Рассказ Насти получился жалостливый и очень складный, но он не давал ответа на мой главный вопрос. Однако наша гостеприимная хозяйка ловко перевела тему на отвлеченные предметы и решительно не желала возвращаться к прерванной беседе. Когда коньяк был уничтожен, а мясо съедено до костей, я решил закончить рандеву и бодро поднялся, благодаря Настю за взваленные хлопоты.

«Не стоит, Прохор, — пробормотала она, равнодушно пожимая плечами, — и мой тебе совет, не торопись. Завтра будет новый день, там и решим.»

Что собиралась решать новым днем чрезмерно деловая мадам, осталось за кадром, но в чем-то она была права. Мы с Женькой оказались в чужом городе, без денег, жилья и перспектив, а за окном сгущались сумерки. Предложение девушки встретить рассвет в комфортных условиях показалось мне как нельзя кстати, и я нехотя присел обратно, тщательно выражая полное смущение незапланированными обстоятельствами.

На ночь Настя отвела нам широкий гостиный диван на втором уровне необъятного жилища, и, пожелав нам спокойной ночи, отправилась вниз. Полночи Женька выдвигал мне разные варианты Настиной занятости и, остановившись на ожидаемой гипотезе о тайном шпионаже, счастливо засопел, утыкаясь в мягкие подушки.

«Только у агентов национальной разведки могут случиться такие шикарные хоромы, — пробормотал он, нисколько не смущаясь своего полудетского предположения. Женька был очень далек от нюансов современных реалий, и я не мог его винить за это.

Утро встретило нас тишиной, темнотой и полным отсутствием гостеприимной хозяйки на территории апартаментов. В окна едва заметно протискивался рассвет, наполняя огромный зал невнятными очертаниями и предлагая нам тоже начинать новый день.

«Доброе утро, Настя! — на всякий случай проговорил я, спускаясь по монструозной лестнице в нижнюю гостиную. Ожидаемо, ответа я не получил, и побродив по комнатам, двинулся в столовую, варить себе химическую бурду, которая в этой жизни заменяла мне кофе. Настина кухня была нашпигована всякими модными приспособлениями, многие из которых стали для меня настоящим откровением. На полупрозрачной столешнице громоздилось устройство, с виду напомнившее мне многофункциональную кофе машину, однако оно было призвано угощать печеньками и разного рода яствами, достаточно было засыпать внутрь растворимого химического порошка.

«Тихон, давай выбираться отсюда, — привычно занудил Женька, вопреки своим принципам впервые решив проигнорировать нормальный завтрак. — мне кажется странной эта Настя. Я ни за что бы не оставил у себя в съемной квартире малознакомых людей, к тому же одних. Почему она уверена, что мы не ограбим ее и не разломаем здесь все?»

Идеи грабежа не оставляли Женьку не на минуту, и я начал всерьез опасаться, что мой распоясавшийся братец больше никогда уже не примет свой прежний облик законопослушного гражданина. Однако его опасения были обоснованы, и я без труда согласился с его предложениями. Во мне были живы воспоминания о моих собственных прегрешениях, и я старался как можно меньше привлекать к себе чужое внимание.

Наши планы побега остались планами, поскольку мудреный замок Настиной квартиры закрывался кодовой комбинацией и на беззвучное исчезновение шансов не оставлял.

«Теперь ты понял, почему она такая смелая? — хмыкнул я, бесполезно сражаясь с хитрым изобретением, — даже если бы у нас в планах первым пунктом стояло обнести этот музей, дальше прихожей дело бы не пошло. Расслабься, Женька и получай удовольствие от шикарных условий нормального существования. Кто скажет, где в ущельях мы отыщем что-то подобное»

Расслабиться никак не получалось, поскольку сама территория наводила на пугающие мысли, а Настины задумки продолжали оставаться неясными, и мы тупо просидели в гостиной, ожидая возвращения продуманной девицы. Настя вернулась ближе к вечеру, измотанная и понурая.

«Приношу извинения за то, что заставила вас поскучать,» — буркнула она, скрываясь в ванной. Больше никаких объяснений мы от нее не дождались, а беспокойный Варвар нашел в Настиных словах неопровержимое доказательство собственных ночных опасений.

За ужином она правда немного приоткрыла таинственную завесу своей деятельности, рассказав о новом изобретении, над которым трудится все мировое сообщество. Добровольно лишенные источников информации, мы с изумлением узнавали весьма шокирующие факты. Неведомая инфекция, постепенно сошедшая на нет, оставила после себя сдачу, наградив переболевших и обратившихся граждан заторможенным сознанием и неадекватным восприятием действительности. Пока подобные факты были зафиксированы в весьма ограниченном числе, и касались преимущественно жителей окраин, однако власти всерьез обеспокоились проблемой распространения новой заразы и нагрузили научный мир новыми задачами. Настя рассказывала о новостях, сохраняя полупрезрительное выражение измотанного трудовыми буднями миловидного личика, как будто в том, что она говорила, не было ничего выходящего из общего привычного ряда событий. Позже, когда Настя оставила нас, отговорившись усталостью, Женька напомнил мне о странных обитателях деревушки, где осталась наша верная ржавая лошадка.

«Заряди браслет, Женя, — пробормотал я, — узнаем новости из первоисточника».

Я рассчитывал услышать размеренный суровый голос, отрывисто вещающей о начале новой мировой катастрофы и приготовился к новому витку советов и распоряжений. Каково было мое удивление, когда вместо привычного перечисления пунктов, которые следует соблюдать, до меня донеслось весьма фривольное сообщение о полном ахнунге, разбавленное обязательным пожеланием всех ознакомленных с текущими событиями валить лесом. Женька, наконец-то вспомнивший о хороших манерах, только хмыкал, отказываясь верить услышанному.

«Как они вообще допустили такие речи в эфир? — бормотал он, вспоминая о жесткой цензуре и тщательной фильтрации всего, что было призвано служить новостями. — может, это какая-нибудь альтернативная волна?»

Последнее предположение не выдерживало никакой критики. Информационная волна была единственной, все прочие источники были изъяты из обращения и подвергнуты остракизму. Мне было даже интересно послушать что-то такое, что стало для меня давно забытым и нереальным. Данные, полученные от Анастасии совпадали с тем, что услышали мы, ну, во всяком случае, своим смысловым наполнением. Способы донесения, разумеется, немного отличались. Во мне снова шевельнулся задремавший ученый, и я решительно двинулся вниз, игнорируя основы приличия.

Настя сидела в столовой, оперевшись на согнутые руки и незаметно покачивалась из стороны в сторону. Возможно, таким образом она пыталась обрести утраченную силу и зарядиться энергией. А может, просто решила примкнуть к рядам занедуживших.

«Не спится?» — пробормотал я наудачу, не рассчитывая на задушевные беседы.

Настя помотала головой и подняла на меня покрасневшие глаза.

«Ох, Прохор, — едва слышно выдохнула она, — все, что мы делаем, бесполезно. Безумие прогрессирует и вряд ли мы сможем так быстро остановить его. Наша лаборатория считается независимой и секретной, впрочем, сейчас нет ни одной, которая не носила бы такого почетного звания. Так вот, сотрудники, которые составляют основной штат, жонглируют теми составляющими, из которых состряпано противоядие. Они просто не в состоянии создать что-то кардинально новое, но продолжают корчить из себя невероятно умных и значимых. Я говорила тебе то же самое про сотрудников Центра изучения чрезвычайных ситуации, я ошибалась, Прохор. Если сравнивать интеллектуальные показатели, то мой предыдущий босс просто гуру медицины в сравнении с нынешним. Ты слышал, что научным сообществом пересмотрены нормативы умственного и эмоционального развития и внесены корректировки? Теперь умным считается тот, кто умеет складывать в пределах первого десятка и может отличить треугольник от синего цвета.»

Я ничего такого не слышал, поскольку весь последний год сознательно не обращался к своему браслету. Откровения Насти шокировали, а мне снова захотелось вернуться в строй. Я еще помнил таблицу умножения и мог переходить улицу на зеленый свет, я мог бы принести пользу обществу.