— Благодаря блестящей поддержке Перегрина и собственной стойкости Маклеода мы смогли избежать худших последствий стихийного бедствия. Однако ситуация еще далеко не улажена. — Он закрыл шкатулку.

— Вот как? — Филиппа вскинула брови. — В таком случае тебе лучше сообщить мне все подробности.

Адам коротко рассказал обо всем, что произошло после их расставания в аэропорту, показав копию надписи на внутренней стороне амулета. Пока он говорил, Филиппа помалкивала, однако ко времени окончания рассказа ее утонченное худое лицо затвердело, как маска сфинкса.

— Это руны, а не клинопись, — сказала она, возвращая копию, — скорее всего североевропейские, что согласуется с описанным тобой торком. Я проведу кое-какие изыскания, чтобы уточнить; тем временем сам амулет надо уничтожить и отвести угрозу от Маклеода. — Она посмотрела на шкатулку с холодным расчетом. — Дело будет нелегким… особенно после того, что ты уже совершил сегодня. Ты намерен разобраться, не откладывая?

Адам откинулся на спинку кресла и устало потер глаза.

— Это надо сделать сегодня. И не думай, что попробуешь сама. Не говоря уже о моих тесных связях с Ноэлем, я более компетентен. Но я был бы рад твоей помощи.

— Почему же еще я держала бедного Хэмфри в неизвестности насчет обеда? — сказала Филиппа с хмурой усмешкой. — Искренне надеюсь, что он не планировал на этот вечер чего-то особенного! Хотя я не люблю отменять уже готовую трапезу, боюсь, в данном случае ничего не поделаешь. Если мы должны как следует разобраться с этим, — она махнула на шкатулку, — понадобится напрячь все наши способности.

Адам подтвердил ее слова серьезным кивком. Пост был желательной частью подготовки к Работе, ибо физиологический процесс пищеварения отвлекал кровь от мозга и притуплял умственные функции. Еще важнее — в эзотерическом смысле — был заземляющий эффект принятия пищи, мешающий вознесению души на верхние уровни. На самом деле есть рекомендовалось после духовных трудов любой интенсивности — для возвращения к действительности.

— Я предупредил Хэмфри, что, возможно, обеда не будет вообще, — сказал Адам. — В любом случае, по-моему, мисс Гилкрист упоминала, что оставит тушеное мясо с овощами на случай сбоя в расписании самолетов. Когда дело доходит до Работы, Хэмфри понимает необходимость воздержания не хуже тебя или меня. Какие бы кулинарные планы мы ни нарушили, он не пожалеет потраченных усилий там, где на кону благополучие Охотничьей Ложи.

Выпив по чашке чая, они разошлись по комнатам, чтобы принять душ и приготовиться, каждый по-своему. Когда через час Адам спустился вниз, на нем был синий стеганый халат поверх широких серых брюк и чистой белой рубашки, а на ногах украшенные гербом тапочки — его любимое одеяние для формальной Работы. Филиппа щеголяла в похожем на тунику розовато-лиловом платье.

Они спустились по узкой лестнице в сладкую, пахнущую плесенью темноту винного погреба. Филиппа шла впереди, неся старинную масляную лампу в форме листа папируса, которая дополняла электрический свет желтоватым сиянием и слабым ароматом лимонной вербены. Адам нес длинную металлическую шкатулку, хранящую обломки оригами-рыси.

Адам прошел мимо затененных полок с марочными винами к дальнему концу погреба. Здесь, в углубленном портале, пряталась арка, увенчанная геральдическим знаком Синклеров — фениксом, взмывающим из пылающего гнезда. Сама дверь была выложена прямоугольными дощечками из разных пород дерева: каждая дощечка размером с человеческую ладонь и украшена инкрустацией.

Передав шкатулку Филиппе, Адам нагнулся и прижал правую руку к дощечке из тюльпанового дерева в центральной верхней точке двери. Дощечка поддалась под нажатием пальцев, потом сдвинулась вверх, открыв неглубокую нишу. Соседняя дощечка слева, кленовая, при прикосновении Адама плавно подвинулась на приготовленное для нее место, подобно передвижному кусочку китайской головоломки.

Последовательное перемещение еще нескольких дощечек открыло тайник, хранящий полированный медный ключ. Вынув его, Адам передвигал дощечки в случайном на вид порядке, пока наконец центральная дощечка не отодвинулась, раскрыв замок, для которого предназначался ключ.

Адам повернул ключ в замке, забрал у Филиппы металлическую шкатулку и задержался, чтобы закрыть и запереть дверь, пока мать шла по короткому коридору к еще одной полукруглой двери. За ней находилось сводчатое помещение размером с винный погреб; побеленные стены мягко освещала лампа, свисающая на бронзовых цепях с розетки в центре потолка. Прямо под лампой стоял квадратный, высотой по пояс, алтарь в форме двойного куба, установленный в центре большого ковра с бахромой и покрытый свисающей до полу темно-синей напрестольной пеленой. Справа от алтаря стояло кресло из золотистого дуба; сиденье и высокая овальная спинка были обиты синим бархатом того же оттенка, что и напрестольная пелена.

Узкий проход в стене справа от входа вел в маленькую ризницу. Филиппа уже вошла туда со своей лампой, но Адам сначала подошел к порогу храма, уже сосредоточившись для предстоящей работы. Когда через несколько минут он зашел в ризницу, Филиппа сменила тунику на сапфировую сутану и при помощи маленького ручного насоса с бронзовой рукояткой наполняла водой фарфоровый кувшин кремового цвета.

Отложив шкатулку, Адам снял стеганый халат и надел такую же, как у матери, сутану, доверху застегнув ее, подобно священнику, и подпоясавшись кушаком такого же темно-сапфирового цвета. На руке у него уже было сапфировое кольцо с печаткой — и эмблема, и орудие Старшего Адепта, а теперь он возложил на себя каббалистическую епитрахиль Верховного Адепта, черную справа, белую слева и усеянную крохотными красными мальтийскими крестиками на месте соединения двух цветов — напоминание о знамени Beauceant тамплиерского наследия. В другую ночь, для другой Работы, он, наверное, накинул бы белое поверх черного и заправил концы под кушак, символизируя Милосердие, сдерживающее Силу — Царя-Жреца, предлагающего себя в жертву Божеству; но нынче вечером он оставил концы свободными, ибо должен был служить орудием в руках Божества, стоящего, подобно Срединному Столпу, между Силой и Милосердием, дабы вершить восстановление Равновесия, искаженного темным деянием Ложи Рыси.

Сжав перед собой ладони, легко прижимая сапфир кольца к губам, Адам вознес, как молитву, девиз, принятый тамплиерами, когда их было лишь девять Бедных Рыцарей в Святой Земле.

«Не нам, Господи, не нам, но имени Твоему дай Славу!»

Филиппа ждала с кремовым кувшином и такой же чашей; на руке висело чистое льняное полотенце. Он подошел к ней и позволил полить на руки водой, вдыхая благоухание розового масла, потом вытер руки полотенцем и оказал ей такую же услугу.

Ее кольцо сверкнуло в свете лампы — сапфир и золото в форме скарабея, древнего египетского символа вечной жизни. Отец Адама купил это кольцо незадолго до свадьбы, не зная ни тогда, ни потом, что его избранница призвана к другому служению, помимо обязанностей врача, жены и со временем матери. Пектораль, висевшая у нее на груди, была приобретена позже, но относилась к временам гораздо более древним. Подвеску из голубого фаянса и эмали с изображением сокола-Гора, сжимающего солнечный диск, сделанную в Египте во времена XXI династии, купили на аукционе, чтобы отпраздновать рождение Адама. Сэр Иэн Синклер так никогда и не узнал, что душа, смотрящая из мудрых глаз его новорожденного сына и наследника, восприняла украшение как знак царственного жречества.

Филиппа отложила полотенце, и Адам оторвался от воспоминаний. Он опорожнил чашу над умывальницей, вделанной в стену, вернув воду земле, откуда она пришла. Пока мать переносила в храм разные предметы, он вынул кинжал из кармана халата и на время заткнул его за кушак.

Она вернулась. Они были готовы. Засветив новую восковую свечку от лампы-папируса, Филиппа первой вошла в храм, Адам последовал за ней с металлической шкатулкой. На этот раз он остановился в проходе, предоставив Филиппе зажечь восковые свечи, стоявшие в зеркальных подсвечниках на всех четырех стенах храма, отвечая в уме, когда Филиппа приветствовала каждую четверть, прося о защите. На восточной стене была фреска, изображающая Древо Жизни, и восточная свеча находилась на месте Кетера, Венца*.[9] У самой стены стоял более традиционный христианский алтарь, хотя сегодня они не собирались им пользоваться. Сияние свечей зажгло серебряные точки на потолке, где свод был выложен мозаичными звездами.