– Если мы сумеем добраться до Рехлинга…

– Поскольку королевский Двор находится в Гастонхау, то все послы соберутся там. Правда, сейчас слишком рано для подобных съездов, но король Гостар нежно любит свою среднюю дочь. До меня дошли слухи, что очень скоро он собирается выдать ее замуж за принца; поэтому он привез ее испить воды из Источника Веры!

– Ох, уж эти суеверия!

– Вполне вероятно, и в то же время – нет. Возле Источника Веры побывал Хранитель; уже одно это отметает все сомнения прочь. Я слышала о многих случаях, когда женщины, страдающие трудными родами, пили воду из Источника. Кстати, Гастонхау был построен королевой Маргет из страха потерять своего четвертого сына, ибо трое ее сыновей до этого появились на свет мертворожденными. А все потому, что она просто лежала в постели и терпела муки. Впоследствии она проводила в Гастонхау большую часть времени беременности, и за последующие годы родила пятерых сыновей и трех дочерей. И всех – совершенно здоровыми!

– Все это красивые истории! Какое отношение к нам теперь имеет королева Маргет? Если Двор находится в Гастонхау и Фанчер направляется туда, мы должны быть совершенно уверенны в нашей «легенде». А лучше сперва отправить туда курьера…

– А почему бы нам просто-напросто побыстрее не поехать в Гастонхау самим?

– Этого не будет, пока я не удостоверюсь, что нас не ожидают там неприятные сюрпризы.

– Удостовериться в чем? Что Фанчер прибыл туда, чтобы создать нам проблемы? Нам об этом и без того известно. Лорд Имберт помешает ему встретиться с королем, а Фанчер не посмеет противоречить самому лорду Имберту. Тем не менее… возможно… Возможно, ты прав, Нелис. Именно сейчас лучше не портить наши планы, даже если причина нашего беспокойства столь ничтожна, как Фанчер. Я передам с посланником записку, при помощи которой он очень быстро попадет к лорду Имберту. И передаст ему мои слова. – С этими словами принцесса потянула за одну из длинных ленточек, высвободив пять длинных косичек, которые она тщательно сосчитала, прежде чем снова завязать в аккуратный узел. – А теперь дайте мне лист ресуаха…

– Игры? – осведомился полковник.

– Да, игры, но с определенной целью. Эту игру лорд Имберт обязательно вспомнит, поскольку когда-то он играл в нее со мною. Это случилось почти сразу после кончины моего отца. Тогда он отдал меня леди Ансле… та была Высочайшей Леди Креста, и этот титул полагался ей по праву, ибо королю пришлось удалить меня со Двора, когда он занемог. Лорд Имберт обожал старинные рассказы. Он приказал собирать большинство из них у певцов Торка, а потом переписывал их, чтобы не забыть. Один рассказ назывался «Пропавшая леди Иннаса». Ее тайными отличительными знаками были прядка волос и оторванный лист. Поэтому, он вспомнит рассказ и выслушает нашего посланника.

Принцесса внимательно осмотрела кусты и деревья вокруг, потом легко подпрыгнула и ухватилась за ветку растения с продолговатыми узкими листьями. Она оторвала самый крупный лист и завернула в него прядку волос.

После отъезда посланника Имфри вскочил на двурога и рассудил, что будет лучше, если они поедут дальше очень медленным шагом. Рядом с вершинами гор, где они пересекли границу, вся местность заросла почти непроходимым лесом, так что им приходилось с трудом пробираться сквозь низко свисающие ветви, опутанные толстыми лианами. Наконец, они добрались до моста, который выглядел очень нарядно и был гораздо шире дороги, по которой они ехали, словно когда-то мост считался более оживленным местом, чем сейчас. С противоположной стороны арки из сплетенных лиан и цветов виднелась маленькая одноэтажная башенка, выстроенная в форме треугольника. Создавалось впечатление, что башня и мост – неразлучная пара. Даже два узких оконца башни напоминали треугольники.

– У тебя есть какие-нибудь деньги? – спросила Лудорика полковника. – Я вижу мост обетов.

– Какой он старый… Наверное потому, что обет должен существовать до тех пор, пока он не выполнится полностью.

– Откуда нам знать? Ну как, у тебя есть деньги, чтобы подавать нищим?

Полковник извлек из-под мундира небольшой мешочек и протянул его принцессе.

– Будьте поэкономнее, ваше высочество. У меня не было времени разбогатеть перед тем, как мы уехали.

Она развязала стягивающую верх мешочка тесемку и вытащила из него металлический кругляш.

– Этого будет достаточно. Мы путешествуем с чистыми руками и без злобы в сердце.

Когда они подошли к треугольному сооружению, принцесса наклонилась с седла и бросила монетку в открытое оконце.

– Во имя благоденствия выстроившего этот мост, во имя благоденствия тех, кто по нему проезжает или проходит, во имя удачного путешествия и, конечно, во имя удачного его завершения, – проговорила она монотонно, словно заклинание.

– Его зовут… – ее указательный палец описал в воздухе дугу, затем коснулся шероховатой и потрепанной временем стены, на которой палец принцессы провел несколько замысловатых округлых линий. – Его имя было Никлас, и он был хозяин… Очень трудно прочесть печать на стене. Но это доброе предзнаменование, что мы едем ради блага Никласа!

Впереди дорогу уже не скрывали ветви деревьев, и вскоре по ее краям появилась высокая ограда. Дорога стала еще шире, и в пыли явственно проглядывались следы колес и копыт, словно этот путь, ведущий к верховью реки, весьма активно использовался пешеходами, всадниками и повозками.

Двуроги больше не могли бежать устойчивым галопом. Тогда их седоки замедлили ход, чтобы заставить их передвигаться легкой, неторопливой иноходью. Утро они встретили в узком проходе и теперь передвигались свободно и легко. Несмотря на то, что они делали привал в горах, Роана снова испытывала голод.

С непривычки ездить верхом ей казалось, что напряженное тело пребывало в дороге по меньшей мере половину жизни. Впрочем, и ее спутники тоже нуждались в небольшом отдыхе.

Внезапно Имфри натянул поводья своего двурога и предупредительно вскинул руку. Один из двурогов запыхтел, а потом затих. Теперь где-то довольно далеко от Роаны раздался звук горна, отчетливый, трубный и громкий.

Роана стояла у окна, медленно перебирая пальцами плотную занавесь. Ей нравилось это ощущение, как и необычная роскошь залы за ее спиной; ей было приятно после пронизывающего холода оказаться в этом гостеприимном тепле. Только что рассвело, и в такую рань, казалось, в огромном замке не было ни души. Но на улице за высокими воротами внутреннего двора замка кипела жизнь.

Из лавки вышел мальчик и из продырявленной банки, заменяющей ему лейку, начал поливать водою булыжную мостовую перед дверью. Он размахивал жестянкой взад-вперед, делая это небрежно, автоматически, не обращая никакого внимания, что вода попадает на широкие юбки проходящих мимо женщин. Серые юбки с украшающими их алыми цветочками были в тон туго завязанным корсажам платьев. Роана увидела женщину, идущую легкими, размашистыми шагами, одной рукою придерживая корзину, водворенную на голову, а содержимое ее корзины скрывали листья.

Эта женщина была лишь первой из маленькой процессии; а серое и алое, поверх гибкого стройного тела, казалось чуть ли не униформой, как и корзина на голове, подобная которой возвышалась над каждой из женщин. Мальчик, поливающий мостовую, что-то выкрикивал им вслед, и они с улыбками оборачивались. Именно такое Роана видела на трехмерных изображениях в кино.

Роана вспомнила, какое впечатление произвел на нее замок, в который они прибыли ночью. Огромный, трехэтажный, выстроенный весь из камня и с очень узкими окнами на первом этаже. Ни одна травинка не смогла пробиться сквозь грязно-коричневую мостовую внутреннего двора замка. И только на его фасаде виднелось яркое цветное пятно – герб. Роана заметила его из окна краем глаза. Герб смотрел прямо на ворота и выглядел довольно внушительно, словно давая понять всем о мощи королевства Ревеньи.