— Пройдемте, — говорит Головко.
Мы идем — я за ним, а коренастый за мной — через дежурную часть, по лестнице на второй этаж, выкрашенным синим коридор и доходим до кабинета следователя. Мы с коренастым остаемся в коридоре, а Головко заходит и докладывает:
— Товарищ майор, доставили свидетеля.
— Панфилов?
— Так точно.
— Пригласите.
Самоконтроль у меня точно ни к черту, есть мандраж. Засовываю руки в карманы легкой курточки, которую накинул перед выходом, откашливаюсь и захожу. Сорокалетний лысеющий Игоревич выглядит уставшим. На спинке его стула висит снятый галстук, верхняя пуговица рубашки расстёгнута, а глаза покраснели — бессонная выдалась ночка.
— Доброе утро.
— Доброе, Филипп Олегович. Проходите, присаживайтесь, — майор сама любезность, он привстает и протягивает руку. — Я старший следователь майор Дмитрий Игоревич. Я вам звонил.
Не могу сказать, что мне приятно с ним познакомиться, поэтому просто жму руку и киваю.
— Я вас пригласил в качестве свидетеля, ведь мы нашли Оксану Воронцову благодаря вашему звонку… — он делает паузу и изучает мою реакцию.
— Как она?
— В порядке. Это все, что я могу сказать. От лица всей розыскной группы выражаю вам нашу благодарность за содействие!
Отслеживаю индикаторы: у него прекрасное настроение и очень высокий интерес ко мне. Ответа на благодарность он не получает — а что мне ответить? Это был мой гражданский долг? Через паузу майор продолжает:
— Давайте перейдем к моим вопросам…
Следующий час он расспрашивает меня обо всем: где я родился, где учился, на кого, где и кем работал. Он тянет из меня всю подноготную моей жизни, ниточку за ниточкой, после чего переходит к тому, ради чего он меня вызвал.
— Вчера вы позвонили родителям Воронцовой и сообщили точный адрес ее местонахождения. Откуда вы звонили?
— Из дома родителей.
— Кто это может подтвердить?
— Родители, старшая сестра.
— Адрес дома родителей?
— Вербицкого, 76, квартира 15.
— Вы ранее бывали в Листвянке?
— Не бывал.
— Где вы были вечером в субботу 14 мая этого года?
— Дома, играл на компе.
— Лица, могущие это подтвердить?
— Моя жена Яна, — отвечаю я, чуть запнувшись. — Мы подаем на развод, в настоящее время она проживает не со мной.
— Контактные данные супруги?
Я диктую ему телефон и адрес родителей Яны. Вот же влип!
— Откуда вы знаете Сергея Романовича Лосева?
— Я его не знаю. Кто это?
— Подумайте хорошо.
— Я его не знаю.
— Так… Свидетель утверждает, что не знаком с Лосевым… — бормочет майор, записывая показания. — При каких обстоятельствах вы познакомились с Воронцовой?
— Я с ней не знаком.
— Тогда как вам стало известно точное нахождение потерпевшей?
— Я не знаю, что сказать… Вы не поверите.
— Наше дело не верить, а проверять. Итак, как?
— Я это увидел.
— Увидели что?
— Сначала я увидел объявление о розыске по телевизору. А потом… Потом почувствовал, что как будто знаю, где она.
— Это как? — зевает майор.
— Да вот так. У нас был семейный ужин с родителями. После ужина племянник переключал каналы, и на одном из них я увидел фото пропавшей Оксаны. А через мгновение я знал, где она.
— Да вы что! — Игоревич удивляется вполне серьезно, и я бы ему поверил, не будь у него навыка лицемерия уровня «Бог». — Ничего себе, какой талант у нас пропадает!
— Нет у меня никакого таланта, такое со мной впервые.
— Спокойнее, Филипп Олегович, не волнуйтесь. Вот, выпейте водички.
— Спасибо, не хочу.
— Тогда я выпью, — он делает пару глотков и отставляет стакан. — И все-таки… Вы сами как-то можете объяснить, что с вами произошло?
— Понятия не имею. Я даже звонить не хотел, чтобы лишний раз не давать надежду ее родителям.
— Зачем же тогда позвонили?
— Отец настоял. Ему я, правда, не стал говорить про это «знание», пришлось придумать, что я по работе ездил в Листвянку и видел там эту девочку.
— Кто был с вами?
— Когда?
— Когда вы ездили в Листвянку.
— Я туда не ездил. Я так сказал отцу, чтобы не пугать его своими видениями, он бы решил, что у меня с головой не все в порядке. Что вы там пишите?
— Ничего. А зачем вы туда ездили? По работе?
— Я туда не ездил.
Он крутит свои подачи с разных сторон, задавая мне одни и те же вопросы по-разному, цепляется к мелочам и выспрашивает все, даже то, доел ли я вчера мамину солянку. На это у нас уходит еще около часа, и я прихожу к мысли, что наш разговор близится к завершению, и единственное, что меня беспокоит — это понять, копает ли он под меня, чтобы притянуть к соучастию в преступлении, или он как-то заинтересован выяснить способ, которым я определил местонахождение девочки.
Майор закуривает и протягивает мне пачку:
— Угощайтесь.
— Спасибо, бросил.
— Хорошо. Вы утверждаете, что в Листвянку не ездили, с Воронцовой не знакомы, Лосева не знаете, и все, что вас привязывает к этому делу — это ваш звонок с абсолютно достоверными данными того, где искать девочку. А я вам скажу, как было на самом деле.
Игоревич заглядывает в свою папку, гасит сигарету и пьет из стакана. Его кадык двигается с каждым глотком, словно вколачивая гвозди в крышку гроба, который я сам себе построил. Допив, он встает из-за стола, и, накручивая круги по кабинету, с энтузиазмом рассказывает свою версию:
— Итак, вечером 14 мая в кафе «Перчик» вы познакомились с жителем Листвянки Лосевым Сергеем Романовичем, восемьдесят восьмого года рождения.
— Бред! 14 мая я был дома, как и все остальные дни той недели, будучи безработным.
— Не перебивайте, Филипп Олегович. Вы мне свою версию уже рассказали, теперь дослушайте мою. Мы договорились? Хорошо, тогда я продолжу. Со своим новым знакомым, будучи в нетрезвом состоянии, вы проезжали мимо сорок девятой средней школы на автомобиле «Лада Калина», госномер такой-то. На обочине вы увидели голосующую девушку, остановились и подобрали ее. Вы предложили ей поехать с вами, якобы на день рождения друга, и в дороге напоили ее алкоголем. Доехав до дома Лосева в Листвянке, вы поочередно вступили с ней в половую связь. В разговоре выяснилось, что девушка несовершеннолетняя, в связи с чем вы с Лосевым, дабы избежать наказания, приняли решение убить девушку и скрыть тело. Однако, не решившись исполнить задуманное в ту ночь, вы с Лосевым заперли уснувшую потерпевшую в подвале дома, а сами, поймав попутку, уехали в город якобы по делам и не вернулись…
Майор, находясь за моей спиной замолкает. Ждет моей реакции? Ему от меня что-то надо, но что? У них же никаких улик на меня нет и быть не может, но тогда зачем он мне все это рассказывает? Все-таки считает меня соучастником похищения? Или надеется, что я поверю в их всезнание и во всем признаюсь? Решаю, что главное сейчас — это сохранять спокойствие, но это непросто. Сердце колотится и рвет грудину, система шлет алерты, а он спокойно продолжает, непринужденно переходя на «ты»:
— Ты надеялся, что ни твой новый знакомый, ни девушка не смогут тебя опознать, если ты затеряешься в городе. Возможно, ты также надеялся на то, что Лосев сам осуществит убийство и скроет улики… — он опять умолкает, ждет какой-то реакции, не получает и продолжает. — Шло время, ты успокоился и зажил своей прежней женатой жизнью. Но в твое отсутствие Лосеву стало жаль Воронцову, в связи с чем он не убил ее, а наладив с ней доверительные отношения, стал с ней сожительствовать. Девушка, по ее словам, боялась сообщать родителям о том, что с ней произошло. Кроме того, чтобы ее не узнали, большую часть времени она проводила дома…
— Вы закончили? Если бы было так, как вы рассказываете… Кстати, а почему вы «тыкаете»? Считаете, что мы уже достаточно знакомы для этого? Короче, если бы было так, зачем мне звонить ее родителям?
— Затем, что вчера, увидев Воронцову по телевизору, ты забеспокоился. Может быть, тебе даже стало жаль девушку, ведь то, что она все еще в розыске, значило, что, скорее всего, Лосев ее убил… И тогда ты решил успокоить свою совесть, позвонив ее родителям. Я даже знаю, как ты рассуждал: «Убил-то ее Лосев, так что и вина вся будет на нем!». Еще ты думал, что за давностью событий и с учетом алкогольного опьянения тебя наверняка не опознают — ни Лосев, ни Воронцова. Вот такой примерно ход событий. Ну что, будем признаваться?
