— Значит, нидхаги подумали, что началось это самое великое землетрясение?

— Да, на это я и рассчитывал.

— А сигнал, который мы трубили, что это — условный знак?

— Этот сигнал подаст дэв по имени Хейм-Риэл. Он подаст его, когда вырвется Гарм или когда станет ясно, что он скоро вырвется. По нему все люди должны бежать в Рагнаим или Асгард. Кто успеет — спасется, хотя я и не знаю, как можно спастись, если весь мир погибнет.

— А Гарм обязательно должен вырваться? Кто посадил его на цепь? И почему нам не рассказывали об этом сигнале? Попробуй догадайся, что по нему нужно бежать в Асгард!

— Подожди, Гил, потом поговорим. Мы уже пришли.

Отряд стоял перед входом в ущелье. Две высокие скалы, смыкаясь наверху, образовывали подобие арки. За ней был мрак — лунный свет не проникал в узкое ущелье.

— Будем ждать Беллана или сразу пойдем? — спросил кто-то из воинов.

— Подождем. Все равно без факелов мы там ничего не увидим, — сказал Ки-Энду.

— Тихо! Слушайте! Что это?

Из ущелья доносился какой-то шум — он нарастал, приближался, и вот из темной арки один за другим стали выскакивать разъяренные нидхаги с палками и камнями в руках.

— Рса дейр! — крикнул один из них, указывая на людей.

— Тэт фра омр! Смерть им!

— Остановитесь! — сказал Ки-Энду. — Мы не хотим вам зла, но и себя не дадим в обиду. У вас палки и камни — у нас стрелы и мечи. Остановитесь!

Но нидхаги продолжали надвигаться. С грозным рычанием, плечом к плечу, шли они на людей; воины Ки-Энду теперь видели, что врагов совсем немного — не больше десятка.

— Я не смогу убивать безоружных, — шепнул Гил.

— Я тоже, — сказал Ки-Энду.

Один из нидхагов, самый высокий, взревел, словно раненый зверь, и поднял дубинку. Нидхаги бросились на людей.

На закате Син-Оглан привел свой отряд к южному входу в ущелье. Туда же подогнали множество пустых телег. Солнце зашло, стало быстро темнеть. Прошел час, люди устали вслушиваться в тишину. Бхарг и Эалин сидели рядом на траве и негромко беседовали.

— Главное — поменьше ругаться и смягчать согласные, — говорила Эалин. — И еще, когда хочешь образовать множественное число, не рычи, а добавляй к слову «ин» или просто «н», в зависимости…

— Нытхакр раньше были люди, — сказал Бхарг, погруженный в свои мысли, — потом тунр приходит, брат люди, делает злыр нытхакр.

— Ты меня не слушаешь! Кто такие туны? Почему ты опять рычишь?

— Яхр стараюсь! Туны — это черный великанр. Страшный, злый, лицо-то как у мертвый нытхак, пальцы длинный, белый, как кость, глаза красный, как уголь в них Гарм горит. Главный тун, его зват — Шемай-Лох.

Эалин изумленно посмотрела на Бхарга. Она уже открыла рот, чтобы что-то спросить, но в этот момент из-за гор донесся звук горнов, а затем глухой рокот, похожий на далекие раскаты грома.

— Всем приготовиться! — крикнул Син-Оглан. — Скоро они будут здесь.

Бхарг вскочил и подбежал к Син-Оглану.

— Яхр ходыт навстречу. Пора. Дейр сразу не остановятся. Яхр все им сказат, как надо.

— Ну, иди. Удачи тебе. Будь осторожнее!

Бхарг скрылся в ущелье. Далеко на севере трубы играли сигнал Хейм-Риэла, камни с грохотом неслись в долину. Потом все стихло.

Медленно тянулись минуты. Мирегал тихонько подошла к Эалин, села рядом и прижалась к ней.

— Мне страшно, Эа… Я так боюсь за Гила. Ему приснилось сегодня, что он тонет в крови. Что-то ужасное должно случиться, я чувствую!

— Уже случилось — мы начали войну! Теперь надо быть мужественными. Ты же всегда была такая смелая, Мирегал!

— Бхарг рассказывал тебе про каких-то страшных черных великанов…

— Как не стыдно подслушивать!

— А я вовсе и не подслушивала, просто сидела рядом, вот за этим кустом. Что это за великаны?

— Я и сама не знаю. Мы учили историю, но про великанов нам не рассказывали — только про дэвов, про войну, про людские царства, немножко про нидхагов… Но Бхарг сказал, как зовут главного из этих тунов, и, мне кажется, я начинаю понимать, кто они такие… Но это слишком невероятно… Я должна еще подумать.

— Почему все люди после учения становятся такими нудными и говорят загадками? Хотя бы думай вслух, чтоб мне не было так скучно.

— Вслух я не умею, прости, пожалуйста, — Эалин замолчала.

Мирегал уже была готова совсем рассердиться, когда из ущелья вышел Бхарг — с подбитым глазом, в разодранном плаще, но явно довольный.

— Дейр сдаются. Ил выходыт по одному. Мало не верит, обратно в долину бежат. Глупый — Ки-Энду ил их убиват.

Никто из отряда Ки-Энду не решился стрелять в безоружных или рубить их мечами. Отразив первые удары, они схватились с нидхагами врукопашную. Началась свалка. У Гила отчаянно болело прокушенное плечо, правая рука почти не действовала. Громадный нидхаг повалил его и стал тянуться скрюченными пальцами к горлу. Несколько воинов уже лежали на земле, оглушенные ударами мощных кулаков. Один из нидхагов завладел мечом и бросился на Ган-а-Ру. Завязался жаркий поединок. Ру отступал, щит его раскололся; вот он прислонился спиной к скале, нидхаг занес меч…

Топот множества бегущих ног раздался с севера.

— Держитесь! Мы здесь! — Беллан и его люди спешили на помощь отряду. В воздухе пропели стрелы. Нидхаг выронил меч, упал лицом вперед, пытаясь уцепиться за плащ Ган-а-Ру, но руки разжались, и он сполз на землю. Тот, что душил Гила, взревел, ослабил хватку и тоже упал. Из оскаленной пасти потекла струйка крови. Остальных схватили и связали.

Ки-Энду, прислонившись к камню, сел. Оглядев свое войско и увидев, что все живы, он устало закрыл глаза и произнес:

— Еще двое погибших… Теперь, наверное, все… Пока они не вернутся.

Из другого конца ущелья выходили нидхаги. Они глухо ворчали и хмурились, но покорно давали связать себе руки и садились в телеги.

Когда длинная вереница повозок выехала из Крайнего Пригорка, уже начинало светать. Процессия представляла собой зрелище доселе невиданное, поглазеть на него сбежались все, кто еще оставался в долине. В каждой повозке сидело по десятку косматых угрюмых нидхагов. Временами они выкрикивали угрозы и проклятия, но вяло и без настроения.

Между повозками и по обе стороны от них двигался победоносный Ио-Син-а-Хут: добродушные деревенские парни в полном вооружении, веселые, гордые победой. Здесь были только люди из отрядов Энара и Син-Оглана, не видевшие крови и потому беззаботные и радостные.

Совсем не так выглядели те, кто вышел на рассвете из ущелья вслед за нидхагами. Воины Беллана и Ки-Энду еле держались на ногах от усталости, побоев и ран, их одежда была забрызгана кровью и грязью. Они несли трех мертвых нидхагов — двух мужчин и ребенка, и гнали перед собой двенадцать пленных.

По требованию женщин — а кроме них никого не осталось в Крайнем Пригорке — Гил и еще шестеро раненых (в том числе два нидхага) были немедленно вверены заботам Эалин и вместе с ней отправлены на повозке в Белые Камни. Остальных разместили в Крайнем Пригорке и тотчас же уложили спать.

Гил проснулся только поздно вечером. Рана на плече, промытая и перевязанная его заботливой сестрой, почти не болела, но голова раскалывалась, и перед глазами бежали круги. Во сне его мучили кошмары, он чувствовал себя совершенно разбитым. Спустившись в гостиную, он увидел Эалин. Она спала в кресле, бледная и усталая. При звуках шагов она открыла глаза.

— Что случилось?

— Ничего. Я проснулся. Почему ты не ложишься в постель?

— Я не собиралась спать. Просто присела на минутку. Как твоя рука?

— В порядке. А как остальные?

— У Гилдора перелом. Больше ничего серьезного. У тебя не болит голова?

— Болит… — Гил присел рядом. — Кошмары снились. Иди ложись, Эа, ты же устала… Посмотри, какие у тебя синяки под глазами.

— Ерунда. Лучше расскажи мне о своем самочувствии. Какие тебе снились кошмары?

— Я почти ничего не помню… Какие-то собаки за мной гнались.