Прищелкнув языком, Майкл тоже пошел конем и лишил брата двух черных пешек. Теперь, как и обещал Майкл, его ферзь угрожал ладье Даррага.

– Почему ты не хочешь признаться себе в том, что страдаешь без жены? Тебе надо съездить за ней, – неожиданно сказал Майкл.

Дарраг бросил на брата хмурый взгляд.

– Не суй нос не в свои дела, понятно?

Майкл взял со стола стакан с виски и сделал глоток.

– Я перестану вмешиваться в твои дела, когда ты прекратишь терзать нас. У меня разрывается сердце при виде твоего тоскливого настроения. Кроме того, ты стал таким раздражительным и вспыльчивым, что от тебя можно прикуривать сигары. – Многозначительно взглянув на сигару, которую держал в руке, Майкл затянулся и выпустил дым. – Вчера ты довел Мойру до слез.

– Я попросил у нее прощения. Она все поняла.

– Да. Мы все тебя понимаем. Ты тоскуешь по жене. Так хватит киснуть, пора действовать. Поезжай за ней и привези ее обратно.

«Если бы все было так просто», – с горечью подумал Дарраг. Он не находил себе места с тех пор, как Джанет уехала. Сначала он тешил себя надеждой, что она передумает и, поругавшись с Маркемом, вернется в замок. Но Джанет не возвращалась. Дни сменяли друг друга, прошел месяц после отъезда Джанет, потом второй...

Ледяное дыхание зимы сковало землю. Холод долго не желал уступать место весеннему теплу.

За все это время Дарраг получил лишь пару писем от жены. Оба они были короткими. В первом Джанет сообщала, что благополучно добралась до Англии и намеревается немного пожить в дербиширском поместье своей сестры и зятя. Второе письмо пришло через несколько недель. В нем жена благодарила Даррага за щедрую сумму, отпущенную на покупку дома в Лондоне, который Джанет назвала «красивым и удобным».

Она ничего не писала о тех чувствах, которые испытывала к нему, и не упоминала о Тодди Маркеме. Судя по всему, Джанет не собиралась возвращаться в Ирландию.

Дарраг не желал уговаривать жену вернуться к нему. Он тоже молчал о своих чувствах. Сначала Дарраг сердился на Джанет, а потом его охватило отчаяние. У него опустились руки, и он ничего не хотел предпринимать.

Дарраг залпом осушил свой стакан с остатками виски и с мрачным удовлетворением почувствовал, как огненная жидкость обожгла ему горло.

– Но ведь совершенно ясно, что она не желает возвращаться, – сказал он. – Джанет дала это понять в тот день, когда уезжала.

– В таком случае ты поступил как последний дурак, отпустив ее в Англию.

– А что мне оставалось делать? Каким образом я, по-твоему, должен был остановить ее? Заковать в кандалы? Запереть в башне? Она хотела уехать, и я не мог не отпустить ее.

– Почему ты не сказал ей, что любишь ее?

– Она это знает, – промолвил Дарраг, однако на самом деле он вовсе не был уверен, что Джанет действительно известно, какие чувства испытывает он к ней.

Он ни разу не произнес этих слов: «Я люблю тебя». Много раз он собирался это сделать, но выражал свои чувства другими способами – заботой, лаской, прикосновениями, страстью. Но возможно, Джанет ждала от него именно признания. После переезда в Кэйлин-Мур отношения супругов испортились. Как знать, если бы Дарраг прямо сказал жене о своей любви, может быть, она не покинула бы его.

Но с другой стороны, неужели после всего пережитого Джанет не поняла, что он любит ее? Это казалось Даррагу невероятным.

Джанет кружилась в освещенном сотней горящих свеч бальном зале вместе с обаятельным кавалером. Вокруг танцевали еще три дюжины пар. В воздухе смешивались ароматы глинтвейна с медом и гвоздикой, розового масла, шампанского...

Бал был похож на столпотворение, гости теснились, как овцы в загоне. Хозяйка могла быть довольна собой, ее вечер удался на славу. Завтра в колонке светской хроники любопытные читатели прочитают о том, кто во что был одет, кто что ел и пил и кто с кем танцевал. Эти новости потом долго будут обсуждать в свете.

Джанет всегда любила подобные многолюдные балы. Но сегодня ей почему-то было невесело. Она уже больше двух месяцев наслаждалась светской жизнью, посещая балы, маскарады, праздники, званые ужины, рауты и приемы. Впечатления от этих развлечений начали сливаться в ее восприятии в одну смутную картину.

Джанет сшила себе множество новых туалетов, но их новизна постепенно приелась ей. Теперь ее утомляли ежедневные визиты подруг, с которыми она пила чай и сплетничала об общих знакомых. Ее начало раздражать ухаживание десятка верных поклонников, каждый из которых мечтал стать ее избранником. Она не собиралась заводить себе любовника и постепенно утрачивала к ним интерес. Их внимание, которое раньше забавляло ее, казалось теперь обременительным и назойливым.

Джанет надеялась, что Лондон излечит ее от тоски и поднимет ей настроение. И действительно, сначала она получала огромное удовольствие от выездов в свет, от столичной суеты и соблазнов. Ее будоражили людская толчея на улицах, звуки и запахи большого города, радовали хорошо знакомые панорамы Лондона. Но очень скоро все это начало надоедать ей.

Джанет наскучили одни и те же лица, которые она видела изо дня в день, одни и те же игры, одни и те же развлечения. Ее приглашали на званые вечера в лучшие дома Лондона, но теперь они вызывали у Джанет одно раздражение. Люди, с которыми она постоянно встречалась в свете, казались ей пресными и недалекими. Удивительно, но прежде Джанет не замечала этого.

«Хочу ли я, чтобы моя жизнь свелась к бесконечной череде балов и светских раутов? – спрашивала она себя. – Неужели это все, что мне нужно?»

Но чего еще она хотела? Ведь это была именно та жизнь, к которой Джанет когда-то стремилась всей душой. Что же произошло? Что изменилось в ней?

Дарраг – вот причина произошедших с ней перемен. Дарраг и Ирландия. Теперь Джанет была уже не та, что прежде. У нее как будто спала пелена с глаз, и она увидела окружавшую ее жизнь совсем в другом свете. Джанет до сих пор обожала многолюдные сборища и развлечения, но без Даррага они теряли для нее всю свою прелесть.

Музыка прекратилась, танец окончился. Поблагодарив партнера, Джанет разрешила ему проводить ее к креслу, в котором сидела леди Брентфорд. Взглянув на циферблат высоких напольных часов, Джанет увидела, что уже около часа ночи. Бал был а полном разгаре, но Джанет чувствовала себя уставшей. В Ирландии в это время она уже обычно спала. Подавив печальный вздох, Джанет подошла к матери, с которой приехала сюда в одной карете.

– Мама, я еду домой, – сообщила ей Джанет.

Леди Брентфорд бросила на дочь озабоченный взгляд.

– Но почему так рано? Тебе нездоровится, дорогая? У тебя разболелась голова? Здесь действительно довольно душно. Столько гостей! Шейле давно уже следовало бы открыть пару окон, но ты же знаешь, как она боится сквозняков.

Всем было известно, что хозяйка бала, леди Фарнхем, отличалась маниакальным страхом простудиться и заболеть. Поэтому в ее доме все окна были плотно закрыты, а в комнатах стояла духота.

Джанет покачала головой:

– Нет, я чувствую себя хорошо. Просто я устала. Если ты хочешь остаться, я пришлю за тобой карету, когда доберусь до дома.

– Нет, нет, дай мне немного времени попрощаться с моими друзьями, и я поеду с тобой.

Прощание леди Брентфорд затянулось почти на час. Это вывело Джанет из себя. Но в конце концов ей удалось увести мать из бального зала и сесть вместе с ней в карету.

Джанет откинулась на мягкую, обитую атласом спинку сиденья и выглянула в окно, за которым проплывали темные улицы ночного города. Мерный цокот конских копыт по мостовой успокаивал ее нервы.

– Прекрасный вечер, – промолвила леди Брентфорд, пряча сложенный веер в ридикюль. – Никто не сможет обвинить Шейлу в недостатке гостеприимства, хотя, конечно, не всем понравилось царившее в ее доме столпотворение. Что же касается еды, то она была просто великолепна. Шейла переманила к себе повара Окснисов. По-моему, он австриец. Надеюсь, ты попробовала говядину и голубей в коньяке. Твоему отцу, несомненно, понравился бы сегодняшний ужин, он обожает вкусно поесть. Однако он не захотел ехать со мной и отправился в свой клуб. – Леди Брентфорд фыркнула. – Ох уж эти мужчины! Несносные создания.