…и вдруг отпрыгнул назад, лишая себя преимущества сокращенной дистанции. Это было тупо, но только так можно было одержать полную победу.

— Поднимите оружие, граф, — сказал ученый, раскрыв забрало. Лицо его было уже человеческим.

Вытерев кровь со своей шеи, Карстмеер бросил на него хмурый взгляд и медленно встал на ноги. Хороший это был воин. И латы хорошие. Боевые, а не турнирные; рассчитанные на то, что их владелец может остаться без помощи оруженосцев и не должен попасть при этом в положение перевернутой черепашки.

Кажется, граф опасался, что сейчас Килиан атакует, стоит ему отвлечься. Но ученый не атаковал. В понтийской дуэльной стойке, с выставленным вперед клинком и заведенной за спину левой рукой, он ждал, пока противник достанет воткнутый в землю меч.

Потому что знал, что у того ничего не выйдет.

Двумя руками Карстмеер пытался вытащить меч из земли, но Килиан, в левой руке прятавший крохотный шарик свинца, магнитокинезом удерживал лезвие. Выражение лица он старался поддерживать одновременно выжидающее и расслабленное. Получалось ли, он не был уверен, учитывая, что после удара по шлему в голове звенело до сих пор.

Граф был упрям, и за рукоять меча дергал минут пять. Все это время ученый наблюдал за реакцией солдат. И когда их напряженное внимание начало сходить на нет, негромко заметил:

— Ваша кровь на моем клинке.

Подняв на него глаза, Карстмеер вздохнул:

— Да. Моя кровь на вашем клинке. Я признаю свое поражение.

И в тот же самый момент Килиан прекратил подавать энергию в магнитное поле. Граф Карстмеер чуть не упал, когда меч неожиданно поддался.

— В таком случае, наш вопрос решен… Ну, если вы не хотите теперь испытать меня в конной сшибке.

— Да. Вопрос решен.

Преклонив колено и протянув меч, Карстмеер произнес:

— Я, Ворден Карстмеер, граф Стерейи, приношу клятву верности Его Величеству королю Идаволла Амброусу. Я также клянусь в верности божественной Госпоже Ильмадике и приношу ей обет служения. Да будут присутствующие свидетелями.

— Я, барон Килиан Реммен, наделенный правом говорить от имени короля, свидетельствую вашу клятву. От имени короля я принимаю ее. Встаньте, граф Карстмеер.

Поднявшись на ноги, граф заметил:

— А теперь, барон Реммен, я настаиваю, чтобы вы и ваши люди были гостями в моем замке.

Вообще, Килиан предпочел бы поскорее вернуться в столицу. Но о том, чтобы обидеть с таким трудом завоеванного союзника отказом, не могло быть и речи. Да и рану следовало хотя бы обработать.

После же того, как граф со свитой первыми направились к замку, к ученому подошел Маврон. Разозленный Маврон.

— У нас же был уговор! — возмутился он.

— Да, был, — небрежно бросил чародей, — Мы договорились, что я отдам вам дочь мятежника. Вы видите тут мятежника? Лично я нет.

От такого рассуждения рыцарь, кажется, на секунду утратил дар речи.

— Я… Я этого так не оставлю!

Чародей бросил на него короткий взгляд и устало произнес:

— Знали бы вы, как часто я это слышу…

Килиан вернулся рано утром.

Выйдя встречать… Хозяина? Друга? Врага? Сейчас Лана затруднялась с определением. Не получалось у нее считать ученого никем из перечисленных. Кили не был ее хозяином: что бы там ни твердили Ильмадика и остальные, она не признавала себя рабыней и не была ею по сути. Кили не был ее другом — больше не был, с тех пор, как предал её в Гмундне. Но и врагом он ей тоже не стал: пусть сомнительным способом, но он спас ей жизнь. Дважды.

В общем, выйдя его встречать, девушка откровенно клевала носом. Строго говоря, никто не требовал от нее встречать его, но она решила, что должна это сделать. Должна прежде всего перед самой собой.

Потому что ей важно было знать, чем закончился его поход.

— Привет, — улыбнулся чародей, глядя на взъерошенную спросонья пленницу, — И спасибо.

Это было весьма неожиданное приветствие.

— Спасибо? — не поняла девушка, — За что?

— За то, что помогла мне с Карстмеером, — «пояснил» Килиан, — Если бы не ты, все не сложилось бы столь удачным образом.

— Но меня ведь там не было! — удивленно хлопнула глазами Лана, — Я ничем не помогла тебе.

Первая ее мысль была о том, что это какой-то издевательский сарказм. Но уж чего-чего, а сарказма она от Килиана слышала достаточно и знала, как он выглядит, звучит и ощущается в такие моменты.

— Это тебе так кажется, — загадочно ответил чародей.

Он прошел в обеденный зал, где служанка уже накрывала на стол. За последние дни особняк новоявленного барона стал уже больше походить на человеческое жилье и приобретать некую неуловимую атмосферу уюта, — не в последнюю очередь благодаря усилиям пленницы.

— Так что в итоге вышло? — спросила Иоланта, следуя за ним.

— Карстмеер согласился не доводить до войны, — ответил Килиан и, верно истолковав ее взгляд, добавил, — И промывания мозгов мне для этого не понадобилось. Я смог убедить его.

— Я рада, — искренне сообщила девушка.

Это было правдой. Как это ни странно, хотя Иоланта и опасалась, что Кили могут убить на этом задании, то, каким образом он его выполнит, волновало девушку гораздо больше. В его уме, изобретательности, боевых и магических навыках чародейка была уверена. А вот в том, что ученый сумеет сохранить моральный компас и удержаться от опасной грани…

— Рад, что ты оценила. А здесь как было в мое отсутствие? Тебе никто не досаждал?

Чародейка покачала головой.

— Нет. Я вообще, кроме Кэт, практически ни с кем не общалась.

— А Хади? — чуть нахмурился ученый.

— Он заходил всего пару раз, — пояснила Лана, почему-то почувствовав какое-то беспокойство.

— Вот как? Странно…

Килиан задумчиво хмыкнул.

— Я спрошу его, почему так. Тем более что мне нужно передать ему наконец карту. В ближайшие дни Хади и его люди покинут столицу. И вскоре вернутся домой.

— Это хорошо…

Лана отвернулась. Почему-то от этих слов ей стало больно. Домой… Она давно не была дома. С тех пор, как, казалось, целую вечность назад отправилась сопровождать Лейлу на встречу с ее женихом.

И что теперь? Амброус оказался предателем и мерзавцем. Лейла у него в плену — и страшно представить, что с ней делают в этот самый момент. А в родную страну…

Если она и вернется туда, то только как рабыня завоевателя. Иллирию ждет война. Война с Идаволлом. Война с Орденом Ильмадики. Война, в которой Килиан будет убивать ее соотечественников. В которой рано или поздно под его клинки и чары неизбежно попадет кто-нибудь из ее родных и близких.

И она ничего не может с этим поделать.

Чародейка почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. А мгновением позже ощутила прикосновение к своему плечу. Осторожное, мягкое, заботливое…

— Эй. Ну ты чего?.. — ласково произнес Килиан.

Она, однако, дернула плечом, сбрасывая его руку. От его нежности сейчас становилось еще гаже.

— Не надо, Кили. Ты мне не поможешь. Только хуже сделаешь.

Килиан, однако, был упрям. Этот парень никогда не умел мириться с тем, что ему что-то непонятно. Порой эта его черта вызывала у нее раздражение. Но в данный момент — скорее грусть.

— Так, — протянул он, — И что я на этот раз сделал не так?

Чародейка вздохнула:

— Да ничего ты не сделал. Думаешь, на тебе свет клином сошелся? Сама ситуация — дерьмо. Хоть делай с ней что-то, хоть не делай.

— Лана… — ученый развернул ее к себе и попытался обнять, — Это же не навсегда. Рано или поздно война закончится. Да и до того я постараюсь придумать, что можно сделать, чтобы облегчить твое положение.

Девушка, однако, оттолкнула его:

— Например, «откроешь мне глаза на вашу истину»? Как Кэт или Джавдету?!

Килиан дернулся, как от удара. От мощного такого удара под дых, нанести какой физически чародейке определенно не хватило бы сил.

— Неужели ты до сих пор допускаешь, что я поступлю так с тобой?.. — как-то отчаянно спросил он.