– Ты хочешь сказать, что это – его земли?

– Земли ближайшего родственника. Но как… – Она не договорила, а только тихо выдохнула: – Посмотри туда!

С одной стороны внутреннего двора возле самой стены стояла карета со сверкающим на солнце гербом, притороченном к дверце. Окна кареты были тщательно занавешены, и хотя девушки не заметили ни двурогов, ни возницы, Роана уже не сомневалась, кого привезла сюда эта карета.

– Это же карета… – начала она.

– Конечно! Стоит посмотреть на герб, что на двери…

Роана сперва не понимала всей важности происходящего, пока принцесса не продолжила:

– Это герб самого лорда Имберта! Поэтому карету не осматривали на границе. Вот как им удалось доставить нас сюда без приключений!

– Подожди… – Роана попыталась вспомнить. Она снова мысленно возвратилась в темный внутренний двор Гастонхау, когда лорд Имберт помогал им усесться в карету, ставшую впоследствии их тюрьмой. Она словно воочию видела дверь, освещенную тусклым светом фонаря; но на ней не было никакого герба. Впрочем, его можно было каким-то образом прикрыть. – Прежде на дверце не было герба, – прошептала она.

– Ну и что? Все же специально подстроено!

Откуда-то до них донесся резкий громкий звук, которому ответил трубный призыв горна. К ним подключились фанфары. Во дворе появились люди. Одетые в зеленое или серое, они выстроились в две шеренги по стойке «смирно», в то время как двое из них поспешно направились к воротам, чтобы отодвинуть засов.

– Кто же тот, кто осмелился пойти на такое? – грозно спросила Лудорика.

– Что это значит? – недоуменно осведомилась Роана.

Принцесса повернула побагровевшее от гнева лицо к Роане. Ее глаза расширились, и в них горел необузданный звериный гнев такой силы, что Роана обрадовалась, что это не она вызвала у своей спутницы такие чувства.

– Это же королевский призыв! – прошипела Лудорика. – Никто, кроме тех, в чьих жилах течет королевская кровь, не осмелится издать его! Этот призыв горна – мой! С самого моего рождения! Я наследница королевства Ревеньи, а не кто-нибудь другой!

Ворота отворились, и снова до девушек донесся громкий звук горна, а вслед за ним в воротах появился и сам горнист. Поверх камзола на нем была одета плотная куртка с просторными рукавами и отделанная металлическими кружевами. Половина куртки была красной, половина – желтой. За ним ехал второй всадник, одетый в желтый форменный камзол, а надвинутая на глаза шляпа скрывала его лицо. Роана услышала, что принцесса не дышит, а издает какое-то жуткое шипение.

– Реддик! И он едет за личным герольдом наследника! Это измена, черная измена! Предательство! Заговор! – Костяшки пальцев побелели, когда она еще сильнее вцепилась в решетку, словно хотела выдрать ее из каменной стены, а затем швырнуть, подобно копью, в своего кузена.

Роана прижалась к обитой металлом двери, приложив ухо к ее прохладной поверхности, но смогла услышать лишь биение собственного сердца. В эти мгновения она мечтала иметь при себе хотя бы самое маломощное подслушивающее устройство своей цивилизации. Она не знала даже, сколько сейчас времени, но думала, что его прошло довольно много с тех пор, как те люди пришли за принцессой, оставив Роану одну-одинешеньку в узилище.

Лудорика уходила с ними охотно, по-видимому страстно желая лицом к лицу встретиться со своим тюремщиком-родственником, словно звуки королевского горна привели ее в неистовую ярость, переходящую все мыслимые границы. Роану не на шутку испугал ее уход, и когда принцесса покидала их тюрьму, Роана думала о том, как ее спутнице удавалось сохранить хладнокровие.

Только это не поссорило их. С тех пор как Лудорика ушла, Роана смогла полностью оценить ситуацию и должным образом прикинуть все «за» и «против». У нее имелся единственный долг: выбраться из этого «сейфа» и возвратиться в лагерь. А принцесса указала ей на гору, которая смогла бы сыграть для нее роль своеобразного гида.

Однако сперва надо было убежать из этой комнатушки и, главное, не погибнуть при этом. Во второй раз она встала на колени и изучила засов. Разумеется, он был прост, как все древние вещи. Она сумела бы справиться с ним при помощи соответствующих инструментов. Но в ее драгоценном ремне не было ничего полезного для этой цели, не говоря уже о «маскарадном» платье, надетом на ней (прелестные одежды, которые так восхитили ее, теперь были измяты и испачканы, а когда она надела их, они заставили с презрением подумать о нелепом комбинезоне). Ох, как бы пригодились ей сейчас «кусачки»! Их с принцессой плащи лежали на койке. Роана вернулась к койке и провела руками по меху и ткани, и таким образом обнаружила в капюшоне Лудорики прочную металлическую проволоку, удерживающую мех на месте.

Она надорвала шов, впилась зубами в проволоку и стала медленно вытягивать ее за конец. Она тащила и тащила, пока не вытянула ее всю. И, держа ее в руке, вернулась к двери.

Вечерело. Солнце, разбудившее ее, ушло в сторону, и теперь длинные тени от холмов упали на стены двора. Ее комнатушка почти погрузилась во тьму. Когда тюремщики уводили принцессу, то принесли Роане тарелку с хлебом и сушеным мясом. Она с аппетитом съела все до конца. С тех пор Роана не видела и не слышала никого.

Девушка согнулась и прислушалась. Наконец, до нее донеслись какие-то звуки. Но они доносились не за дверью, а скорее из внутреннего двора замка. Роана подбежала к окну. Она увидели оседланных и готовых к отъезду двурогов. Четырех человек и семерых животных. Фонари скудно освещали сгущающуюся тьму.

Из главного входа, расположенного прямо под ее комнатушкой, вышла группа из трех человек. Судя по одежде, один из них был Реддик; он выходил, крепко держа принцессу за запястье, хотя та, похоже, не сопротивлялась. Они направлялись к двурогам. Третий человек был одет в темное платье и плащ с поднятым до самого горла воротником; голову его закрывал остроконечный капюшон.

Он держал руки перед собой на уровни груди, а в них – что-то блестящее в свете фонаря. Когда они подошли к двурогам, он резко повернулся и оказался лицом к лицу с принцессой. И осторожно поднес к ее глазам то, что держал в руках. Тут же до Роаны донеслись его тихие слова, которые она так и не сумела разобрать.

Реддик поднял Лудорику на седло, где она спокойно уселась. Однако Реддик продолжал держать поводья ее двурога. Когда отомкнули засов на воротах и они выехали со двора, герцог по-прежнему управлял ее двурогом. Потом ворота за ними закрылись.

Роана могла лишь догадываться о том, что ей довелось увидеть. Очевидно, им удалось каким-то образом управлять принцессой. В прошлом Роана видела слишком много подобных сцен. Но как они добились этого (если не считать того, что это имело какое-то отношение к предмету, находящемуся у того человека), Роана понятия не имела. В любом случае, Роану бросили на произвол судьбы, тем самым вынуждая ее вырваться на свободу.

Роана всегда очень тяжело переносила ожидание. Она нервно мерила шагами комнатушку, время от времени ударяя кулачками по своим тяжелым просторным юбкам. Слишком рискованно совершать побег в таком платье. Вероятно, в этой груде камней она могла бы отыскать более подходящую одежду.

В каморке не было лампы, и как только в ней наступила кромешная тьма, Роана вновь опустилась на колени возле двери и начала осторожные манипуляции с проволокой. Подобная работа нуждалась в адском терпении. Ей пришлось полностью сосредоточиться на своих действиях во время работы. Наконец раздался щелчок, и сразу дверь немного приоткрылась, давая Роане возможность понять, что по другую сторону двери совершенно темно. Она выскользнула из своей темницы, осторожно закрыв за собою дверь. Девушка очутилась в маленьком вестибюле, в который вели еще две двери. За вестибюлем виднелась лестница. Роана услышала приглушенные голоса других обитателей здания, а звук приближающихся шагов громко прозвучал у нее в мозгу, как сигнал тревоги.