Из какой-то, непонятной тогда ему самому зависти, Шрам хотел уничтожить всех, кто подлинно был Наследием. Ведь сторонников у Аира имелось не так много. А уж в живых осталось и того меньше — по пальцам одной руки перечесть. Давно Шрам хотел поквитаться, но успел застать только одного — старого мастера с острова Палец Демона, который, как оказалось, приютил потомка Xenos. Словно малюсенький черепок от разбитого горшка, что не достала из дальнего угла метла времени.

Старый мастер был не промах, но годы брали свое, и Шрам, не без труда, но убил островитянина. Да что там? Испепелил мощным заклятием и весь сказ! Чернокнижник позже не без удовольствия вспоминал последние слова, которые он бросил бывшему мастеру «Диких мечей», ведь ранкены сами нередко произносили что-нибудь эдакое над умирающим противником…

Молодого ученика он отбросил, как щенка, даже не используя магию, а просто хорошенько резанув того по лицу припрятанным за пазухой шабером. Это получилось случайно, но Шрам был настолько доволен удачным совпадением, что посчитал это достаточным и забрал меч старого мастера, бросив у тела лежащего без сознания ученика тот стилет, которым оставил на юношеском лице горизонтальную рану.

Подул сильный ветер, кроны деревьев закачались и, через шум листвы, послышалось карканье ворон и звон с колокольни церкви феларской миссии, расположенной недалеко от того места, где сидел Шрам. Маг потер глаза — нет, ему не показалось, по берегу прямо к нему шел большой черный пес. Руки и ноги отказывались слушаться, но Шрам не паниковал. Бессмысленно было скидывать путы pishogue.[12] Он же сам наладил устойчивую связь для собственной пользы с той плоскостью мироздания, где обретались многие, кто обладал незаурядными знаниями в области колдовства и прорицания. Те, кого принято было считать объектами суеверий простых смертных — разношерстное сборище существ из иных, слишком близких миру плоскостей и измерений.

Собака приблизилась на расстояние ровно тринадцати шагов, села и заскулила протяжно и жалостливо. Как громко в этот раз! Шрам не без смятения слушал эту песнь, ведь наваждение к этому и устремляло рассудок любого чернокнижника, ищущего прорицания или знаков. На месте глаз у черного, как сажа, пса зияли пустые глазные впадины. Из них струились ручейки слез. Пес протяжно завыл, содрогнув воздух вокруг и снова побрел к магу. По спине невольно пробежал холодок — грим[13] давал плохое предзнаменование. Он увязался за Шрамом еще от кладбища вблизи Швигебурга. Сначала чернокнижник подумал, что это простая псина, что шатается за путниками и попрошайничает. Но сколько бы он не спрашивал у встречных, видят ли они черного пса, настойчиво преследующего его, все как один изумленно таращились на пустой тракт и недоуменно вертели головой.

Шрам протянул руку и потрепал за ухом легшего у его ног пса, что было равноценно праведнику прикоснуться к крыльям ангела. Полночный гость полежал так немного, поднялся и медленно, на подгибающихся лапах захромал, жалобно поскуливая, к черной морской глади. Не потревожив ее покоя, грим продолжал брести, медленно погружаясь, словно в складки черного шелка. Маг со смятением наблюдал, как пес исчез в Покинутом Море, неотвратимо и покорно возвращаясь в Бездну.

Постепенно, сначала издалека, но приближаясь и приближаясь, вернулись звуки и близкого города, и последние удары церковного колокола, и плеск волн о берег…

Перед магом возникла фигура, закутанная в накидку с надвинутым на лицо капюшоном. Незнакомец несколько мгновений простоял в нерешительности под недружелюбным взглядом Шрама и, наконец, собравшись с духом, произнес:

— Рад приветствовать вас! Я искал с вами встречи. Мое имя — Кеарх, я из гильдии воров города Швигебурга…

— Поздравляю, — перебил его маг, — А теперь убирайся!

Чернокнижник прикоснулся к медальону, висящему у него на шее, и исчез.

Через мгновение сильваниец увидел его силуэт в шагах тридцати от прежнего места.

Эльф решился проявить настойчивость и последовал за Шрамом, пусть даже тот мог своей ворожбой перемещений дать фору любому леприкону. Последовавшая за этим «погоня» за чернокнижником продолжалась добрых полчаса, но, в конце концов, упорство Кеарха принесло свои плоды. Старик пребывал в подавленном настроении духа после увиденного и быстро сдался, выслушав просьбу.

Когда Шрам снял повязки с лица эльфа, то несколько изумился увиденному следу проклятого клинка, который почитал уничтоженным каким-нибудь сбиром. Они, являясь верными и недалекими прислужниками феларской церкви, крушили многие подлинные шедевры колдовского и кузнечного искусства, ведь их ограниченное религией сознание не воспринимало такую ценность. Чернокнижник цокнул языком, по достоинству оценив и удар и заклятие самого лезвия, после чего скорбно изрек:

— Будет страшный шрам. Вот и ты получил одну из тех регалий судьбы, что носит почти всякий бродяга, как свидетельство непростого наживного опыта. Только тебе повезло меньше с тем местом, где она появилась. Я мало чем смогу помочь, но, по крайней мере, рана заживет. Однако о делах где попало не беседуют. Ты устроился на ночь у мэтра Николауса?

— По правде сказать нет, я еще не нашел пристанища, — Кеарх готов был провалиться на месте, так как подобная торопливость была свойственна разве что новичкам.

Найти ночлег после полуночи было делом непростым и вызывало большие подозрения и кривотолки в Фивланде.

— Однако, сударь… При вашем роде деятельности… Вам что, мало одного шрама? — изумился маг, — Ладно, прошу за мной. Я остановился в здешней небезызвестной гостинице. Пусть про нее знают повсеместно, но там сейчас достаточно всякого сброда, чтобы наш визит не заметили. Следуйте за мной и предупреждаю, мои услуги стоят недешево, а должников я не оставляю в покое. Никогда.

К тому времени, когда небольшой обоз, с которым прибыли Карнаж, Скиера и Филин остановился у порога гостиницы, в заведении «У мэтра Николауса» вовсю клацали пивные кружки, трещал огонь в большом камине общей залы, и скрипели от натуги старые дубовые стулья под задами в большинстве своем не отличавшихся субтильностью телосложения постояльцев.

Не смотря на все протесты Филина на перепутье, «ловец удачи» чуть ли не силком усадил того в повозку, а осла продал тому купцу, который вез в этой повозке товары в Лангвальд, пообещав присматривать за небольшим обозом. Хотя действительно «присматривать» осталась только полуэльфка, а сам Феникс решил положить конец преследованию Кеарха, рыская по дороге, как голодный волк, пока двое его спутников были в безопасности среди прочих путников, для надежности сбившихся в большой караван. Таким образом, Кеарх был вынужден уехать вперед.

Когда они вошли внутрь заведения, ужин был в самом разгаре. В центре залы, окруженной столами, парила в необычайном своей веселостью танце полуэльфка с черными, как крыло ворона, длинными волосами. Угольки ее огромных глаз сверкали, словно звезды в ночи, когда она кружилась с бубном под восхищенными взглядами зрителей.

Мэтр Николаус наливал пива и следил, чтобы его подручные поварята были порасторопнее и вовремя подносили еду и питие.

Танец закончился и в воздух поднялся одобрительный гвалт. Полуэльфка обворожительно улыбнулась публике и отошла передохнуть к столу, за которым сидел, взвалив на него ноги, бард. Рядом с кружкой доброго лангвальдского пива лежала широкополая шляпа со срезанной тулей, что носили раньше в Южном Феларе, и редкой красоты сильванийская лютня. Когда полуэльфка приблизилась, бард спустил ноги и усадил ее на колени. Их губы слились в нежном поцелуе под завистливыми взглядами собравшихся.

— Эй, красотка! — осклабился подсевший к милующейся парочке рыжебородый горбун, — Старику тоже хочется ласки. Как ты смотришь на то, чтобы пересесть мне на колени за пару серебряников?

— Эй, приятель, хоть бы лысину прикрыл что ли? Ну-ка двинься!