшись к комоду за нижним бельем, она немедленно была наказана за опрометчивость и пошатнулась: между бедрами до сих пор саднило. Кенни, все еще не потрудившийся подняться с безнадежно развороченной постели, прищурился от яркого солнца и покровительственно усмехнулся:

— Говорил же тебе, что последний раз — это уже чересчур? Но разве ты послушаешь! Вечно стараешься взять верх!

Эмма тем временем пыталась подсчитать, сколько блаженно-счастливых оргазмов испытала за ночь, но вскоре запуталась.

— Ничего не могла поделать с собой. Временное помешательство.

— Да ну?

— Ты тоже был хорош, так что нечего самодовольно хихикать!

— Вот тут ты права. Мне памятник нужно поставить за то, что сумел направить твою энергию в нужное русло.

Он откинул простыню и встал, не стыдясь наготы. Эмма, машинально доставая из ящика кружевные трусики, зачарованно наблюдала за игрой теней и света на его теле. Жесткие темные волосы взъерошены, на спине красное пятно, на шее что-то вроде засоса. Эмма почувствовала небывалое удовлетворение: все-таки она сумела поставить свое тавро на этот идеал мужской красоты.

Кенни принялся подбирать одежду с пола.

— Пока ты была в ванной, звонила Шелби. У нее благотворительное собрание, а Луиза записана к доктору, так что она просила меня присмотреть за Пети. Вчера я обещал, что весь день будет твоим, но нельзя ли на несколько часов отложить поездку в Остин?

— Конечно!

— Сначала я немного потренируюсь. Может, ты пока почитаешь или займешься чем-нибудь? А хочешь, пойдем со мной. Полчаса на туалет и завтрак тебе хватит?

Эмма кивнула, и Кенни, перекинув через руку рубашку и слаксы, как был обнаженный, направился к двери. Минуту спустя в коридоре раздался негодующий вопль Патрика:

— В следующий раз предупреждай, Кеннет, чтобы я успел запастись нюхательной солью! Хочешь, чтобы я грохнулся в обморок?

Кенни рассмеялся. Послышался стук захлопнувшейся двери. Эмма вздохнула и подошла к шкафу. Как было бы чудесно, если бы он поцеловал ее перед уходом! Он необыкновенно хорошо целуется. И при этом великолепный любовник. Заботливый, бескорыстный, невероятно изобретательный. И так прекрасен, что ей плакать хотелось, глядя на его обнаженное тело. Собственно говоря, она с удовольствием поплакала бы. Но не из-за его удивительной красоты.

Эмма плюхнулась в кресло и закусила губу. У нее осталось немногим больше недели, и необходимо помнить, что Кенни Тревелер оставит глубокий след в ее душе, поможет стать героиней скандала, но все это не продлится вечно. Он не принадлежит ей и принадлежать не будет. Несмотря на то что значила для нее прошлая ночь, она для него — всего лишь способ отвлечься от невеселых мыслей. Крошечное отклонение с избранного курса. Незначительная метка на безбрежном поле для гольфа. Он провел с ней ночь, но был все такой же загадкой, и если она и останется в его памяти, то лишь потому, что не похожа на прежних партнерш.

А вот она никогда не забудет. Ни единого мгновения. Унесет с собой в могилу все события этой ночи. И не только упоительные оргазмы. Близость. Ощущение необыкновенно тесной, почти родственной связи. Спать с кем-то рядом, нежиться в его объятиях, слышать, как бьется мужское сердце… Позволить себе притвориться, хотя бы ненадолго, что они соединены навечно.

Эмма глядела в окно и думала о том, как легко приходит любовь к другим. Но только не к ней. Вся ее жизнь была цепью разорванных связей.

Она вспомнила, как совсем еще маленькой стояла в дверях, глядя вслед машине, уносившей ее родителей. Они собирались провести восемь месяцев в Африке. Да, они любили дочь, но куда сильнее любили работу.

Она пыталась обрести родственную душу в ком-то из учителей или родителей. Некоторые симпатизировали ей, но имели своих детей. Только «Святая Гертруда» никогда не менялась. Надежное, уютное пристанище.

Эта старая величественная «дама» помогла девочке пережить смерть родителей, выдерживать бесконечно длинные каникулы, когда она единственная оставалась в школе, а позже стать педагогом и заботиться о других детях. Она одна никогда ее не предавала.

Но теперь все кончено. Вскоре ей придется покинуть эту древнюю груду камней и кирпича.

И тогда в мире не останется места, которое она сможет назвать домом.

Какой соблазн поплакать и предаться жалости к себе, хотя бы на несколько минут! Но даже этого Эмма не может себе позволить. Не имеет значения, куда занесет ее жизнь! Главное — удовлетворение от сознания того, что школа по-прежнему существует. И дает приют одиноким девочкам. А пока следует решать проблемы по мере их возникновения. Еще несколько дней она вполне может насладиться коротким, но бурным романом с мужчиной, который ее не любит.

Эмма стояла за оградой зооуголка и смотрела, как Кенни несет Питера в самый центр миниатюрного скотного двора.

— Все в порядке, Пети. Этот старый козел тебя не тронет.

Но Пети, очевидно, никому не веря на слово, продолжал жаться к груди брата. Эмма улыбнулась. Зооуголок был устроен на автостоянке небольшого торгового центра, праздновавшего первую годовщину своего существования. Здания, разукрашенные пастельными рисунками сцен Дикого Запада, служили фоном для карусели, веселые клоуны дарили воздушные шары, а различные компании рекламировали свою продукцию, раздавая бесплатное угощение и устраивая шутливые конкурсы.

— Похоже, он здорово проголодался! Кенни нагнулся и протянул козлу морковку. Тот ткнулся носом в его руку, а Питер отчаянно вцепился в рубашку брата. Кенни рассмеялся и отдал козлу лакомство.

— Пожалуй, пойдем-ка мы к кроликам, они тебе больше по вкусу.

Эмма отчаянно пыталась скрыть, как она растрогана. Нельзя так бездумно раскрывать сердце! Одна-единственная ночь, проведенная с мужчиной, еще не дает ей права воображать, будто он держит на руках их общего ребенка! Глупая, отчаявшаяся дурочка! Так истосковалась по любви, что желает ребенка от человека, ни по каким статьям ей не подходящего! Неужели забыла, что ей никогда не нравились юбочники и гуляки?

Эмма брезгливо поморщилась. Собственная ничтожность не вызывала у нее ничего, кроме отвращения. Но правду отрицать невозможно — все равно шила в мешке не утаишь. Она безумно увлечена Кенни Тревелером.