«Что с ней было, Тихон? — прошептал Женька, — форма эпилепсии?»

«Не думаю, — как можно равнодушнее отозвался я, — но с уверенностью могу сказать, что Мартын именно по ее неадекватному поведению определил неисправность установки. Иначе, для чего он так рисковал бы, открывая мне «государственные» тайны? К слову, не думаю, что правительство сильно в курсе этих задумок.»

Мои рассуждения были прерваны новым Женькиным восклицанием, в этот раз содержавшим только изысканные литературные обороты.

«Соня сбежала, — завершил он творческий пассаж и потянул меня в комнатушку, где обычно спала девочка. Ее кровать была аккуратно заправлена, а одежда, на ночь сложенная на стуле, категорически отсутствовала.

Этого не хватало, мелькнула мысль. Где нам искать эту ненормальную, учитывая ее особенности поведения? До самого утра мы проторчали с Женькой на кухне, и ни разу мой свободолюбивый друг не упомянул в длинном перечне озвученных вариантов решений идею побега. Мартын вернулся к утру, хмурый, нервный и злой. Я приготовился получать пряники и мысленно прощался с обретенной свободой, однако Мартын продолжал безмолвствовать. Женька, верный данному слову, отчаянно делал вид, что вообще не в курсе происходящего и только шумно вздыхал, сетуя на чрезмерную производственную нагрузку. Когда Мартыну надоело ломать комедию, он жестом предложил мне прогуляться, попросив Женьку ждать нашего возвращения дома. Исчезновение Сони никак не отозвалось в сострадательной душе доктора, и он только махнул рукой на озвученные новости. Мне подумалось, что Мартын давно уже понял, что Соня не имеет ко мне никакого родственного отношения, а может и вовсе забыл про это недоразумение, озадаченный собственными переживаниями.

«Прохор, — обратился он ко мне, едва мы оказались в парке, — ты вызываешь доверие, и надеюсь, что я не ошибся в выводах. То, что я сказал тебе там, в лаборатории, немного грешит против истины, однако тоже имеет весьма важное значение. Я хочу предложить тебе немного поработать у нас. Неофициально. Я проведу тебя как стороннего специалиста, не упоминая имени, но постараюсь выбить для тебя все возможные преференции.»

Я верил и не верил в собственную удачу. Такого легкого способа вновь попасть в стены лаборатории, я не озвучивал себе даже в качестве мечты, и поэтому, не раздумывая согласился, решив рассмотреть плюсы и минусы немного позже.

От прежней жизнерадостности Мартына остались невнятные отголоски, он продолжал хмуриться и выпадать в астрал, забывая про мое присутствие.

«В чем будут заключаться мои обязанности?» — вернул я его не грешную землю. Я не рискнул лезть с подробными вопросами о деятельности лаборатории в целом, поскольку и без них был хорошо осведомлен о многих нюансах. Мне нужно было максимально правдоподобно сыграть преданного фаната общего дела, чтобы не привлекать лишнего внимания. Мартын с готовностью озвучил несуществующие цели и задачи, пригласив меня примкнуть к рядам, после чего, наконец, перестав кривляться, рассказал о моей роли в предлагаемом фарсе. Мне вменялось наблюдать работу коробки и время от времени изменять состав формулы, увеличивая степень воздействия активных компонентов. Вероятно, ни Мартын, ни его соратники ни черта не смыслили в химии, поскольку мое ночное вмешательство уже должно было насторожить их всех.

«Есть одно условие, Прохор. — спустя паузу, озвучил Мартын, — установка работает непрерывно, а, соответственно, действие препаратов подвергается такому же неустанному контролю. Тот, кто был обязан следить за этим, не справился, и теперь ты заступаешь на его место. Не подведи меня, Прохор.»

С начала следующего дня моя деятельность была заключена в строгие рамки контроля за жужжащей коробкой. Мне было откровенно скучно поддерживать в рабочем состоянии дорогостоящее оборудование, впустую сотрясающее воздух. Я активизировал соединения, которые не несли ни вреда, ни пользы и с упоением разбазаривал чей-то бюджет. Иногда в мою голову забредали воспоминания о моем приятеле Иннокентии Шварце, в свое время много средств тратившего на собственные развлечения и поддержание определенного статуса. Мне казалось удивительным, что у такого эгоистичного стяжателя вырос такой одержимый внук. Однажды я не выдержал и при очередном свидании с Мартыном поделился своим наблюдением.

«Мне кажется, — начал я очень нейтрально, — твой дед гордился бы таким увлеченным наукой потомком. Он наверняка тоже был гениальным ученым.»

«Он был пьяницей и убийцей, — без затей отозвался Мартын, вызвав у меня недоумение, — бабка рассказывала мне о его массовых попойках с такими же лодырями и алкашами. Правда, дед устраивал все таким образом, что эти оргии казались сказочно респектабельными и важными встречами. Но суть оставалась прежней — собрать побольше богачей, напоить всех до состояния невминоза и спеть пару-тройку разудалых песен. Отвратительно, на мой взгляд. Хорошо, что дед уже умер. А что касается его увлеченного наукой внука…»

Мартын замолчал и снова погрузился в раздумья.

Теперь, когда я почти безвылазно торчал в лаборатории, у меня появилась реальная возможность изучить принцип действия хитрой установки. То, что жужжало передо мной прямо сейчас, являлось связующим звеном между подобными устройствами, разбросанными по разным точкам. Именно поэтому Мартын так трепетно следил за исправным состоянием ведущей коробки. Иногда он отпускал меня домой и сам занимал мое место, неотрывно пялясь в светящееся окошка монитора. Я трудился во славу чьих-то амбиций целую неделю, тщательно заправляя коробку безвредным составом и привыкая к мысли, что возможно это и есть самый эффективный способ борьбы со злом. Я наивно рассчитывал, что, когда великие умы наконец-то поймут бесполезность своих затей, проект вынужденно приостановится и все будет хорошо. Так было до того дня, когда я прибыл к исполнению обязанностей раньше обычного и стал свидетелем любопытного диалога.

«Должен признаться, любезный Мартын Мартынович, — гудел из моей рабочей кельи чей-то незнакомый и надменный голос, — я крайне разочарован вашей деятельностью. Вы впустую провели полгода, внушая мне весьма феерические итоги эксперимента. Однако я не вижу даже сотой доли того, что вы обещали мне. Увы, я вынужден прибегнуть к крайним мерам, так как я, в отличие от вас, любезный, человек слова.»

«Но послушайте, — прозвучало в ответ неуверенно и тихо, — я пересмотрю формулу еще раз. Я убежден, что достаточно изменить дозировку…»

«Довольно, Мартын! — рявкнули в ответ, — вы говорили мне то же самое уже несколько раз и ни разу ваши обещания не совпали с реальными показателями. Что мне с того, что какой-нибудь дед Прокоп вместо того, чтобы привычно угрюмо пялится на односельчан, теперь радостно лыбиться, отвешивая поклоны?! Я ожидал не этого, Мартын. Разговор окончен, готовьте бумаги!»

В лаборатории что-то глухо шваркнулось на пол, и в ту же секунду дверь распахнулась, выпуская на волю маленького тщедушного типа, едва доросшего внушительному Мартыну до плеча. Следом за ним в коридоре показался красный и потный Мартын, делающий последнюю попытку убедить грозного начальника в прогрессивности затеи. Тот, даже не обернувшись, решительно зашагал к лестнице, бросив на меня мимолетный, но очень угрожающий взгляд.

«Твои услуги больше не требуются, Прохор, — пробормотал потерянно мой приятель, неотрывно глядя вслед удаляющейся фигуре, — впрочем, мои тоже. Заказчик недоволен и разозлен.»

«Кто он такой?» — с усмешкой поинтересовался я, так и не увидев в человечке грозного противника.

«Это человек Свиридова, — махнув рукой на конфидициальность пробурчал Мартын, — его правая рука. И часть головы. Весьма могущественный и значимый бизнесмен и много кто еще. Он весьма далек от науки, однако от одного его слова зависит судьба не только этого проекта, но и любая другая судьба. Поверь мне, Прохор, он много чего умеет и может. Однажды он…»

Мартын снова замолчал, наверно подыскивая слова, наиболее точно передающие значимость неведомого сморчка. Слов не было, и Мартын решил перевести тему.