— Ну достали эти джунгли! Ну сил больше нет!

— Отставить разговорчики! Шире шаг! И шаг становился шире. На два сантиметра.

И скорость возрастала. До полутора километров в час.

— Осторожно! Слева сорок градусов! Слева сорок градусов, вперив прозрачные бусинки-глаза в идущих людей, готовилась к прыжку змея.

Метра в три длиной.

— Вижу.

Короткий удар мачете, и змея укорачивалась вполовину. А полтора метра это уже не так страшно. Это уже почти как наша лесная гадюка.

— Справа. Десять градусов!

Еще одна, длинная, что твоя бельевая веревка, рептилия. Да нет, не одна, а две.

— Сверху!

Удар с лету. Так, что обе половинки падают на головы.

Да сколько их здесь, в самом-то деле!

— Слева…

Справа…

Сзади…

— Все. Мочи больше нет. Привал!

Встали на небольшом, посреди чавкающей жижи, островке. Попадали кто где стоял. Сбросили противомоскитные сетки, отерли разъетые потом лица.

— Может, пообедаем?

— Давай. Сервируй.

Попробовали развести костер, чтобы чай согреть, да где там. Из местных дров воду можно было выжимать, как из свежевыстиранного белья. Только коробок спичек зря извели.

Пришлось обедать всухомятку. Штык-ножами вскрыли несколько банок тушенки, размазали мясо и жир по сухарям. Сгрызли. Запили пахнущей металлом водой из фляжек. Заели тремя плитками шоколада на всех. Промокнули губы. Вот и весь обед.

— Однообразное меню в вашем ресторане, — заметил Кудряшов, сбрасывая пальцем с последнего квадратика шоколада налипшую на него мошку. — Мясо с насекомыми, жир с насекомыми, сухари с насекомыми. Тьфу! И эта туда же, — стряхнул с рукава ползущую по нему здоровенную пиявку. — Дерьмовый у вас ресторан!

— Зато вид из окна экзотический.

— Вид — это да! К виду претензий нет. Пустые банки из-под консервов, шоколадную фольгу и все прочие отходы пиршества по раз и навсегда выработанной привычке зарыли в глубокую яму, которую замаскировали ветками и листвой. Точно так же поступили с уже переработанными организмом продуктами питания. То есть тоже зарыли и замаскировали. Боец спецназа после себя следов оставлять не должен. Даже таких на первый взгляд невинных.

Хотя, казалось бы, кто найдет их здесь, где нога человека, кроме их ног, наверняка еще не ступала. И тем не менее. Правила конспирации исключений знать не должны.

— Пошли?

— Пошли.

И сразу по пояс в вонючую вязкую жижу. И, раздирая коленями невидимые ветви и стебли, — вперед! Чтобы успеть к ночи выйти на сухой участок грунта.

Не успели. Ночь пришлось ночевать на болоте.

Между стоящими вблизи друг с другом деревьями растянули простейшие, сплетенные из парашютных строп гамаки. Замаскировали подходы листвой и ветками. Легли. Уложили на животы автоматы. Укрылись маскхалатами. И так всю ночь и качались, как мухи в паучьей паутине. Кроме одного сменного часового, бесшумно слоняющегося по округе в поисках подкрадывающихся к биваку врагов. Как будто этим врагам делать больше нечего, как в кромешной тьме по гнилому болоту ноги мочить. Как будто у них других, более приятных ночных занятий не найдется.

— Спокойной ночи!

— Спокойной!

Но спокойной ночи не получилось. В темноте по затихшим лейтенантам заползали, забегали, запрыгали какие-то мелкие представители местной фауны, норовящие протиснуться сквозь щели в одежде к голому телу. С минуты на минуту ожидались и их более представительные собратья. С аршинными зубами и отменным аппетитом. Которых очень привлекает европейская кухня. Ну в смысле мясо молодых российских лейтенантов. И еще почему-то вспомнились леденящие душу рассказы про десятиметровых питонов, бесшумно наползающих, обвивающих и давящих свои потенциальные жертвы. То есть все тех же молодых российских лейтенантов.

К утру караул нес не один шатающийся туда-сюда часовой, но весь личный состав отдыхающего подразделения. Во главе с командиром.

— Что, не спится?

— Да как-то не очень. Видно, матрас жесткий попался.

— И мне попался…

Днем лейтенантов подгонять нужды не было. Никто не хотел заполучить еще одну такую ночевку.

— Ничего, выйдем на высотки, там посуше будет, — подбадривал личный состав командир. — Осталось не так уж много.

— Слева. Девяносто градусов. Осторожней.

— Вижу.

— Справа. Сто.

— Вижу…

На высотки вышли только к ночи. И уснули. Кто где упал. И уже не чувствовали бегающую и прыгающую по телам фауну. Пообвыклись.

Утром развернули карту.

— С такими темпами нам не успеть к контрольному сроку, — сказал командир. — Мы прошли меньше трети.

— Что ты предлагаешь?

— Прибавить темп.

— Мы и так уже на пределе. Быстрее не получится.

— Значит, надо облегчаться.

— Чтобы хорошо облегчаться, надо хорошо есть… — мрачно пошутил кто-то.

— Придется бросить часть снаряжения.

— Что?

— Два цинка с патронами. На обратном пути подберем.

— Для чего мы их тогда столько времени тащили?

— Чтобы по достоинству оценить мудрый совет капитана, который советовал лишних боеприпасов не набирать. Другого выхода у нас нет. Если мы опоздаем к условленному сроку, патроны нам все равно будут ни к чему. Только если застрелиться.

— Другого выхода действительно нет.

Цинки и еще кое-что из снаряжения по мелочи зарыли в хорошо узнаваемом месте, пометив его на карте.

— Ну что, теперь ходу?

— Теперь ходу!

— Темп?

— Самый предельный.

Недаром лейтенанты, несмотря на мотовооруженность современной армии, бегали восьмисоткилометровые марафоны в Псковскую область. Теперь пригодилось.

Дозор в авангард, с отрывом на пару десятков метров. Больше нельзя. Больше потеряются. Командира с картой и прочими командирскими атрибутами-в центр колонны, где безопасней всего. Автоматы на изготовку так, чтобы одни смотрели дулами вправо, другие влево. Гранаты из подсумков в карманы. Чтобы быстрее можно было достать.

— Все готовы?

— Готовы!

— Тогда с места бегом марш!

Полчаса бег. Где это позволяет местная флора. Полчаса быстрый шаг. Через час пятиминутный отдых. Дозор определяет направление и темп движения. Арьергард страхует тылы. Командир сверяет направление по компасу. В случае опасности — мгновенная остановка и рассыпание в разные стороны. И затаивание. Словно никого и не было. Словно случайному наблюдателю померещились какие-то идущие по джунглям люди. Какие-то неясные тени. Которые мгновенно растворились, когда он решил рассмотреть их получше.

Полчаса бег.

Полчаса быстрый шаг.

Пять минут отдых…

День.

Часть ночи.

Второй день…

Первыми сдали ноги в насквозь промокших ботинках. На коже повысыпали пузыри мозолей, полопались и стали кровить. Ступать приходилось голым мясом.

От однообразного положения стали затекать шеи.

Нестерпимо зачесалась истертая складками одежды и изъетая потом кожа. Потом загноилась. И потекла…

Стали слипаться глаза.

И приходить глупые мысли. О тщете всего земного.

Приближался предел усталости, после которого утрачивается боеспособность.

— Командир! Надо или вставать на большой привал. Или…

На большой привал, где бы можно было привести в порядок себя и амуницию, где бы можно было поесть, отдохнуть и подлечиться, времени не было.

Оставалось или…

Командир вскрыл аптечку и выдал каждому из бойцов по две таблетки стимулятора. Который и от усталости, и от голода, и от боли, и от сна. Который от всего, кроме смерти.

Теперь пару дней они должны были бежать на внутренних резервах. Тех, что «химия» затребовала на-гора из их измученных организмов. И те, что организмы выдали, подчиняясь сильнейшей таблеточной команде.

— Готовы?

— Готовы.

— Тогда в путь…

Полчаса бег.

Полчаса быстрый шаг.

Пять минут отдых.

Час.

Два.

Три.

Десять…

— Вижу объект! — показал двигающийся в голове колонны дозор.

Точнее, не сам объект, а известные топографические привязки вблизи него. Те, которые невозможно спутать.