— Леонид Вацлавович, дорогой, вы меня видели??? При моих монументальных габаритах — и про похудение писать? Да кто же мне поверит???
Он переждал пароксизм моего веселья и тихо сказал:
— К весне вы будете выглядеть так, что вам все поверят… Вы подумайте!
— Перестань ржать и прислушайся. Это же Знак! — настойчиво шепнула мне Эльфика. — Почему бы и нет?
И я вдруг подумала: собственно, действительно — почему же нет? Ведь на Карнавале Жизни нет ничего невозможного, можно надеть любой костюм, поучаствовать в любом шоу, а уж привести фигуру в порядок к весне и написать об этом книгу — да вообще здорово!
— Это — очередная Цель, — подсказала Эльфика. — Ты же не хотела долго застаиваться на одном месте? Ну вот, впиши в свой Билет и эту станцию.
— Уже, — кратко отозвалась я. — Так, где моя табуретка? «Горячим стулом» она уже побыла, теперь ей предстоит еще более ответственное задание.
— Я знаю, что симоронцы сидят на диете, вышивая это слово на подушечке, — рассказывала я своей крылатой подруге, раскладывая художественные принадлежности. — А я буду сидеть на табуретке. Но слово «диета» я там писать не стану — старо, не хочу повторяться. Я нарисую на ней мандалу!
— Это такой магический знак? — уточнила Эльфика.
— Ага, магический. Сакральный даже. У него знаешь какая сила воздействия? Сидя на этой великолепной табуретке, я буду есть только полезную и красивую пишу, а аппетит будет вести себя скромно, чинно и благородно.
— Ну что ж, дерзай, — согласилась Элька. — Идея хорошая. Для тебя, моя монументальная, такая табуреточка будет отличным постаментом.
— К весне от монументальности и следа не останется, — уверила ее я. — Буду как ты — рыжая, легкая и звонкая. Порхающая и танцующая!
— Но ты же рисовать не умеешь? — поддразнила меня Эльфика. — Ты ж сама про себя говорила, что художник от слова «худо».
— Тем более, — уверенно ответила я. — От слова «худо» — значит, худеть быстрее получится. Тоже Знак… А мандала — это, собственно, и не рисунок, а чертеж. Такая разноцветная сложная геометрическая фигура. Такое даже мне по плечу!
— Твори, дорогая! А я буду развлекать тебя сказками, — пообещала Эльфика.
Сказка тринадцатая
ТКАНЬ МИРОЗДАНИЯ
Впрочем, иногда дни-бусины разнообразились Событиями. Но в основном такими, которые вовсе не украшали ожерелье, а, наоборот, утяжеляли его болью от разлук, предательств и потерь. Под тяжестью ожерелья сгибалась шея, опускались плечи, и смотреть можно было только под ноги. А хотелось — в небо.
И работа у нее была такая же безрадостная: она была ткачихой. Нить за нитью, влево-вправо, получалось такое простое, грубое серое полотно. Она даже не представляла, что из него можно сшить. Мешок какой-нибудь? Или чехол для станка? Впрочем, ей было неинтересно.
Зато у нее была Мечта. И нанизывая бусины в ожерелье и тупо следя за челноком, она представляла себе совсем другую жизнь. О, в той жизни были совсем другие краски! Там шумели большие города, сверкали разноцветные огни, дивные красавицы меняли невероятные наряды. Там Золушки превращаются в Принцесс, и она имеет к этому самое прямое отношение… Она Фея… Да, добрая Фея…
— Здравствуй, крестница! — раздалось совсем рядом, и она встрепенулась, очнувшись от грез.
Разумеется, никакой сказки не предвиделось. Перед ней стояла тетя Фая, уборщица производственных помещений, в синем халате и цветной косынке, в руках, как обычно, ведро и швабра.
— Здрасьте, тетя Фая, — поприветствовала ее девушка. — А чего это вы меня в крестницы записали?
— Да так, вспомнила сказку про Золушку, — уклончиво ответила тетя Фая. — Помнишь, там фея была?
— Ой, это вы-то фея? Ну, уморили! — развеселилась ткачиха. — Вы сюда не на швабре прилетели?
— А вот и фея, — не согласилась уборщица. — Потому что я знаю, о чем ты думаешь.
— Ну и о чем? — поддержала игру девушка.
— Тебе невмоготу глядеть на это бесконечное серое полотно, — пристально глядя, начала тетя Фая. — Ты думаешь о том, что вот так и пройдет вся жизнь, и тебе нечего будет вспомнить, кроме этой серой ленты. Да еще бригадирши, которая гнобит, как мачеха… Ты знаешь, что способна на большее, и у тебя есть Мечта — яркая и разноцветная. Так, Золушка?
— Так, — ответила пораженная Золушка. — Но откуда…
— Я очень долго живу на этом свете, — прервала ее тетя Фая. — И все знаю про Золушек. Ну буквально все! Например, то, что все они мечтают поехать на бал и встретить Принца. А ты?
— А я нет, — насупилась юная ткачиха. — Был у меня такой… Ничего хорошего из этого не вышло. Не хочу я никаких Принцев, все они гады и предатели.
— Ну, милая моя, с таким настроем тебе отсюда не выбраться, — укоризненно покачала головой тетя Фая. — Так и просидишь над своим серым полотном до самой пенсии.
— Ну и что вы предлагаете? — сердито спросила Золушка.
— Сначала — вспомнить получше сказку о Золушке, — предложила тетя Фая. — Помнишь, что там было?
— Помню, — все так же сердито буркнула девушка. — Она там впахивала на свою мачеху, а все радости доставались только мачехиным дочкам. А отец пикнуть не смел. А потом фея ей сделала наряд и карету, и она поехала на бал, и там в нее влюбился принц, а потом женился. Так, что ли?
— Так, да не совсем, — покачала головой тетя Фая. — Если ты помнишь, Золушка была очень трудолюбива. И она выполняла даже самую грязную работу с удовольствием. А при этом еще танцевала и пела. И работа у нее спорилась, она все успевала. Неужели ты не помнишь этого?
— Вроде да, — вспомнила ткачиха. — Было там такое… Так что мне, целоваться теперь с этим убожеством? Или с нашей бригадиршей? Ведь правда хуже мачехи…
И она бросила неприязненный взгляд на свое грубое полотно.
— А теперь слушай внимательно, — серьезно сказала тетя Фая. — Думаю, только я об этом знаю. Но теперь пришло время открыть тебе этот секрет. Твой станок — не простой, а волшебный. На нем ткут Ткань Мироздания.
— Чего-чего? — оторопела Золушка.
— Ткань Мироздания, — терпеливо пояснила тетя Фая. — Понимаешь, вот это — серые будни. Твоя Ткань Мироздания складывается из твоих же мрачных мыслей, поэтому она такая неприглядная и скучная. Каждая ниточка, каждый узелок — это какое-то событие из твоей жизни. И только ты можешь все изменить.
— Ничего себе! — ошеломленно выдохнула ткачиха. — Интересно как?
— Да очень просто. Для начала — включи Глубинное Зрение.
— Что еще за Глубинное Зрение?
— Посмотри как бы сквозь ткань, да не глазами, а Душой… Да, вот так… Выбери какой-нибудь кусочек, рассмотри и почувствуй его. Получилось? Что ты вложила в него?
— Это боль… Боль от потерь. Я так много теряла в этой жизни! Почему-то, если в моей жизни появляется что-то хорошее, я сразу это теряю, — растерянно заговорила Золушка.
— Думаю, ты знаешь почему, — погладила ее по плечу тетя Фая. — Ты привыкла к тому, что твое полотно всегда серое. И внутри у тебя от этого так же серо и скучно. Посмотри на мою косыночку Глубинным Зрением. Что ты видишь?
— Ой! Такие смешные узелки. Тот, кто ее ткал, наверное, много смеялся.
— Конечно, — охотно подтвердила тетя Фая. — И еще песни пел. Это ведь я и ткала.
— Как вы? — удивилась Золушка. — А разве…
— Ну конечно, — согласилась та, — сейчас-то я на пенсии, а раньше тоже у станка стояла. У этого самого! Только я свою жизнь по-другому сплела, из радости да веселья. Ну и волшебство вплетала, не без этого.
— Так вы и правда Фея? — разинула рот девушка.
— А как же! — с удовольствием согласилась тетя Фая. — Как есть правда. Сначала была Золушкой, потом — Феей, а сейчас вот — просто Волшебная Бабушка.
