— Ты, дед, не больно спеши, — останавливала она старика, — а то у меня что-то лыжа на лыжу всё наезжает.

— Ничего! — ободрял её муж. — Ты у меня молодчина. Придёт маслена, опять с гор кататься поедем.

— Какое уж тут катанье! — охала старуха. — Все ноги-то отвертела! Того и гляди, на ровном месте свалюсь!

К счастью, почти до самого места охоты идти было не очень трудно шли по укатанной лыжне.

Добравшись до чащи, Егор Иванович стал осторожно обходить её кругом, развешивая над землёй по сучьям кустов разноцветные лоскутки. А в прогалинах, где кустов не было, он втыкал в снег лучины с привязанными к ним тряпицами. Так он окружил флажками всю чащу. Выходных волчьих следов нигде не попалось, значит, волки, наевшись лосятины, лежали неподалёку.

— Теперь я с другой стороны зайду и схоронюсь где-нибудь за деревьями, — сказал Егор Иванович, вернувшись к жене. — А ты подожди минут двадцать, пока я до места доберусь, а потом ступай не спеша прямо в чащу. Там тропку увидишь, по ней и иди. А сама полегоньку покрикивай. Волки сразу, как ты зашумишь, вскочут с лёжки, начнут во флажковом кругу метаться, выхода искать, на меня и наскочат. Убьём — пятьдесят рублей премии, да ещё пять рублей за шкуру дадут.

— Ох, дед! — вздохнула старуха. — Уж я покричу, а ты тоже смотри не сплошай.

Егор Иванович осторожно пошёл обходить зафлаженную часть леса. Он дошёл до входного следа волков, где они гнали лося.

«Здесь где-нибудь и затаюсь», — подумал Егор Иванович.

Он осмотрелся и стал за большим кустом можжевельника. Впереди была широкая просека, на ней удобно стрелять. Устроившись в засаде, Егор Иванович стал ждать. «Только бы старуха не струсила», — подумал он. Но в это время где-то вдали послышался знакомый голос:

— Пошли! Пошли! Вот я вас! — кричала старуха, будто выгоняла из огорода соседских кур; при этом она изредка постукивала вилами по стволам деревьев.

Егор Иванович напряжённо ждал. Теперь волки, испуганные криком, уже вскочили с лёжки и мечутся по чаще, ищут выхода из флажков. Вот-вот наскочат.

— Егор, а Егор! — вдруг услышал старик. — Тут две тропы, по какой идти-то?

Егор Иванович даже плюнул с досады. «Вот бестолковая! — подумал он. Да иди по любой! Как же я тебе отвечать-то буду? Ведь я волков отпугну!»

— Егор! Ты что, заснул, что ли? — кричала старуха. — Отвечай, не дури, а то я домой уйду!

«Что с ней поделаешь! — выходил из себя старик. — Уйдёт — и охоте конец. Волки оглядятся да и выйдут где-нибудь между флажками».

— Ну, я домой пошла, а ты как знаешь! — крикнула старуха в последний раз.

Егор Иванович чуть не заплакал с досады. «Всё пропало!» Он тоже хотел уже сойти с места и окликнуть старуху, но вдруг так и замер.

Впереди в чаще леса мелькнуло что-то живое, послышался лёгкий хруст снега — и большой серый зверь показался на просеке.

Лесник вскинул ружьё, загремел выстрел. Волк исчез за кустами.

«Промах!» — так и кольнуло охотника в самое сердце.

Но в тот же миг второй волк тоже выскочил на просеку и тяжёлым галопом помчался вдоль неё.

Старик хорошенько выцелил зверя. Снова выстрел — и волк упал.

Быстро перезарядив ружьё, Егор Иванович подбежал к зверю. Он был мёртв.

— Егор! Егор! Ты в кого там палишь? — послышался где-то вдали голос старухи.

— Иди сюда! — радостно отозвался ей Егор Иванович.

— Ты в меня-то смотри не пальни! — кричала старуха, приближаясь к охотнику.

Выйдя на просеку, она так и всплеснула руками:

— Волка убил! Ай да старик! А в кого ж ты ещё раз палил?

— В другого. Да промахнулся, — отвечал ей Егор Иванович, рассматривая убитого зверя. — Это самец, а самка, значит, ушла. Э-эх, жаль! В ней-то ведь самое зло и есть. Ещё выводок тут поблизости принесёт, тогда беда!

Егор Иванович пошёл взглянуть на след ушедшего волка, чтобы проверить, куда лёг по снегу заряд картечи.

— Заряд правильно лёг, — промолвил он и в раздумье прошёл шагов десять по волчьему следу.

«Что это, будто горошина виднеется на снегу? Да ведь это кровь! А вот ещё и ещё!.. Зверь, значит, ранен».

Егор Иванович заторопился по следу.

— Куда ты, куда? — кричала ему старуха.

Но он и не слушал. Кусты, поляна, опять кусты, чаща — и в чаще что-то тёмное… Даже сердце замерло от волнения. Так и есть!

В кустах, уткнувшись мордой в снег, лежала волчица.

— Старуха, старуха! — от радости не своим голосом завопил Егор Иванович. — Волчицу нашёл. Обоих, значит!.. Вот тебе и премия! И новое платье! Всё тут!.. — радовался Егор Иванович. — А главное — стадо в колхозе цело останется и лосей моих трогать не будут. А ты на такое дело тряпки жалела!

— Ладно, помалкивай! — весело перебила его жена. — Без моих тряпок да без меня ты бы с волками и не управился. — Она задорно взглянула на старика и добавила: — Выходит, и я в этом деле не меньше тебя участница.

— Верно! — с радостью согласился Егор Иванович. — Ах да старуха моя! — воскликнул он. — Во всех делах мне первый помощник была! А теперь и на охоте не подкачала!

В зимнем тумане встаёт холодное, тусклое солнце. Спит заснеженный лес. Кажется, всё живое замёрзло от этой стужи — ни звука, только изредка потрескивают от мороза деревья.

Я выхожу на лесную поляну. За поляной — густой старый ельник. Все деревья обвешаны крупными шишками. Шишек так много, что под их тяжестью склонились концы ветвей.

Как тихо! Зимой не услышишь пения птиц. Теперь им не до песен. Многие улетели на юг, а те, что остались, забились в укромные уголки, попрятались от лютого холода.

Вдруг словно весенний ветерок прошумел над застывшим лесом: целая стайка птиц, весело перекликаясь, пронеслась над поляной. Да ведь это клесты — природные северяне! Им не страшны наши морозы.

Клесты облепили вершины елей. Птички ухватились за шишки цепкими коготками и вытаскивали из-под чешуек вкусные семена. Когда хорош урожай шишек, этим птицам не грозит бескормица зимы. Везде себе еду разыщут.

Я стоял на поляне и наблюдал, как хлопотали клесты в своей воздушной столовой.

Утреннее солнце ярко освещало зелёные вершины елей, грозди румяных шишек и весёлых, пирующих птиц. И мне почудилось, что уже пришла весна. Вот сейчас запахнет талой землёй, оживёт лес и, встречая солнце, защебечут птицы.

Любуясь клестами, я вдруг увидел, как один из них, подлетев к старой ели, скрылся в заснеженных ветках, словно юркнул в снеговую пещерку. И тут мне вспомнилась одна замечательная особенность из жизни этих птиц особенность, которой я никогда не мог поверить. А вот теперь представился случай самому проверить.

Крадучись, я подобрался к той ели и полез вверх по стволу. Острые иглы царапали лицо и руки, но я карабкался всё выше и выше.

Уже близка и вершина, а на дереве ничего нет.

Я начал спускаться и вдруг прямо перед собой увидел то самое, чего уже не надеялся найти: среди обледенелых, покрытых снегом веток едва виднелось небольшое гнездо, а в нём, как весной, озабоченно распушившись, сидела зеленоватая птичка — самочка клеста.

Неловким движением я качнул ветку. Испуганная птица вспорхнула. Я наклонился и замер от изумления: в гнезде копошились только что вылупившиеся, совсем голые птенцы.

Над самым гнездом свешивались заснеженные ветви. В лесу от мороза трещали деревья, а здесь, меж сучьев старой ели, будто уже наступила весна: заботливая мать выводила птенцов.

Я поскорее слез с дерева, чтобы не тревожить эту удивительную семью. Легко спрыгнул в снег, огляделся, и зимний лес уже не казался мне, как прежде, угрюмым и безжизненным.

Стоя под деревом, я тёр закоченевшие в шерстяных варежках руки, посмеивался над собой и всё думал о голых малышах в гнезде, которым не страшна зимняя стужа.