То же самое время, площадка перед корпусом.

За забором стоит микроавтобус с громкой надписью МТВ, перед корпусом группа из десятка человек, выстроившихся в форме подковы. Сердце зрелища, властно приковавшего к себе внимание, сегодня представляю я. Рядом молодая женщина чуть ниже меня в куртке с той же надписью МТВ держит передо мной микрофон. Напротив длинноволосый высокий хлыщ нацелил на меня мощную кинокамеру.

Обалдеваю от этих ребят. Я не про журналистов, я про администрацию Лицея и министерских. Не удивилась бы, если бы их в зал не пустили. Но киногруппе и другим журналистам, передо мной четыре микрофона, даже в корпус не дали пройти! А оно и к лучшему.

— Нас не пустили в зал для встречи с комиссией, перед вами даже в здание двери закрыли, — так начинаю я, — но это не тянет на сенсацию, правда?

— Вы правы, — девушка снова подносит микрофон.

— Но порочно соблазнительный запах скандала уже чувствуется, — слышу несколько смешков. — Я сначала расскажу, что случилось, и на что мы отправили жалобу в министерство. На конкурсе «Осенний бал» наш номер «Куклы» произвёл фурор. Вы, наверное, видели.

— Да, бесподобный танец, — моя журналистка возвращает микрофон. Остальные подтверждают короткими междометиями, да, видели.

— Но, как позже выяснилось, первое место уже было зарезервировано для десятиклассников юристов. Другого объяснения у меня нет. Директор Лицея, он же председатель жюри, лишил нас права на первое место с очень смехотворной формулировкой. Ваш номер, — сказал он, — настолько хорош, что не оставляет никому никаких шансов. Поэтому, — сказал он, а вы вдумайтесь, — мы выводим класс 9ИМ-1 за рамки конкурса.

— Это очень странно звучит, — комментирует моя интервьюер.

— «Странно» это слабая формулировка, — не соглашаюсь я, — представьте поединок боксёров, где один боец весело валяет противника по рингу. Так, что тот больше ползает, чем на ногах стоит. В таких случаях бой прекращают с формулировкой «за явным преимуществом». Но наш «странный» директор вдруг дисквалифицирует победителя, обосновывая это тем, что он «слишком силён». И отдаёт победу с треском проигравшему боксёру, который только с четверенек поднялся. Понимаете?

Даю паузу собравшимся, осознать остроту момента и поделиться впечатлениями. Мой папочка, что подошел чуть позже, показывает большой палец. Ледяная за моим плечом, слышу её лёгкое дыхание.

— Вот мы и послали бумагу в московский департамент образования, где требовали обратить внимание на этот факт. Признав наш номер лучшим, директор при этом лишил нас первого места. Он прекрасно понимал, насколько хорош наш номер, иначе не попытался бы направить нас на районный конкурс. Он не только нас отодвинул, десятиклассников — научников тоже. Галя Терещенкова участвовала в профессиональных конкурсах? А они что, только тогда об этом узнали? Почему тогда номер класса 10ЕН-2 допустили до «Осеннего бала». Объявили бы сразу, что они вне конкурса выступают, для украшения.

— Что ещё было в вашей жалобе?

— Обвинение в протекционизме. Юристы в жюри продвигали юристов конкурсантов. Согласитесь, ситуация скандальная?

Меня опять поддерживают междометиями и возгласами.

— Видите ли, в чём дело…

А вот теперь я нанесу нокаутирующий удар. «Бандерлоги, хорошо ли вам видно?», — обожаю этот мультик. Артподготовка проведена, Катрина выходит на ударную позицию.

— Перехожу к главному. Ради маленького скандальчика я бы не стала тревожить журналистов и телевидение. На самом деле министерская комиссия попала в ловушку. Да, наша жалоба это обычная приманка. На войне, как на войне. Тот класс юристов ведь не просто так продвигали на первое место. Возможно такое, что директору позвонили сверху, из того же министерства просвещения? А почему нет? Пусть он сделал это по собственной инициативе, но ради кого он это сделал?

— Это не тайна, — в дело вступает Ледяная, микрофон подносится ей, — в том классе учится племянник вице-премьера.

А вот это вызывает шум. Это уже сенсация. Так думают журналисты, у которых глаза разгораются, как у голодной кошки, завидевшей толстенькую аппетитную мышку. Не зря мы тогда классный журнал юристов отсняли. Клановая разведка отработала по полной. Знаем теперь, кто есть кто, и кто из них ху. Но это мелочь, настоящая сенсация впереди. И её сделаю я. Пока Ледяная шёпотом называет желающим фамилию племяша, я продолжаю.

— Зря вы так напрягаетесь. Это всё ерунда, — журналисты настораживаются, лёгкого морозца уже никто не замечает, — главное не в этом. Наша настоящая претензия не в проявлении протекционизма со стороны жюри или несправедливого судейства. И требование наше вовсе не в том, чтобы снять директора Лицея с поста за эти фокусы.

Голос мой становится всё жёстче.

— Ситуацию надо рассматривать совсем с других позиций. Дело в том, что директор Лицея, председатель жюри, сам будучи юристом, в один момент дважды нарушил закон. Пусть этот закон всего лишь на уровне приказа самого директора, на уровне Положения о конкурсе, но эти документы были подписаны ИМ!

Делаю паузу.

— Вникните в суть. Директор Лицея дважды нарушает собственный приказ! Будучи юристом. Если не мы заняли первое место, то почему нас отправляют на районный конкурс?! Это первое нарушение. Почему нас вывели за рамки конкурса? Идиотскую формулировку серьёзно воспринимать нельзя! Это второе нарушение.

Пауза. Их надо делать время от времени, чтобы дать зрителю время на осознание.

— Я ошиблась. Нарушений было больше. Выведение за рамки конкурса номера Гали Терещенковой тоже нарушение. Не было в Положении запрета на участие тем, кто серьёзно занимается пением или другими искусствами.

— Вы прониклись? Полностью осознали всю возмутительность всего случившегося? Но это не всё…

Пауза.

— Ещё один член жюри, сегодня он исполняет обязанности директора, тоже юрист. И он тоже поддержал все три вопиющих нарушения законного порядка! Вы думаете, на этом всё?! Нет!

А вот теперь держите самый тяжёлый добивающий удар.

— Против этих возмутительных нарушений закона не протестовал ни один старшеклассник юрист. Ни один! Ни устно, ни письменно! Ни один юрист не подписал наше обращение в министерство. Их всё устраивает! Их устраивает нарушение закона, происходящее у них на глазах! Мнение начальника для них выше закона! Собственная выгода для них выше закона!

Долгая пауза. Судя по выражениям лиц, сенсация и уровень скандальности настолько высок, что профессиональное возбуждение меняется на шок.

— Наше требование вовсе не в восстановлении справедливости! Наши главные требования совсем другие! Все преподаватели Лицея, ведущие юриспруденцию, должны быть уволены с формулировкой «профнепригоден»! Все юристы, учащиеся старших классов, все сто человек из девятых и десятых классов должны быть отчислены из Лицея! С такой же формулировкой в личном деле! Вот наши требования! И пошлём мы их не в министерство просвещения, а премьер-министру и Президенту. Открытым обращением в газетах и телевидении!

А вот сейчас наступает тишина. Оглушительная. Все настолько примерзли, что ни словом, ни жестом не мешают нам уйти.

Да, вот так! В жалобе, что мы подали в департамент, красной нитью, хоть и подспудно, сквозила детская обида на несправедливость. Были намёки на нарушение Положения, но невнятные и слабо обоснованные. Комиссия легко вывернется при желании. А желание у них точно есть. Они даже не поговорили ни с кем, а от меня закрылись, как от чумной.

Мы едем домой, папочка за рулём. Довольный, как лев, только что откушавший свежую и вкусную антилопу.

— Тебе повезло, дочь, — рассказывает он по дороге, — министерство не успело поднять лапки кверху, иначе пришлось бы запретить тебе такую мощную волну поднимать.

Успеваю перехватить вскинувшуюся Данку. Как же, её священную свободу ограничивают!

— (Твоя свобода — штука, ограниченная со всех сторон)