Крики, возня, пыхтение, угрозы, падения. Драка, уже мало напоминающая бой… Просто драка, без приемчиков и правил. Потому что не на ринге, не на татами — в реальных боевых. Потому что в такой свалке даже нормально размахнуться невозможно. И еще потому, что проигрываешь не раунды и очки — жизнь.

И снова рев моторов зависшего над полем боя вертолета, раздирающие одежду потоки ураганного ветра сверху и равномерный, басовый стук крупнокалиберного пулемета.

— Он что, с ума сошел? Здесь же свои! — возмущенные голоса по-английски.

— Ребята, не отрывайся от них. Он своих мочить не будет! — крики по-русски.

Фонтанчики земли, выбитые крупнокалиберными чушками пулеметных пуль. Совсем рядом. Буквально в двух шагах. И одновременное падение и откат всех — и американцев и русских — под защиту крон деревьев. И напряженные взгляды вверх.

— Он что у вас, псих, что ли?

— Didn't catch…

— Сам ты гад!

И тут же противника руками за грудки и, с силой подтянув к себе, головой в лицо.

— Получи! За свое превосходство в воздухе! И за то, что ваши пилоты такие олухи!

Нет, слабы все-таки американцы в драке. Нет у них такой уличной закалки… Культурная нация. Привыкли разрешать все споры с помощью адвоката.

— А как насчет «крюка» правой в левую скулу? Не очень? А в правую? Тоже не нравится? А прямым по нюхалке?..

— Миша, Миша, отойди в сторону! Я его из автомата!

— Да пошел ты со своим автоматом… Я его и так уделаю! Одними руками…

И тут же пропущенный удар ногой в солнечное сплетение. И еще один — в подбородок. Эх, Миша, Миша, тебе же говорили — лучше из автомата… А теперь тот, кто мог стрелять, сам, крепко сцепившись с противником, по земле катается, безуспешно пытаясь дотянуться пальцами до его горла.

Крики, угрозы, хрипы, стоны, мат-перемат…

И вдруг перекрывающий все прочие звуки голос. Излагающий свою мысль хоть не совсем на русском и не вполне на английском, но на совершенно понятном и русским, и американцам языке. По существу понятном…

— А ну, суки… Янки… Чтоб вас… Руки вверх… А не то… Всем крышка… Йес, вашу мать!

И все замерли. И перестали стучать друг друга по сопатке и давить друг другу пальцами на кадыки. Потому что посредине свалки, удерживая на вытянутых руках по гирлянде гранат, встал капитан Пивоваров.

И зубами выдернул предохранительную чеку у той, что была зажата в правой руке, а потом у той, что в левой руке.

— Кто двинется хоть на шаг, отпущу. На хрен! Вы меня знаете! Блин!..

Откуда, интересно, американцы могли узнать о дурных наклонностях сибирского паренька Вани Пивоварова?

— Вань, а мы-то как? — попытались урезонить его опасливо замершие сослуживцы.

— И вы — на хрен! Достали все! — сказал Пивоваров. И утер кулаком с зажатой в нем гранатой окровавленный лоб.

— Ну-у!..

В этой драке — кулаки против десятка гранат «Ф-1» победить могли только гранаты. И их владелец.

— О'кей! — согласились американцы и отбросили в сторону ножи.

— Руки за голову!

Американцы подняли руки И сцепили пальцы на затылках в замок.

В наступившей тишине стал отчетливо слышен рев моторов приближающегося вертолета.

— У него что, горючки не меряно? — спросил кто-то.

— И патронов тоже…

— Далидзе! Федоров! Кузнецов!

— Я!

— Бегом к «вертушкам», снимите пулеметы и отгоните этого… к чертовой матери… — кивнул в небо командир

— Есть!

— Всем остальным собрать раненых, убитых и оружие.

— А что с этими делать? — кивнул на сбившихся в кучу пленных американцев Пивоваров.

— Вот эти пусть и собирают. Если попытаются бежать — стреляй на месте.

Далидзе, Федоров и Кузнецов, стараясь избегать открытых мест, пробежали несколько десятков метров до вертолетов. Быстро осмотрели незнакомое им оружие, заправили ленты, передернули затворы.

— Нормальная машинка. Вроде нашего танкового…

— А если он верхом пойдет? Мы же не сможем ствол так высоко задрать.

— Не пойдет. Ему рассмотреть надо, что внизу творится. Прежде чем стрелять… Стали ждать.

— Вон он!

— Где?

— Сейчас увидишь.

Из-за дальних деревьев вынырнул вертолет. И сразу же навстречу ему застучали пулеметные очереди. Расстояние было самым небольшим, так что промахнуться было почти невозможно.

С летящего вертолета ударили встречные очереди. Пули взрывали землю, шлепали по металлу, разбивали стекла в кабинах.

— Если попадет в бак, то…

— Не каркай! Ворона!

Дуэль длилась недолго. Какой-нибудь десяток секунд. Крупнокалиберные пули — это вам не пчелиные укусы «АКМ». А попасть в махину парящего в небе вертолета много легче, чем с качающегося борта в фигуру человека.

Вертолет отклонился в сторону, набрал высоту и лег на обратный курс.

— Уйдет, гад!

— Не уйдет! — кричал Кузнецов, выпуская вслед удаляющемуся вертолету бесконечную очередь. — Не может такого быть, чтобы ушел! Не должно…

Но вертолет ушел. Целым и невредимым. А может быть, и не целым. Но все равно ушел.

Ушел!

— Ну все! Теперь жди гостей!

— Это точно! Без гостей не обойдется…

— Приборы нашли?

— Нашли.

— Без ошибки?

— Без ошибки.

— Тогда так, вертолеты — к чертовой бабушке, их же толом. Самолет — тем же образом, туда же. Чужих убитых оставляем здесь. Наших уносим с собой. Все здесь подчищаем. Под метелку! Чтобы ни одной соринки, по которой можно опознать нашу принадлежность, — сказал командир. — И как можно быстрее. Пока они нам на хвост не сели. Кузнецов!

— Я!

— Рубите носилки.

— Сколько?

— По числу раненых и убитых.

— Но мы не сможем унести всех.

— А мы и не понесем. Понесут эти. Которые их… В общем, американцы понесут. А потом посмотрим.

— На что посмотрим? —

— На их поведение.

— И что будет зависеть от их поведения? — с недобрым выражением на лице спросил «замок».

— Не знаю! Мне по этому поводу командование никаких распоряжений не давало. Про вьетнамцев — давало. А про американцев — нет.

— И какие распоряжения командование давало про вьетнамцев?

— Сам знаешь, какие…

— Давай отойдем… — предложил «замок».

— Давай.

Командиры отошли в сторону.

— Объясни мне, чем отличаются американцы от вьетнамцев? Я не понимаю.

— Тем, что они не вьетнамцы! И тем, что по ним у меня нет никаких указаний. Я не хочу брать на себя ответственность за подобные решения. Не хочу влазить в политику.

— И все равно я ни хрена не понимаю. У них такие же глаза. И такие же языки… С точки зрения безопасности…

— Слушай, не финти, говори, что ты предлагаешь? — по-простому спросил командир.

— Я предлагаю списать их в потери.

— Всех?

— Всех! Они видели нас. Слышали нас. Знают нашу принадлежность. Наконец, знают, зачем мы сюда пожаловали. Они знают все.

— Предположительно знают…

— Точно знают… К тому же, если их здесь не найдут, янки организуют преследование. Перекроют подходы к побережью. Понагонят вертолетов. А если найдут, то просто утащат трупы на базу и закроют это дело.

— И не станут искать виновных?

— Станут, но не нас. Прочешут джунгли. Перетряхнут местное население. Спишут все на какой-нибудь случайный партизанский отряд, сожгут для острастки пару деревень и на том успокоятся! Мы останемся в стороне.

— А кто потащит убитых?

— Сами потащим. Недалеко. Выроем где-нибудь в укромном месте могилу, похороним, замаскируем. На всякий случай заминируем. Чтобы наверняка. Чтобы — если кто-нибудь полезет — никаких следов. В крайнем случае задействуем янки, а потом вернем их сюда и…

— А раненые?

— Легкие пойдут сами. А тяжелые… Ты что, не знаешь, как выходили из этого положения во время войны? Тем более что дороги они все равно не выдержат. Только дольше будут мучиться. Они не жильцы… А нам нельзя задерживаться. Просто невозможно. Приборы у нас. Мы должны их доставить во что бы то ни стало. Приборы важнее людей. Важнее всех нас! Ради них нас сюда и послали.