Она расхохоталась и швырнула папироску в камин. Как раз в этот момент ключ Гвенды повернулся в замке.

– Чик! – воскликнула она изумленно. – Что вы здесь делаете?

– Его выгнали из дома, – резюмировала Мэгги, взглянув на часы. – А теперь мне нужно заняться Сэмюэлсм…

Гвенда опустилась в кресло, и Чик изложил ей события этого вечера.

– Итак, вы ей сказали, что уезжаете из-за меня? Как это мило с вашей стороны, Чик! Да, сегодня был трудный день… Сольберг заставил нас без конца повторять одну сцену, пока я не изнемогла.

Она рассмеялась.

– Хорошо, во всяком случае, что вы здесь! Мэгги говорила об обязанностях и ответственности материнства?

– Мне очень жаль миссис Бредшоу, – признался Чик.

– Будьте как дома и называйте ее Мэгги. Но ведь вы жалеете решительно всех, Чик…

– Мне жаль и Сэмюэля, конечно, но я стараюсь стать и на ее точку зрения. – Он нахмурился. – Неплохо было покупать детей, как покупают канареек и котят.

– Только не предлагайте этого Мэгги, а то она подбросит его вам, – предостерегла его Гвенда, расхохотавшись. – Чик, вам надо было заведовать яслями! Да, кстати о детях… Сольберг держал при себе весь вечер какого-то очень юного репортера. Сольберг – неплохой человек, и я уверена, что он был с вами очень мил сегодня. Но у него своеобразные идеи обо всем, и он всегда помешан на рекламе. Он всегда старается что-нибудь изобрести для первого представления…

– Когда будет ваше первое представление? – поинтересовался Чик.

Она покачала головой.

– Я вам этого не скажу, и очень прошу вас не читать газет день-другой. Я вовсе не хочу, чтобы вы это знали, и была бы огорчена, если бы вы очутились в центре внимания.

Слабость мистера Сольберга к рекламе обнаружилась на следующее утро. Чик, проведя бессонную ночь на новом месте, поднялся рано и позвонил в соседнюю квартиру, когда еще не пробило половины девятого.

К его удивлению, Мэгги была уже на ногах и вполне одета.

– Немного странно видеть меня не в пеньюаре, правда? – рассмеялась она. – Идите завтракать. У Гвенды есть кое-что для вас…

Это «кое-что» оказалось газетой, в которой было напечатано:

Гвенда не выпускала из рук газету, пока он вслух читал эти строки.

– Вот вам и Сольберг! – воскликнула она раздраженно. – Я знала, что он задумал что-нибудь в этом роде!

– Но я вовсе не собираюсь появляться, – воскликнул Чик, возмущенный и недоумевающий. – Конечно, я не покажусь нигде…

– Конечно, вы не покажетесь, – повторила Гвенда язвительно. – Но каждый из зрителей будет указывать то на одного, то на другого из статистов и говорить: «Вот это маркиз!». А это только и нужно Сольбергу! На следующий день он скажет, что вы не смогли показаться вследствие нездоровья. Он будет иметь нужную ему рекламу, так или иначе. Все это отвратительно!

Насколько это было «отвратительным», Чик убедился, когда отправился в контору Лейзера. Несмотря на ранний час делая армия репортеров осадила ее. Если бы Чик встретился с ними, его опровержение было бы напечатано во всех газетах. Но вместо этого, будучи предупрежденным клерком, который стоял в дверях, он бросился со всех ног к ближайшему телефону и, позвонив мистеру Лейзеру, стал умолять избавить его от представителей прессы. Мистер Лейзер исполнил это самым деликатным образом, подтвердив им правильность известия, ибо мистер Лейзер принадлежал к категории людей, находящихся в прямой оппозиции к школе миссис Шипмет, и слепо верил в правдивость печатного слова.

– Мне жаль, мой юный друг… Мой дорогой Пальборо, – пробормотал он, когда Чик тайком прокрался в контору, что было первым проявлением трусости в его жизни. – Почему бы вам не пойти на сцену, мой дорогой? Очень почтенная профессия. У меня было несколько очень хороших «жизней» со сцены. Я сторговал один полис за десять тысяч фунтов!

– Мистер Сольберг не был бы хорошей «жизнью», если бы я встретил его сегодня утром! – воскликнул Чик запальчиво.

– Он никогда не был хорошей «жизнью», мой дорогой Пальборо, – мрачно заметил мистер Лейзер.

Положение Чика в конторе становилось довольно двусмысленным. В качестве скромного отправителя ответных писем и хранителя журнала он всегда находил себе работу, не превышавшую его способностей. Но теперь журнал был передан клерку-бухгалтеру, а надписывание конвертов было поручено машинистке. По-видимому, для Чика не оставалось другого занятия, кроме как спокойно ждать чего-то или отвечать односложными фразами на чьи-то бодрые обращения: «Мой дорогой Пальборо!». Многие посетители приходили только для того, чтобы посмотреть на знаменитого клерка-маркиза. Они разговаривали с мистером Лейзером, но взгляды были обращены в сторону Чика.

В конце концов Чик вынужден был заняться рисованием фигурок на своем бюваре. Но и тогда все обступали его и вслух восторгались…

В этот вечер он обедал один в обществе Мэгги. Она была очень серьезна, и ему показалось, что она плакала. Вероятно, это было результатом ее беседы с Бренсомом и отказа от соблазнительного контракта. Он думал об этом и мысленно сочувствовал ей.

– Гвенда, конечно, не придет домой к обеду, – сказала она, и Чик удивился, почему она сказала «конечно».

– Вы думаете, что я ужасное существо, не правда ли? – в третий раз вопрошала его Мэгги за обедом.

– Я никогда не считал, что люди ужасны сами по себе, – отвечал Чик. – Когда я начинал заниматься боксом, прежде всего меня учили тому, что нужно хорошо относиться к людям, с которыми дерешься. А там встречались довольно странные парни… Если я не думаю дурно о них, то почему я могу быть дурного мнения о вас? Очень жаль, что вы не любите Сэмюэля…

– Возьмите себе еще картофеля, – резко прервала его Мэгги.

После обеда и мытья посуды Мэгги вернулась в маленькую столовую, где Чик занялся чтением. К его удивлению, она была одета по-дорожному.

– Вы сможете присмотреть за маленьким Сэмюэлем? Я выйду ненадолго, – попросила она. – Я не думаю, чтобы он проснулся раньше одиннадцати часов, так что вы, пожалуйста, не заходите к нему пока.

Чик улыбнулся.

– Можете быть спокойны, – заверил он.

Мэгги направилась к двери, остановилась, постояла в нерешительности, затем быстро наклонилась и поцеловала его.

– Вы хороший мальчик.

И она исчезла.

– Уф! – произнес растерянный Чик. Еще ни одно существо в мире, более привлекательное, чем старая тетка, не целовало его.

Он читал свою книгу – это было сочинение Прескотта о Перу. Было уже около десяти часов вечера, когда он, наконец, сообразил, что отсутствие Мэгги продолжалось слишком долго. И вдруг послышался писк. Он вскочил с места, прислушался и побежал в комнату направо, где обнаружил Сэмюэля, уставившимся глазенками в одну точку и издававшим странные звуки.

– В чем дело, старый колпак? – спросил Чик, взяв его на руки. Но Сэмюэль не унимался. Осматриваясь вокруг в поисках бутылки, Чик заметил лист бумаги на видном месте, лежащий на камине. Он подошел поближе и с ужасом прочел:

– Вот тебе и тетя! – простонал Чик, но его внимание вновь привлек к себе Сэмюэль.