«Как ты думаешь, Тихон, — негромко заговорил Женька, приподнимаясь на широкой дубовой кровати, — что за странный город, этот Нордсвилл? Здесь даже харчи сохранились. И люди какие-то странные? Когда я жил в горах, там только и разговоров было, что о тварях, обращенных, вакцине и тому подобных проблемах. Здесь же за все время ни слова не было сказано о всемирной напасти. Что не так с этими людьми?»

Женька замолчал, уставившись в потолок, и некоторое время не произносил ни звука. Его настороженные расспросы пробудили в моей голове новые сомнения. А что, если господин Свиридов все же изобрел ту самую сыворотку, подчиняющую сознание и провел очередной опыт. Поведение местных нельзя назвать агрессивным, они слишком доброжелательны для послушных исполнителей чужой воли, однако их общая одинаковость неизменно отсылает к смелым опытам Ивана Ивановича. Под неторопливое течение околонаучных идей мое сознание затуманилось, и я постепенно погрузился в состояние легкой дремоты, превратившейся в крепкий здоровый сон.

Среди ночи нас разбудили заполошные крики, шум сдвигаемой мебели, звон разбившихся глиняных кувшинов. Спросонок я живо представил себе визит групп реагирования, прочесывающих местность в поисках тварей. Внезапно возникшая в голове картина согнала остатки сна и подбросила меня на кровати. Женька давно уже не спал, настороженно прислушиваясь к грохоту и кидая на меня нечитаемые взгляды.

«Что там происходит? — пробормотал он, заметив мое пробуждение, — на облаву вроде не похоже. Что-то случилось, Тихон»

В моей голове, как по команде, возник длинный список причин, по которым мне не следовало бы попадаться на глаза властям, и решение сбежать из гостеприимного трактира обозначилось само собой.

«Уууиии, еаа,» — оповестил я приятеля о своих планах и потянулся к синтетическому шарфу. Наша комната располагалась под самой крышей, и если воспользоваться общей паникой, развернувшийся внизу, можно попробовать уйти через чердак. Женька уже давно научился разбираться в моих невнятных завываниях и без возражений поддержал идею побега. Благодаря моим новым сверх способностям мне без труда удалось преодолеть неровные скаты трактирной крыши, и уже спустя десяток минут мы с Женькой неслись по темным улочкам ночного Нордсвилла. Женька то и дело оборачивался, рискуя свернуть себе шею, и прислушивался к шуму возможной погони. Однако, грозные разборки не торопились покидать пределы ночлежки. Возможно, бравые солдаты безопасности все еще крушат простенький интерьер трактира, отыскивая ненавистных тварей. То, что охота объявлена именно на них, ни у меня, ни у Женьки не вызывало сомнений. По словам ныне покойного Захара, подобные рейды были не редкость даже в таких незамутненных провинциальных городишках. Промчавшись мимо притихших невысоких домов, мы уткнулись в прочный забор, выложенный из камня. Что скрывалось за столь внушительным ограждением, оставалось только догадываться, и возможно было чистым безумием соваться на неизведанную территорию, однако у нас не оставалось выбора. По обеим сторонам узкой улицы толпились частные дома, а страх преследования гнал нас, подталкивая в спину. Женька подпрыгнул, цепляясь за неровный край ограждения, и ловко перебросил свою худую тушку в чужой двор. Я привычно повторил его маневр, с удивлением обнаруживая, что двор, где мы оказались, вовсе не частный, и в целом на двор не похож. То, что открылось нашему взору, скорее являлось местным кладбищем, о чем красноречиво говорили торчащие повсюду каменные силуэты надгробий. Женька с суеверным ужасом засобирался обратно, явно не желая оставаться ночью в таком неприглядном месте. Если бы я умел говорить, то наверняка убедил бы заполошного брата, что круче места для укрытия придумать невозможно, что недалекие вояки, несмотря на внешнюю храбрость, побоятся сунуться на погост, и что до утра мы в полной безопасности. Но говорить я не умел, а мои настойчивые повизгивания звучали крайне неубедительно. Покружившись по местности и еще раз удостоверившись в правильности первоначальных выводов, мы все же рискнули сделать небольшой привал. Тем более, что сразу найти выход из скорбного места у нас не получилось. Женька, утомившись переживать, со вздохом присел на одно из каменных оснований и пристально всматриваясь в мою искаженную морду, проговорил:

«Ты идиот, Тихон. А в образе чудища идиот вдвойне. Начерта ты приволок нас на этот погост? Скорей всего тут где-то поблизости бродит сторож, и сейчас он обязательно сбежится на шум. Как ты объяснишь ему свое нахождение здесь? Скажешь, что пришел навестить дядюшку? Так ты и этого не скажешь. Ну промычи мне, как нам выбраться из очередной жесткой ситуации, а?»

Я с искренним изумлением слушал Женькины откровения, не в состоянии напомнить ему, что он первый перелез через стену, а что касается сторожа, то тот наверняка не станет поднимать панику, поскольку давно привык ко всякого рода явлениям. Вместо долгих объяснений, я присел рядом с приятелем и машинально принялся обрывать растения, украшавшие чей-то вечный приют. Внезапно меня привлек очень знакомый запах, источаемый сорванной травой. Каково было мое изумление, когда в растении я узнал редкую лекарственную траву, способную творить чудеса в области медицины. Я, повинуясь порыву, набил карманы безразмерных штанов ценным растением и на всякий случай огляделся по сторонам. Почти каждое надгробие было обсажено лекарственными травами, которые давно уже считались редкими и имели баснословную ценность в кругах практикующих лекарей. Увидев перед собой благую цель, я богохульно принялся обносить могилы, с жадностью пихая в карманы лекарственные образцы. На все Женькины ошарашенные взгляды и реплики я только многозначительно взрыкивал, предлагая ему заткнуться. Когда мои запасы пополнились, я удовлетворенно выдохнул и снова занял место возле обалдевшего брата.

«Ты чего это, Тихон? — едва слышно проговорил он, — чего ты ползал тут по грязи? Придумай лучше, как нам свалить отсюда. Местные пейзажи вызывают оторопь и романтике не способствуют. Я хочу домой, Тихон. Отвези меня хотя бы в горы. Там, разумеется, у меня и дома-то никакого нет, но там я привык. Знаешь, последние лет пятнадцать я жил на склонах и вполне был доволен жизнью.»

Пока Женька предавался тоскливой ностальгии, позади нас послышались чьи-то размеренные шаги. Мое живое воображение мигом нарисовало пугающие иллюстрации к эпизодам зомби апокалипсиса, сопроводив их разными звуковыми эффектами. Поэтому, когда перед нами возник скрюченный дед, явно живого происхождения, я испытал нечто вроде разочарования.

«Кто вы такие и чего тут делаете? — очень равнодушно прошамкал он, а в моей голове прозвучала Женькина реплика о покойном дядюшке.

«Мы заблудились, — без затей озвучил Женька, — пришли навестить родственников, но не нашли их надгробий. Помогите нам выбраться отсюда.»

Дед еще больше скрючился, видимо так пытаясь четче осознать услышанное и недоверчиво уточнил:

«Они что же, прямо тут проживают?»

«Кто? — озадачился Женька.

«Ну, родственники эти ваши, — охотно проговорил дед, — к которым вы пришли?»

Женька уставился на неясного собеседника и с сомнением повторил:

«Они умерли давно, разумеется.» — в речи Женьки зазвучала неуверенность, а я подумал, насколько точны наши выводы относительно погоста.

Дед с пониманием кивнул и сделал знак следовать за ним. Мы бодро приподнялись с насиженных мест и пошлепали за загадочным проводником, осторожно обходя сровнявшиеся с землей старые могилы. Дед своим совершенно безучастным видом странным образом располагал к разговору и любопытный Женька, не удержавшись, весьма смело поинтересовался:

«А что, в вашем городке справились с эпидемией? Каков процент заболеваемости?»

Женька умело жонглировал привычными фразами, последние пять лет наводнившими все средства массовой информации, однако для деда они прозвучали будто бы впервые.

«Заболеваемости? — переспросил он, — ну было пару случаев, конечно. Прошлой зимой Иннокентьевна слегла, думали все, кранты. Ну да ничего, оклемалась. Сейчас вот бегает, скандалы учиняет. Покоя от нее нет!»