– Он очень молод, – пробормотал мистер Меггисон.

– Молод! – шумел шарообразный председатель правления. – Он вызвал недовольство Джойси, а мне Джойси позарез нужен для обработки рынка!

В это время Феликс Джойси, потерявший значительную долю своего энтузиазма, шел рядом с мрачным Чиком вдоль набережной Темзы.

– Вы знаете чертовски много о нефти, – заметил Джойси с явным неудовольствием, ибо людям свойственно огорчаться, когда что-нибудь нарушает их благодушный оптимизм. – Где вы всему этому научились?

– Я читал, – скромно ответил Чик.

– О, в книгах! – воскликнул Джойси презрительно.

– Да, в книгах. Книги рассказали о том, что есть такая страна, которая называется Румынией. Вы бывали там когда-нибудь?

Мистер Джойси признался, что там он не бывал.

– Вы страшно взбесили Глиона, – заключил он после минутного молчания.

– В самом деле? – изумился Чик. – Это такой толстый красный человек, не так ли?

– Это он. Вы упрекнули его за дорогую покупку. Пятьсот тысяч фунтов вовсе не так много, если имущество таково, каким я его считаю.

Чик что-то невнятно промычал.

– Кто получит деньги? – спросил он, помолчав.

– «Южный Нефтяной Синдикат», – ответил Джойси неохотно, с некоторой заминкой, ибо знал, что мифический «Южный Нефтяной Синдикат» был одним из псевдонимов мистера Глиона и мистера Меггисона.

Они расстались там, где трамвайные вагоны ныряли в темный туннель под Темзой, и на прощание Чик бросил свою бомбу.

– Я думаю, что на этих участках нет никакой нефти, – обронил он. – До завтра, мистер Джойси!

С этими словами он покинул молодого биржевика, растерянно глядевшего ему вслед.

Через две недели пришел новый отчет от инженера, занятого бурением скважины. Глион отнесся к нему с философским спокойствием.

– Несомненно, джентльмены, он должен начать бурить новую скважину… Все это очень досадно, очень… – Он устало провел рукой по лбу. – Пусть хоть другие пожнут плоды наших трудов. Спокойствие, джентльмены, мы можем не дойти до нефти в течение месяца, в течение двух месяцев или даже двух лет, – но рано или поздно наше дело все-таки увенчается успехом… Перейдем теперь к следующему вопросу нашего заседания…

– Одну минуту, – вмешался Чик. – В проспектах вы писали…

– Всякое обсуждение проспектов нарушает порядок дня, – осадил его Глион, пользуясь правом председателя. – Переходим к следующему вопросу!

На следующий день Чик получил приглашение явиться на Кресчент-стрит. Мистер Глион был болен. Он был очень болен. В доказательство этому он возлежал на тахте, облаченный в лучезарную пижаму (рисунок которой он, вероятно, изобрел в тот час, когда устал разрисовывать свои жилеты).

– Доктор велел мне прекратить всякую деятельность, – пожаловался он Чику. – Присядьте, Пальборо. Можно вам предложить чаю? Или вы хотите виски с содовой?

Чик вежливо отказался. Глион кашлянул.

– Видимо, я стал немного стар для этого, Пальборо, – начал он. – В зените моей карьеры я имею самое блестящее дело, каким когда-либо руководил финансист, и тут недуг сваливает с ног! Общество нуждается в молодых руководителях, полных юношеской силы. Вы меня понимаете?

Чик молча кивнул, недоумевая, к чему он клонит.

– Я уже беседовал об этом с Меггисоном, и мы вместе с ним решили отойти от дел и предоставить вам, молодежи, продолжить начатое.

– Однако… – начал Чик.

– Один момент. – Мистер Глион поднял руку с выражением скорби. – Здесь нет речи о том, чтобы оказать вам какую-то услугу, мой друг. Я должен получить заслуженное вознаграждение за труды. Люди уже следят за неблагоприятным эффектом этого… э… того, что я сказал раньше, – и уже засучивают рукава. Они думают, что я сдамся, но они не знают, что я имею по правую и по левую руку – он картинно поднял одну руку по направлению к окну, а другую к своему кабинету в стиле Людовика XVI – двух молодых гениев. – Они и только они доведут «Дубницкое нефтяное общество» до победного конца!

Затем он поделился с Чиком своими соображениями по этому поводу.

У мистера Глиона было сто тысяч акций. У Чика было их пятьсот, которые были предоставлены ему бесплатно для возведения его на пост директора. Он передает все свои акции Чику по номинальной цене скажем, по шиллингу или даже по шести пенсов, – так предлагал Глион, следя за выражением лица молодого человека, и тотчас же пожалел, что не назвал цену в полкроны (2, 5 шиллинга).

По плану Глиона Джойси должен был стать директором-распорядителем, а Чик – председателем правления.

Можно сомневаться, согласился бы Чик на это предложение, если бы прочел разгромный обзор «Дейли мэйл», появившийся в это самое утро. Джойси был вне себя от негодования, когда встретился с Чиком по его настойчивой просьбе. Они собрались в комнате правления на улице Королевы Виктории, и энтузиазм Джойси помог им разрешить наболевший вопрос. На следующее утро он получил доверенность на сто тысяч акций, принадлежавших мистеру Глиону и его филантропическому другу, и, посовещавшись еще раз друг с другом, они приняли отставку прежнего председателя правления и директора-распорядителя.

С этого дня для Чика начался кошмар. Он сразу очутился на виду у широкой публики, настроенной далеко не миролюбиво. Сведения из Румынии, дошедшие до Лондона из посторонних источников, были менее обнадеживающими, чем отчеты буровиков. Почтовый ящик ежедневно был набит жалобами испуганных и возмущенных акционеров, которые уже уплатили по пятнадцати шиллингов за каждую акцию номинальной стоимостью в один фунт. Чик чувствовал, что он поседеет, если не произойдет чудо…

В воскресенье в маленькой гостиной на Даути-стрит состоялось совещание, на которое, к удивлению Гвенды, вместе с Джойси приехал Мансар.

– Я вчера пытался разыскать вас целый день, Чик. Вы не можете себе представить, как мне неловко, что именно я вовлек вас в это грязное дело!

Феликс Джойси выглядел необычно угрюмым и опустившимся, он не спал уже три ночи подряд.

– Ты был прав, Мансар, – простонал он. – Это отъявленные мерзавцы! Они подкинули нам своего отвратительного ребенка!

– Могу я вам чем-нибудь помочь? Чик, пожалуй, вместо вас я готов войти в правление…

– Нет, этого не нужно, – возразил Чик. – Мы увязли в этом деле по собственной глупости и сами будем выкарабкиваться. Меня это не так затрагивает, потому что…

– Это затрагивает вас больше, чем кого-либо, – перебил его Мансар. – Вы только начинаете, Пальборо, а любой дебют не должен быть связан со скандалом. На деле же вы невольно связали свое имя с мошенниками, и я проклинаю себя за это…

– Разве у компании нет денег? – изумилась Гвенда, сидевшая вместе с ними за столом.

– В этом и есть мошенничество! – воскликнул Джойси. – В банке лежит свыше ста тысяч акций. Пальборо и я имеем право распоряжаться ими. И это все! Предприятие казалось настолько состоятельным, что мы ни минуты не колебались, не так ли, Пальборо?

Чик промолчал, ибо в свое время он достаточно колебался, но увлекающийся компаньон сумел его уговорить.

– Я думала, что капитал составляет миллион фунтов, – не переставала удивляться Гвенда.

В ответ Мансар прочел ей небольшою лекцию из области финансовых тайн: об акциях, выданных в счет стоимости имущества, о денежных суммах, фактически уплаченных его продавцам, и так далее…

– Мистер Глион имеет свою долю, – заметил Чик. – Я думаю, не мог бы он вернуть ее?

Угрюмый Джойси расхохотался.

– Пальборо, вы сможете извлечь обратно кусочек сахара, который побывал в стакане горячего чая в течение десяти минут?.. Нет, от Глиона вы ничего не получите! Этот мошенник даже не может быть застрахован, иначе мы смогли бы раздобыть его полис и убить его!

– Он «нехорошая жизнь», – заключил Чик, мысленно возвращаясь к дням службы у Лейзера. И добавил задумчиво:

– Пожалуй, он мог бы пройти по литере Н, самой последней…