Дж. Р. Р. Толкин

Легенда о Сигурде и Гудрун

ПРЕДИСЛОВИЕ

Легенда о Сигурде и Гудрун - i_001.png

В своем эссе «О волшебных историях» (1947) отец, рассуждая о книгах, которые читал в детстве, сказал:

Мне не особо хотелось искать зарытые клады или сражаться с пиратами; «Остров сокровищ» оставил меня равнодушным. Иное дело — краснокожие: в этих историях были луки и стрелы (меня и по сей день одолевает желание научиться метко стрелять из лука — желание ни на йоту не утоленное), и странные языки, и отблески архаичного образа жизни, а главное — леса. Но земле Мерлина и Артура эти истории уступали, а лучше всего были безымянный Север Сигурда Вёльсунга и владыка всех драконов. Эти земли были несказанно желанны.

То, что свод древней поэзии на древнеисландском языке под названием «Старшая Эдда», или «Песенная Эдда», оказал глубокое, пусть и подспудное, влияние на его последующие произведения, разумеется, сомнению не подлежит. Во всяком случае, общеизвестно, что имена гномов для «Хоббита» отец заимствовал из первой эддической песни, «Voluspa», то есть «Прорицание вёльвы». Сам он не без сарказма, по обыкновению своему, отмечал в письме к другу в декабре 1937 года:

Сам я не слишком одобряю «Хоббита» и предпочитаю мою собственную мифологию (которая затронута лишь поверхностно) с ее последовательной системой имен и названий… этой мешанине из эддических гномов (дань «Прорицанию вёльвы»), новоиспеченных хоббитов, голлумов (придуманных от нечего делать) и англосаксонских рун.

Однако ж далеко не так широко известно — собственно говоря, почти неизвестно (хотя и выясняется из имеющихся публикаций), что Толкин написал две взаимосвязанные поэмы на тему легенды о Вёльсунгах и Нифлунгах (или Нибелунгах [1]) на современном английском языке, подогнанном под древнеисландскую метрику — более пяти сотен строф. Эти поэмы до сих пор не публиковались, равно как и нигде не цитировались. Они называются «Volsungakvi?a en nyja» — «Новая Песнь о Вёльсунгах» и «Gu?runarkvi?a en nyja» — «Новая Песнь о Гудрун».

Ученые познания моего отца отнюдь не ограничивались «англосаксонистикой»; он профессионально освоил песни «Старшей Эдды» и древнескандинавский язык (термин, что в обиходе является синонимом древнеисландского, поскольку бо?льшая часть сохранившейся древнескандинавской литературы написана на исландском). На самом деле, на протяжении многих лет после того, как в 1925 году отец стал профессором англосаксонского языка в Оксфорде, он был и профессором древнеисландского, хотя такой должности не существовало. Как минимум, с 1926 по 1939 г. он ежегодно читал лекции и вел занятия по древнеисландскому языку и литературе. Однако, невзирая на его заслуги в этой области, признаваемые даже в Исландии, отец так ничего и не написал на тему древнеисландского языка с расчетом на публикацию — кроме разве что «Новых Песней»; да и тут, насколько мне известно, никаких свидетельств «за» или «против» не сохранилось — если не считать перепечатанной под диктовку рукописи, неизвестно каким годом датированной и иного интереса не представляющей. Зато сохранились многостраничные заметки и наброски отцовских лекций, хотя и по большей части записанные наспех, зачастую на грани неудобочитаемости — или уже за гранью.

«Новые Песни» возникли как следствие этих ученых занятий и датируются примерно тем же периодом. Я склонен отнести их скорее к более поздним годам пребывания отца в Оксфорде до Первой мировой войны, нежели к более ранним: возможно, к началу 1930-х; но разве что по наитию, бездоказательно. Две поэмы, как я понимаю, взаимосвязанные временем создания, представляют собою произведение весьма значительное.

Можно предположить, — хотя никаких подтверждений тому нет, — что отец взялся за древнеисландские песни как за новый поэтический проект, после того как оставил «Лэ о Лейтиан» (легенду о Берене и Лутиэн), ближе к концу 1931 года («The Lays of Beieriand», с. 304).

Взаимосвязь между этими поэмами и древними первоисточниками весьма сложна; песни — это никоим образом не переводы. В самих источниках, разнообразных по своей природе, немало неясностей, противоречий и загадок: и наличие этих проблем легло в основу отцовского замысла в том, что касается написания «Новых Песней».

Насколько мне известно, отец на них практически не ссылался. Не припоминаю ни одного разговора с ним на эту тему, кроме как в самом конце его жизни, когда он завел о них речь и попытался отыскать их, но безуспешно. Однако он вскользь упомянул об этом произведении в двух письмах к У. X. Одену. В письме от 29 марта 1967 года («Письма Дж. Р. Р. Толкина» под редакцией X. Карпентера, письмо № 295) отец благодарит Одена за присланный перевод «Прорицания вёльвы» и обещает прислать взамен, «если только сумею найти (надеюсь, она не пропала бесследно), одну вещицу, написанную мною много лет назад, когда я пытался освоить искусство аллитерационной поэзии: попытка свести воедино все песни о Вёльсунгах из “Старшей Эдды”, написанные древними восьмистрочными строфами в размере форнюрдислаг» (так называется древнеисландский аллитерационный строфический размер, используемый в большинстве «эддических» песней, он же — «эпический размер»). Год спустя, 29 января 1968 года, он писал: «Где-то у меня тут завалялась длинная неопубликованная поэма под названием “Volsungakvi?a en nyja”, написанная по-английски восьмистрочными строфами форнюрдислага — своего рода попытка свести воедино весь эддический материал о Сигурде и Гуннаре».

«Объединить», «свести воедино» материал песней «Старшей Эдды» — так сформулировал отец свою задачу почти сорок лет спустя. Если говорить только о «Новой Песни о Вёльсунгах», его поэма как повествование по сути своей именно упорядочиваети разъясняет, выявляет связный замысел или структуру. Однако ж не следует забывать следующие слова отца: «Авторы каждой из этих песней [т. е. песней «Эдды»] — авторы, а не собиратели, переписавшие и раздергавшие их на отрывки позже — сочиняли их как отдельные самодостаточные произведения, которые можно слушать в отрыве от прочих, имея лишь общие представления об истории в целом».

Можно утверждать (и мне кажется, я прав), что отец представил свое ви?дение источников в форме, которую возможно воспринимать независимо от сомнений и споров в области «эддических» и «нибелунговских» исследований. «Новые Песни» сами по себе — эти тщательно проработанные поэмы, близко воспроизводящие стиль и размер «эддических» песней — обладают первостепенной важностью. Здесь они представлены как последовательные тексты, без какой бы то ни было редакторской правки; все остальное в этой книге играет вспомогательную роль.

То, что в книге тем не менее так много дополнительного материала, требует некоторых обоснований. Вероятно, необходимо прокомментировать своеобразный отцовский подход к трактовке легенды. Дать подробный обзор проблем, с которыми столкнулся отец, означало обременить первоиздание «Новых Песней» (спустя почти восемьдесят лет!) тяжким грузом научных дискуссий. О таком даже речи не шло. Но мне казалось, что публикация поэм предоставляет возможность услышать самого автора — посредством заметок, подготовленных для лекций. В них и рассказывается (с характерными отцовскими интонациями) о сомнительных или трудных для понимания элементах древних текстов.

Следует также упомянуть, что отцовские поэмы не всегда легки для восприятия; такова же суть древних первоисточников, послуживших для них образцами. В одной из лекций отец говорил: «В древнеанглийском стремились к широте размаха, полноте, рефлексии, элегичности. Древнеисландская поэзия стремится «схватить ситуацию», нанести удар, который запомнят надолго, высветить момент точно вспышкой молнии — и тяготеет к краткости, плотной заполненности языка в том, что касается смысла и формы…» Это стремление «схватить ситуацию», «высветить момент» при отсутствии четкого и последовательного развития сюжета, с акцентом на «сиюминутное» характеризует и «Новые Песни». И здесь не помешает подсказка-другая — в придачу к кратким прозаическим пояснениям, которыми отец сопроводил отдельные фрагменты «Новой Песни о Вёльсунгах».

вернуться

1

Здесь и далее слово «Нибелунги» пишется с прописной буквы, когда оно употребляется как имя собственное, для обозначения рода и его отдельных представителей, и со строчной — когда оно обозначает сказочных существ, хранителей клада (такое написание закрепилось, в частности, в названии знаменитой «Песни о нибелунгах»). — Примеч. пер.