Майкл сидел в роскошном Мерседесе, доставшемся ему в наследство от Лео, и наблюдал, как реактивный самолет Гольфстрим IV шел на посадку в аэропорту Санта Моника. Казалось, для такой громадины посадочная полоса была немыслимо короткой, но вскоре приземлившийся самолет уже съезжал по рулежной дорожке и приближался к тому месту, где находился Майкл.

Майкл приветствовал Томми Про у трапа, затем усадил в Мерседес, пока шофер клал в багажник его вещи.

— Как тебе нравятся подобные транспортные услуги? — спросил друга Майкл. Надеюсь, полет не утомил тебя?

— Утомил меня? Хотелось бы почаще так утомляться. Он нашел нужную кнопку и поднял стекло, отделяющее их от водительского места. Шофер вез их в направлении к Малибу.

— Он может слышать нас разговор? — спросил Томми.

— Вовсе нет. Лео приобрел стандартный шестисотый седан с двенадцати цилиндровым двигателем и переделал его, увеличив длину. И сделал его совершенно звуконепроницаемым.

Томми включил телевизор. — Он принимает передачи CNN?

— Нет, Томми. Для этого нужен кабель или спутниковая антенна.

— Но он принимает каналы, где передают новости?

Майкл подался немного вперед и переключил канал. — Мы здесь поймаем пятичасовые новости. На экране возникло лицо диктора Тома Брокова.

— Добрый вечер, — произнес телеведущий. — В сегодняшних новостях очередная конфронтация с Саддамом Хуссейном по вопросу инспектирования его военных приготовлений, у президента глубокий политический кризис по поводу скандала с Иран — Контрас, и, — на экране возникла фотография мертвого человека, лежащего на нью-йоркской мостовой, — серьезные перемены в руководстве мафии.

Томми глубоко вздохнул.

— В чем дело? — поинтересовался Майкл. — В газетах ничего не было.

— Если немного повезет, то можно сказать, что этот бедняга на мостовой — Бенни-Нос.

— Бенни? Кто, по-твоему, набрался смелости завалить самого Бенни?

— Ты смотришь прямо на него.

— Ну, Томми, ты даешь! Давай, выкладывай все по порядку.

— Ш-ш-ш-ш, — сказал Томми, показывая на экран.

Броков вновь появился на экране.

— После полудня два высокопоставленных члена нью-йоркской мафии были застрелены при выходе из дверей ресторана в Манхэттене. Эти убийства опровергли теорию ФБР, утверждавшую, что после смерти Бенито Карлучи, власть перешла к четверке его приближенных без обычной борьбы. Полиция считает, что двое из них решили избавиться от конкурентов с целью консолидации власти.

— Соображаешь теперь, почему я прилетел к тебе? — сказал Томми. — Самое время находиться подальше оттуда.

— Так кто же остался? — спросил Майкл. — Кто ведет все дела?

— Остались Эдди и Джо Фунаро, а я веду все дела.

— Боже, Томми! Как ты сумел все устроить?

— Старик устроил все, вернее мы вместе с ним. Он призвал всех четверых и дал новую установку и велел Эдди и Джо подчиняться мне. Теперь они занимаются уличным бизнесом, а я всем остальным. Они делают свои дела, а я отмываю бабки в легальном бизнесе.

— Стало быть, ты управляешь всем?

— Всем. Томми явно был доволен собой.

Майкл откинулся к спинке сидения. — Стало быть, ты — Дон?

Томми ухмыльнулся. Да, я — Дон.

Ближе к закату Майкл с Томми прогуливались вдоль пляжа колонии Малибу. Майкл был в обычной калифорнийской одежде, а Томми в закатанных до колен брюках, шелковой безрукавке и свободно болтающемся галстуке. Они только что поужинали и теперь говорили о новых обязанностях Томми, и о его необъятной власти.

— Винни, ты просто везунчик, — заметил Томми.

— Не знаю, не знаю.

— Везучее, чем сам себе представляешь.

— Что ты имеешь в виду?

— Если бы Дон прожил еще одни сутки, ты уже был бы мертв.

Майкл остановился как вкопанный. — Что?

— Я удерживал его изо всех сил, а потом он умер.

— Старик хотел меня убрать?

— Винни, ведь ты дважды предал его.

— Томми, погоди, я не понимаю.

— Некоторые даже сказали бы, что ты дважды предал меня.

— Томми…

— Ты отговорил Джонсона и Гелдорфа от продажи студии японцам, что означает, нам и японцам.

— Томми, этого не следовало делать. По крайней мере, тогда.

— Отчего же не тогда? Я все устроил. Гелдорф вместе с Джонсоном были у меня в кармане, Голдмэн — умер, а ты был у руля.

— Томми, выслушай меня. Мне в руки досталась киностудия. Центурион Пикчерс! Знаешь, что это такое?

— Это означает черте какую сумму денег, вот что.

— Нет, гораздо больше. Я могу делать любой фильм, подчеркиваю, любой , какой пожелаю. Могу нанять любую кинозвезду. Любого директора, любого сценариста. У меня в руках кнопка с зеленым светом. Понимаешь, я владею кнопкой.

— Черта с два ты владеешь. Ты работаешь за зарплату.

— Но мой контракт обеспечивает мне право получать два процента от проката до тех пор, пока фильм рентабелен.

— Два процента в год? Ты говоришь мне, что предал Дона, Семью и меня за несчастные два процента в год?

— Томми, я не собирался никого предавать. Ты не потерял ничего.

— Старик видел все совершенно в ином свете, и если бы не я, ты бы теперь кормил собой рыбу в Тихом океане. Для усиления эффекта Томми указал рукой на водную гладь перед собой.

— Томми, я высоко ценю…

— Ты ни хрена не ценишь, Винни. Да знаешь ли ты, что он велел мне сделать? Он приказал мне уничтожить тебя, а я не сделал этого. Впервые за всю жизнь я проигнорировал распоряжение моего Дона. Ты не ценишь, Винни. Ты был вскормлен Семьей и так отплатил за добро.

— Томми, то был мой шанс, можешь ты это понять?

— Твой шанс предать друзей?

— Мой шанс управлять своим делом, распоряжаться своей жизнью и не быть под ногтем кого бы то ни было.

— Нет, тебя растили не так. Винни, черт подери, мы все под ногтем друг у друга. И своей работой мы обязаны друг другу. А ты подумал, что мог забраться в кресло Лео Голдмэна и никому не быть обязанным?

— Томми, я прекрасно знаю, что я у тебя в долгу. И я сделаю все, чтобы отплатить тебе с лихвой. Только скажи одно слово. Ты получишь все, что захочешь.

— Ты что, думаешь, что киностудия — это что-то вроде игрушки, да? Это нечто вроде гигантской игрушки, с которой тебе угодно играть, не позволяя другим дотронуться до нее? Ты так и не понял, что это не что иное, как машина для печатания денег.

— Томми, просто скажи, чего ты хочешь.

— Я хочу шестьдесят процентов акций Центурион Пикчерс. Это как раз то, что имеется у Гарри Джонсона, а также фонд Аманды Голдмэн — фонд, которым распоряжается Норман Гелдорф. Остальное я добуду сам.

— Томми, если я лишь заикнусь об этом, то сам себе перережу горло. Я буду отстранен от управления студией. Мне вновь придется горбатиться на кого-либо еще, разве ты не понимаешь?

— Винни, позволь мне рассказать тебе одну историю. Помнишь Коротышку?

— Коротышку? У него что-то было с ногами, а у Дона он был мальчиком на побегушках?

— Именно. Ноги не держали его, но он садился в каталку на роликах и объезжал на ней окрестности, выполняя поручения Дона.

Винни засмеялся. — Чего только не вытворял он на этой доске-каталке!

— Верно, вытворял, и знаешь что? Дон доверял ему.

— Дон доверял Коротышке? Я и не знал, что он кому-то доверял.

— Мало кому, но Коротышке он верил. И знаешь почему?

— Почему?

— Ты не в курсе, но еще до нашего с тобой рождения у Коротышки был самый богатый похоронный дом во всей Литтл Итали.

— Нет, этого я не знал. Как же случилось, что он оказался прикованным к своей каталке?

— Благодаря Дону. Дон ссужал его деньгами, не брал проценты, помогал ему в бизнесе. Понимаешь, что я хочу сказать? И единственная услуга, которую он должен был оказывать Дону, это хоронить кого-либо для него. Дон присылал ему трупы, и тот должен был хоронить их в могиле, по двое вместо одного официального покойника.