Кейт вздохнула: так или иначе, за отца никто не заступился и никто с ним не попрощался по-дружески. Ни один человек не крикнул «Позор!», когда из толпы раздался призыв повесить, колесовать и четвертовать отца.

Она посмотрела в кухонное окно на сад. Как отец любил ухаживать за ним! Интересно, кто-нибудь из соседей сохранил к ней дружеские чувства? Разумеется, мисс Годфри, дай ей Бог здоровья! На душе у Кейт полегчало, стало уже не так тоскливо. Хорошо бы повидаться с Керри, подумалось ей, но с некоторых пор дорога в дом Дженнингсов была для Кейт заказана, а после сегодняшнего случая она и сама туда ни за что бы не пошла. Оставалось лишь ждать, пока подруга ее навестит.

Кейт сняла румяные гренки с решетки и стала намазывать их маргарином, прикидывая, что еще ей сегодня предстоит сделать. Во-первых, сходить в полицию на Шутерс-Хилл и узнать адрес лагеря отца. Во-вторых, написать письмо Тоби.

Окружающий Кейт мир стал враждебным, однако два момента остались неизменными: глубокая любовь и преданность, связывающие их с отцом, и уверенность, что Тоби любит ее так же крепко, как она его.

— Когда Мейвис рассказала мне, я ей не поверила! Я думала, твоему отцу придется регулярно отмечаться в местном полицейском участке, не более того. Куда его послали? — горячилась Керри, пока Роза, сидя на самодельном коврике, играла кружкой и чайными ложечками.

Кейт даже не пыталась скрыть от подруги обиду.

— Полицейский забрал отца из дома и сопроводил в участок. Оттуда его увезли сначала на сборный пункт для нежелательных иностранцев в центре Лондона, а потом, вместе с другими, на вокзал Кингз-Кросс. В полиции мне сказали, что всех интернированных отправляют на север.

— Кошмар! — воскликнула Керри, не обращая внимания на шум, производимый дочкой: Роза изо всех сил колотила ложкой по железной кружке. — Просто ужас! Я знаю твоего отца с раннего детства, но, сколько я его помню, он никогда не говорил по-немецки! Возможно, поэтому я и не задумывалась о том, что он немец.

— Он иногда называет меня по-немецки «либлинг», — с болью произнесла Кейт. — Случается, он и ругается на родном языке, но очень редко. Он говорит, немецкий — самый лучший для этого язык.

— Очевидно, Гитлер тоже так считает. Вчера вечером мы с мамой ходили в кино, там показывали документальную кинохронику. Этот Гитлер так орал и неистовствовал, произнося речь, что выглядел как законченный идиот.

Она наклонилась и, выхватив ложечки из кружки, которую держала Роза, рассыпала их по коврику, чтобы дочка переключилась на новое увлекательное развлечение — собирать ложечки и складывать их в кружку.

— Это мама предложила пойти в кино. Она обиделась на папу за то, что он обозвал ее глупой коровой.

Кейт еще не забыла, как враждебно держались родители Керри во время ареста ее отца, и не испытывала ни малейшего желания интересоваться их домашними склоками. Тем не менее из вежливости спросила:

— За что же он ее обругал? Что она натворила?

— Не натворила, а ляпнула! — хихикнула подруга. — Когда по радио сообщили, что Уинстон Черчилль стал главой кабинета после ухода прежнего премьера, мама воскликнула: «Что? Этого старого скандалиста сделали премьер-министром? Он же настоящий ястреб!» А папа разозлился и ответил: «Не будь глупой коровой! Именно потому-то его и назначили на такой пост. Англия воюет! Или ты не заметила этого?» Они начали ругаться, в конце концов мама схватила шляпу и пальто и помчалась в кино. Мы смотрели фильм «Город мальчиков» со Спенсером Треси и Микки Руни. Я, разумеется, предпочла бы сходить на мюзикл или «Унесенные ветром», но, как говорится, чем богаты, тем и рады.

Керри, конечно, нарочно завела разговор о кино, чтобы уйти от малоприятной темы, и Кейт, понимая это, решила не возвращаться к ней. Все равно Керри не понять, каким ударом стала для них с отцом его отправка в лагерь для интернированных лиц, как бы она им ни сочувствовала. Так зачем же бесконечно говорить об этом?

— Мне рассказала о случившемся мисс Годфри, — спустя несколько дней сказала ей мисс Пирс, когда они обедали в служебной столовой. — Я сочувствую вам и вашему отцу, разумеется. Все это ужасно! Я помню Первую мировую войну, в ту пору в Англии тоже вспыхнула бессмысленная антигерманская истерия. Похоже, подобные предрассудки пустили в нашей стране глубокие корни. Когда узнаете адрес отца, спросите у него, не хотел бы он переписываться со мной. Мне кажется, при сложившихся обстоятельствах ему будет приятно получать письма даже от незнакомого человека.

Возвращаясь в тот вечер домой с работы, Кейт с удивлением думала о том, что две знакомые ей женщины, соседка и сотрудница, оказались верными друзьями, не струсившими и не предавшими, как только изменилась политическая ситуация.

— Привет! — окликнула ее Мейвис с другой стороны улицы. — Я заходила к тебе спросить, не хочешь ли ты отдать мне лишние кастрюли и горшки, но не застала тебя. Ты поняла, о чем я?

Кейт с удивлением уставилась на Мейвис, являвшую собой весьма живописное зрелище. Ее вытравленные перекисью волосы на сей раз были закручены пучком на макушке, а на лоб свисали толстыми, как сосиски, завитками. Перед собой она толкала детскую коляску, набитую чайниками, сковородками, алюминиевыми противнями и другой металлической посудой.

— Ничего не понимаю! — воскликнула Кейт и стала переходить улицу. — Надеюсь, под всем этим хламом нет ребенка?

— Ты что, рехнулась? — бодро сказала Мейвис, выпячивая пышную грудь, обтянутую шифоном, и взмахивая руками с ярко-красными ногтями. — Я решила откликнуться на призыв лорда Бивербрука к английским домохозяйкам и внести свой вклад в оборону отечества — сдать горшки, сковородки и алюминиевые изделия на переплавку, чтобы из этой рухляди сделали самолеты.

Кейт взглянула на гору металла в детской коляске и с притворным ужасом воскликнула:

— Надеюсь, что Тоби не придется летать на самолете, сделанном из этих ржавых железяк!

— Признаться, мне тоже не нравится эта затея, — усмехнулась Мейвис, окинув критическим взглядом свой груз. — Ума не приложу, в чем я стану готовить! Придется перейти на сандвичи.

По площади Магнолий давно ходили слухи, что Ломэксы питаются бутербродами и рыбой с картошкой, поэтому Кейт тактично воздержалась от комментариев.

— Сейчас все обязаны помогать королю и стране! — продолжала рассуждать Мейвис. — Я, к примеру, думаю податься в шоферы «скорой помощи». Уж если эта старая кляча мисс Годфри носится ночами по Лондону за рулем кареты «скорой», я тоже смогу.

— Впервые слышу, что мисс Годфри водит машину «скорой помощи», — искренне удивилась Кейт. — А ты разве водишь автомобиль?

— Нет, но умею ездить на мотоцикле Теда. По-моему, между машиной и мотоциклом нет особой разницы. — Она широко улыбнулась и сразу напомнила Кейт свою сестру Керри. — Ну, я пошла! Пока, еще увидимся.

И, покачиваясь на высоких каблуках модных босоножек, Мейвис продолжила свой путь, с гордостью толкая перед собой коллекцию кухонной утвари в направлении Гринвича, где находился пункт приема металлолома.

Повеселев после разговора с ней, Кейт в прекрасном расположении духа стала подниматься по склону холма к пустоши. Она знала из газет, что Черчилль назначил газетного магната лорда Бивербрука министром самолетостроения. Но эффектный призыв Бивербрука к англичанам помочь ему строить самолеты, сдавая кухонную посуду, она проглядела: видимо, просто пропустила тот номер. В последнее время Кейт редко покупала газеты и слушала выпуски новостей Би-би-си, слишком удрученная разлукой с отцом. Решив восполнить этот пробел, она стала пересекать пустошь, гадая, ожидает ли ее на половике под дверью письмо от Тони и сообщил ли он, когда ему дадут увольнение.

Площадь Магнолий млела в лучах жаркого послеполуденного солнца. Навстречу Кейт шла Хетти — ее универсальную фетровую шляпу сегодня украшала гроздь искусственных вишен. Кейт не стала с ней здороваться, чтобы не усугублять ситуацию.