– Очень может быть. – Судя по серьезному тону, слово снова взял Джулиус Грэйвз. – Мы не знаем, потому что близнецы Кармел не остались для объяснений. Они сбежали и продолжали убегать, пока неделю назад мы не перекрыли для них Бозе-Сеть. И теперь им бежать некуда.

Шторм забушевал с новой силой. Снаружи доносилось дикое завывание ветра, громкий рев сирены и стук дождя по крыше. Ребка мог бы и дальше слушать Грэйвза, но Перри при первых же звуках сирены направился к двери.

– Приземление. Эта сирена означает, что кто-то в беде. Они с ума сошли, при шторме в пять баллов…

Он убежал. Джулиус Грэйвз медленно поднялся на ноги. Его остановила рука Ханса Ребки.

– Они сбежали, – повторил Ребка. В залитом дождем окне он различил огни опускающегося аэрокара, который бросало из стороны в сторону и вверх-вниз. До земли оставалось несколько метров, и ему самому следовало идти туда. Но сначала он хотел удостовериться в одной вещи. – Они сбежали. И они прибыли… на Опал?

Грэйвз покачал массивной, покрытой шрамами головой.

– Я тоже так думал и поэтому попросил допуск сюда. Стивен рассчитал траекторию их полета: она заканчивалась в системе Добеллии. Но когда я прибыл сюда, то сразу поговорил с диспетчерами космопорта. Они уверили меня, что никто не посадит корабль с Бозе-двигателем на этой планете, без их ведома.

Снаружи донесся новый сигнал тревоги и вспыхнули красно-оранжевые предупредительные огни. Люди что-то кричали визгливыми голосами. Глядя в окно, Ребка увидел, как аэрокар коснулся полосы, подскочил и, перевернувшись, ударился о землю. Ребка рванулся к двери, но его удержал Грэйвз, внезапно схватив за руку.

– Когда командор Перри вернется, я сообщу ему о новой просьбе, – тихо проговорил Грэйвз. – Мы не хотим обыскивать Опал. Близнецов здесь нет, но они в системе Добеллии. А это может означать только одно: они на Тектоне.

Он склонил голову набок, словно в первый раз услышав вой сирены и скрежет рвущегося металла.

– Нам необходимо обыскать Тектон, и поскорее, но сейчас, кажется, есть более неотложные проблемы.

«Момент смерти. Вся жизнь проходит перед вашими глазами».

Дари Лэнг ощутила боковой удар ветра, когда колеса аэрокара коснулись земли во второй раз. Она увидела, как сломалось оземь правое крыло, почувствовала, что машина оторвалась от полосы, и поняла: они переворачиваются. Раздался треск обшивки.

Внезапно черная земля пронеслась в каком-то футе у нее над головой. По лицу текла какая-то грязь, мешавшая дышать. Свет исчез, оставив ее в полной темноте.

Когда ремни безопасности врезались в грудь, боль прояснила сознание. Она почувствовала себя обманутой.

Неужели это, пробегающее перед мысленным взором, и есть ее жизнь? Если так, то какой же несчастной и скудной она была. Все, что ей вспоминалось, это Стражник, то, как она не могла понять, что он, собственно, такое. Никогда не могла разгадать древнюю тайну, узнать, что случилось со Строителями. И все эти световые годы понадобились только для того, чтобы раздавить ее, словно жука, в грязи паршивой мелкой планетки?

Словно жука… Мысль о жуках принесла с собой легкое чувство вины.

Почему?

И тогда она, вися на ремнях вниз головой, вспомнила. Думать было трудно, но необходимо. Она жива. Жидкость, стекавшая по ее носу и заливавшая глаза, жгла неимоверно, но она была слишком холодной для крови. А как обстоит дело с остальными двумя пассажирами, с Атвар Х'сиал и Ж'мерлией? «Они не жуки, – подумала она. – Даже, пожалуй, она больше похожа на насекомое, чем они. РАЗУМНЫЕ СУЩЕСТВА. Стыдись, Дари Лэнг! Неужели ты убила их своими паршивым пилотированием?»

Дари изогнула шею, чтобы поглядеть назад. С шеей было что-то неладное. Сильный удар обжег ей горло и левое плечо, еще до того, как она повернулась. Она ничего не видела.

– Ж'мерлия! – Звать Атвар Х'сиал было бесполезно. Даже если кекропийка и смогла бы ее услышать, ответить ей бы не удалось. – Ж'мерлия!

Никакого ответа. Но какие-то человеческие голоса доносились снаружи. Они звали ее? Нет, их крики обращены друг к другу… Разобрать слова из-за свиста ветра было невозможно.

– Отсюда этого не сделать, – донесся мужской голос. – Крыша раскололась совсем. Если не выдержит эта стойка, их просто раздавит весом машины.

– Они и так погибли. – Это женский голос. – Посмотрите, как они ударились. Их же расплющило. Хочешь ждать подъемник?

– Нет. Я кого-то услышал. Подержи свет. Полезу внутрь.

Свет! Дари охватила паника. Темнота вокруг нее была абсолютной, чернее любой полночи, черной, как пирамида в центре Стражника. В это время года на Опале круглые сутки был свет от Мэндела и его соседа Амаранта. Почему же ничего не видно?

Она старалась проморгаться, но у нее ничего не выходило. С трудом протянула правую руку, чтобы протереть глаза. Левая рука куда-то исчезла. Она ее совсем не чувствовала, никакого даже легкого отклика, только боль в плече, когда пыталась ею пошевелить.

Протертые глаза сильно жгло, и все равно ничего не было видно.

– Господи, ну и каша. – Это был снова голос мужчины. Перед ней как будто что-то замерцало, вроде света фонарика перед закрытыми глазами. – Элли, их здесь трое… по-моему. Два чужака, они обнялись друг с другом. И тут всюду эта жидкость из насекомых. Не знаю, что тут у них чье. Боюсь их трогать. Пошли сигнал бедствия, попытайся найти в аэропорту или по соседству кого-нибудь, разбирающегося в анатомии чужаков.

Последовал слабый ответ, разобрать который она не смогла.

– … Проклятье, не знаю. – Голос приблизился. – Ничего не движется, может, они все мертвы. Не могу ждать. Все покрыты черным маслом. Одна искра, и они превратятся в головешки.

Далекие голоса, не разобрать толком, но не одного человека.

– … ничего не значит. – Голос прозвучал рядом с ней. – Их надо вытащить. Кто-нибудь, заберитесь сюда помочь.

Руки, схватившие Дари, старались не причинять боль, но когда они коснулись плеча и шеи, боль миллионами галактик закрутилась в черноте ее невидящих глаз. Она издала отчаянный вопль, который должен был всех оглушить, но получился похожим на кошачье мяуканье.

– Замечательно! – Хватка переместилась с плеча и стала еще сильней. – Этот жив. Приходит в себя. Лови.

Дари протащили по грязной путанице корней и обломанных кустов. Комок слизистого, мерзко пахнущего мха забился в ее открытый рот. Ее начало мучительно тошнить. Когда торчащий корень впился в сломанную ключицу, ей вдруг пришло в голову, что она вовсе не обязана все это терпеть в сознании.

Наступило забытье. Наступило время прекратить борьбу. Время отдохнуть, найти убежище в успокоительной черноте.

Дари потребовался день, чтобы убедиться: диалог между человеком и кекропийцем невозможен без помощи Ж'мерлии или другого лотфианина-посредника, но общаться они могли.

Жесткий внешний скелет кекропийцев не позволял видеть «выражение лица» в человеческом смысле. Однако язык жестов использовался обоими видами разумных существ. Им просто надо было понять систему знаков друг друга.

Например, когда Атвар Х'сиал была уверена в ответе, который даст Дари на ее вопрос, то слегка отклонялась назад. Она также часто поднимала одну или две передние ноги. Когда не знала ответа и стремилась его узнать, нежный хоботок сокращался и складывался… чуть-чуть. А когда была очень взволнована или встревожена (разницу определить было трудно) каким-либо вопросом или замечанием, волоски и щетинки на ее длинных веерообразных антеннах выпрямлялись и становились как бы более прямыми и пушистыми.

Что и произошло, когда на сцене появился Джулиус Грэйвз.

Дари знала о существовании Совета, об этом знали все, но она была слишком поглощена своими интересами, чтобы обращать на него какое-то внимание. И, вообще, у нее до сих пор было довольно туманное представление о его функциях, хотя она знала, что в них входит рассмотрение этических вопросов.