67-я армия вся в становлении, в оборудовании зимних жилищ, в укомплектовании. Прибывают из-за Ладоги и с финского участка, дислоцируются, занимаются войсковыми учениями дивизии, бригады, технические, артиллерийские части. Сегодня все в армии получают зимнее обмундирование. Разговоры об этом, деловая жизнь – в этом.

А еще приметны у всех политработников разговоры, связанные с приказом об упразднении института комиссаров и полном единоначалии в армии: кого переаттестовали, кому дали «шпал» больше, у кого сняли «шпалу», и как по-новому строить политработу, и взаимоотношения с командирами частей… Командиры все оживлены, веселы, настроение у всех отличное, бодрое…

30 октября. Озерки

Хорошо здесь: с утра солнце, высоки и шумливы сосны…

Сижу на втором этаже дома-дачи. Литвинов и прочие – у бригадного комиссара Шаншиашвили, начальника политотдела 67-й армии. Жду своей очереди.

Все утро грохот канонады. И бьют зенитки, и гудят самолеты – наши и немецкие.

Позавчера один прорвавшийся к Ленинграду самолет сбросил четыре бомбы в районе 5-й ГЭС. Попал в школу и в огород. Жертвы! ГЭС – цела. А здесь мне рассказали, что слышали и видели в тот же день сильный огонь зениток, выпущено было не меньше четырехсот – пятисот снарядов.

… И вот Шаншиашвили, по-грузински любезный. Характеризует происходившие операции, характеризует людей. В уклончивом отзыве о командире 45-й гвардейской дивизии А. А. Краснове улавливаю нотки, настораживающие меня: не слишком ли быстро и рановато прославлен, не слишком ли много ему воздано? Храбр, конечно, но разве для командира дивизии это должно быть – все? С большим уважением говорит о командире 11-й стрелковой бригады полковнике Харитонове и его заместителе – полковом комиссаре Антонове. Советует ближе познакомиться – на самом «передке» – с подразделениями этой бригады, с их замечательными людьми и, в частности, с комиссаром первого батальона Карабановым, – он сейчас на самом берегу Невы, против «пятачка».

Я до сих пор не знал – мне это сказал Шаншиашвили, – что 11-я отдельная стрелковая бригада сформирована 20 сентября 1941 года из народного ополчения – комсомольцев Электротехнической и Медицинской академий. Много раз пополнялась, хорошо обученная и испытанная в боях на Неве, она уже давно стала кадровой…

31 октября

Мимо по дороге, гудя линкольновским басистым сигналом, прокатил гвардии полковник А. А. Краснов – усатый, отдавший на днях приказ по своей дивизии: «Во исполнение традиций гвардейцев, приказываю всем отрастить усы». Это не анекдот.

В воздухе, над облаками проносятся самолеты. Вчера в Ленинграде четыре часа подряд была воздушная тревога, – давно их не было в Ленинграде!

Сижу, жду на пеньке машину: ее по телефону обещал прислать мне полковой комиссар Антонов…

Опять у Московской Дубровки

1 ноября. 8 часов утра. Первый батальон 11-й осбр

Первый батальон 11-й отдельной стрелковой бригады занимает участок передовых позиций на Неве, против Московской Дубровки. Землянка командира и комиссара батальона, которых нет: комбат С. И. Уверский лежит в госпитале, а комиссар И. И. Карабанов уехал навестить его в Ленинград. В отсутствие Карабанова, который приедет завтра, я спал на его кровати, у него в блиндаже своя «комната». Встретили, как старого знакомого, хорошо. Узенькое оконце, тусклый утренний свет, а утро – туманное, серое. Вокруг, на пустыре вырубленного леса, – такие же бугорки землянок, воронки, пни. Вдали полукругом – лес.

Вчера, дождавшись наконец «эмочки», доехал до КП бригады. Оказалось около десяти километров, а не шесть, как уверяли меня те, кто советовал дойти пешком. Километры эти из-за свирепой грязи можно удвоить.

В большой землянке у командира бригады полковника Харитонова и комиссара его Антонова шел прием командиров по разным делам. Потом приняли меня и предоставили мне себя целиком. Просидел я с ними часа четыре и, пообедав (даже с разведенным спиртом, за «маленькой» которого посылали куда-то далеко), ушел сюда, на передовую, пешком, так как «эмочка» по грязи и не могла бы пробраться. Шел засветло все по той же непролазной грязи, в сопровождении длинноногого бойца с автоматом – «офицера связи» (или, как еще недавно говорили, – «делегата связи»). Миновал Большое Манушкино и Малое и здесь свернул влево, а потом опять вправо по той много повидавшей дороге, на которой и сейчас еще лежат черные смоленые ящики понтонов и отдельно – треугольники их носов. И в некоторых из этих понтонов уже живут какие-то работающие здесь красноармейцы. Прошел километров десять, а вот сердце болит еще и сегодня, и болело весь вечер. Это уже не просто усталость, это, увы, болезнь.

Сколько тысяч, десятков тысяч людей прошли по этой дороге и не вернулись по ней уже никогда! На болоте, на стланях, подправляемых и подбиваемых много раз, слякотная, рыжего цвета дорога эта ведет к Неве, к тому «пятачку», который оказался одной из самых жутких мясорубок войны…

Но приходом сюда я доволен: и люди и рассказы их интересны. Сегодня намечены для разговора человек десять…

А на КП бригады мне было интересно беседовать с Харитоновым и Антоновым. Оба они – умные люди, мыслящие, не прославленные, как Краснов, и потому более трезвые в мыслях, совершенно трезвые в прямом смысле этого слова (чего о Краснове не скажешь). Разговаривали со мной без всякой фразы – просто, искренне, хорошо.

Степан Иванович Харитонов – кадровый командир, всю жизнь, с гражданской войны, прослуживший в армии, с высшим военным академическим образованием. Восемнадцать лет он был пограничником на Украине, до этого боролся в Мугоджарских горах с басмачеством – был тогда командиром взвода. Он один из немногих кадровиков, всю эту войну пробывших на передовых позициях и уцелевших. Командиром 11-й бригады назначен недавно, уже после боев на «пятачке».

Высокий, стройный, бритоголовый, с большими, «устремленными вперед» ушами, он поворачивается к собеседнику, полностью отдавая ему свое внимание. Слушает его так восприимчиво, как некий одухотворенный (да простится мне этот образ!) радиолокатор. И собеседник чувствует, что вдумчивые светло-карие глаза Харитонова изучающе оценивают его. Он очень корректен, а его убеждающе-спокойная манера разговаривать заставляет собеседника вдумываться в каждое сказанное ему слово.

Разбирающийся во всем по существу, умеющий мыслить аналитически, Харитонов представляет собою совершенно иной тип командира, чем, скажем, удачливый, ставший Героем Советского Союза, гвардейцем, увешанным орденами, А. А. Краснов, о котором нельзя не сказать, что несомненно храброму командиру современного боевого соединения не помешало бы быть более сведущим в области тактики и стратегии. Харитонов до назначения командиром бригады был у Краснова в 70-й дивизии представителем фронта и потому хорошо его знает. К нему и ехать я не захотел; с ним дружит Виссарион Саянов, и мне кажется, что приятельства с одним писателем Краснову вполне достаточно. Тем паче, что я человек непьющий и никакой напыщенности не терплю.

У Харитонова нет орденов, есть только значок ХХ-летия РККА, но Харитонов не раз бывал самолично в самых кровопролитных боях (об этом вчера и сегодня рассказывали мне многие). Был в этих боях даже веселым, умел спокойно шутить под разрывами, и если до сих пор цел, то неведомо почему – случайно.

В последних боях он, например, переправлялся на лодке через Неву днем, в полдень, при ясной солнечной погоде, под прямым огнем видевших всю Неву немцев. «Маневрировал». Немцы теперь не те, что были год назад, их огневые налеты не так сильны, и опытному человеку можно угадать систему их огня: если бьет пачками в одно место реки, значит, едва перенесет огонь, начнет класть пачками же в другое место. Вот и направляй свою лодку туда, куда он клал только что: мины и снаряды не заденут тебя. В прошлом году Нева вся сплошь бурлила фонтанами под немецким огнем, тогда угадать нельзя было.