Мэг растянула губы в благодарной улыбке. Нужны мне ваши поздравления!
– Как вы устроились? – продолжала светскую беседу Бланш.
– Прекрасно, благодарю вас.
– У меня к вам выгодное предложение, Маргарет. Мы неоднократно обращались с ним к Кэролайн, но, видимо, из-за старческого упрямства и вздорного характера она отвергала его.
Мэг почувствовала необходимость вступиться за Кэролайн:
– Тетушка была своенравной, но никак не вздорной.
– Не будем спорить, – промурлыкала Бланш. – Так вот, перейду к сути. Наша семья хотела бы приобрести портреты виконта и виконтессы Лигонье, все-таки это наши предки. – Сделав ударение на слове «наши», Бланш, очевидно, желала подчеркнуть не столь благородное происхождение Мэг со стороны отца. – Вам, наверное, трудно понять это.
– Почему же? – парировала Мэг. – Так как я прекрасно понимаю вас, то могу понять и чувства нашей семьи. Она никогда не расставалась с семейными реликвиями, а портреты Лигонье являются таковыми.
– Вы еще не знаете, какую сумму я хочу вам предложить!
– Это не имеет никакого значения, – Мэг мило улыбнулась. – Интересы Окридж-холла для меня прежде всего.
– Да-а, – протянула Бланш. – К сожалению, он уже не тот, что был прежде! Какие приемы устраивала Кэролайн!
– А я как раз собираюсь возобновить эту традицию по окончании траура, – неожиданно вырвалось у Мэг. – Надеюсь, вы не откажетесь посетить меня.
– Мы с Ричардом с удовольствием придем. И родители тоже. – Бланш поднялась и начала прощаться. – Думаю, ваше решение о картинах не окончательное. Поймите, иметь дома портреты этих благородных людей очень важно для меня и моих будущих детей.
– Как жаль, что их поведение не всегда соответствовало происхождению и вряд ли может служить хорошим примером для юношества, – не удержалась Мэг.
Не подозревавшая, что Мэг так хорошо знает скандальную историю ее прабабки, Бланш не нашлась что ответить и только зло сверкнула серыми глазами. Мэг легко кивнула ей.
13
После ухода Бланш Мэг начала лихорадочно рыться в старых фолиантах, чтобы побыстрее стереть из памяти неприятный визит. С трудом вытащив толстенный том в кожаном переплете, она на секунду зажмурилась, представив, с каким наслаждением опустила бы его на красивую головку этой захолустной виконтессы. Ну и черт с ней, пусть поцелуется со своим Ричардом! Мне до них нет никакого дела, и чем реже они будут здесь появляться, тем лучше. А то я когда-нибудь не выдержу, и редкое издание пострадает!
Бережно перелистывая истонченные пожелтевшие страницы, Мэг погрузилась в чтение. Книга оказалась историей дома Феннелов, написанной Чарльзом Кросби, библиотекарем. Слог не отличался изяществом, но в обстоятельности мистеру Кросби отказать было нельзя. Мэг совершенно запуталась в браках первых Феннелов, в их должностях, взлетах и падениях на королевской службе. При описании сэра Филиппа Феннела тон повествования изменился. Видимо, злосчастный Филипп был любимцем библиотекаря. Собственно, восхищаться было нечем. Легкомысленный Филипп участвовал в заговоре, был обезглавлен и едва не погубил свой род. Только своевременный переход его вдовы леди Маргарет в протестантство спас семью от опалы и конфискации имущества. Во время казни Филипп держался с веселым мужеством и достоинством и даже шутил с палачом. Кросби подробно остановился на внешности Филиппа – высокого черноволосого красавца. Перед Мэг предстал образ Ричарда Стоуна. Вид Ричарда в белой рубахе с расстегнутым воротом перед плахой так потряс ее, что глаза мгновенно наполнились слезами. Ей стало жалко и его, и себя, влюбленную так безнадежно. Почему-то пришли на ум строчки:
Не каждый, кто на свете жил,
Любимых убивал,
Один – жестокостью, другой -
Отравою похвал,
Трус – поцелуем, тот, кто смел, -
Кинжалом наповал.[2]
По-моему, я окончательно свихнулась из-за этого Стоуна, подумала Мэг, вытирая слезы. Осторожно вошедший с подносом в комнату Сэндби увидел ее, хлюпающую носом над описанием казни сэра Филиппа Феннела. Мэг и сама не могла бы объяснить, оплакивает она сэра Филиппа или свою безответную любовью к Ричарду Стоуну. Сэндби тихо поставил поднос на столик и деликатно вздохнул.
– Ах, Сэндби, за что их так жестоко? Ведь можно было просто-напросто послать осваивать новые земли, или в пираты, или воевать с Испанией. Все эти Тюдоры просто тираны и самодуры!
При последних словах Сэндби вздрогнул и прижал палец к губам, будто опасаясь, что клевреты жестоких Тюдоров могут ворваться в зал.
– Вы настоящая Феннел, мисс Маргарет! – сказал он и прослезился.
– Нет, Сэндби, не настоящая. Я не верю в Розового мальчика и, как Дон Жуан, готова пригласить его поужинать со мною! Э-э-эй! – Мэг сложила руки рупором и закричала куда-то в деревянный потолок. – Ты меня слышишь? У меня сегодня на ужин… Что у нас на ужин? – обратилась она к Сэндби.
– Ростбиф с йоркширским пудингом, кекс и клубника со сливками, – машинально ответил дворецкий.
– Ростбиф с йоркширским пудингом, кекс и клубника со сливками, – звонко повторила Мэг. – Не опаздывай, ростбиф надо есть горячим.
Сэндби выглядел воплощением отчаяния, и Мэг испугалась, что ее, как в детстве, оставят без сладкого.
– Не сердитесь, милый Сэндби, я пошутила. В конце концов, вы будете здесь во время ужина, а с вами я ничего не боюсь. Да, и покажите мне, пожалуйста, портрет Филиппа Феннела.
– Казненного? Или вашего дяди?
– Казненного.
Слегка оттаявший Сэндби проводил Мэг на длинную галерею. Красивый мужчина с продолговатым лицом ничем не напоминал Ричарда Стоуна. Мэг это обрадовало и успокоило.
После ужина Мэг включила телевизор и с удовольствием посмотрела «Мою прекрасную леди». Она видела этот мюзикл несколько раз, но сейчас он доставил ей особое удовольствие. Мэг очень живо представила себя на месте Элизы, роль Хиггинса в ее мечтах исполнял, конечно же, Ричард Стоун. Хоть бы поинтересовался, как я здесь! Я, можно сказать, подвергаюсь жестокой опасности (Мэг забыла, что сама вызвала эту опасность на себя), а ему хоть бы что! Воркует с Бланш под каким-нибудь фамильным портретом, – чтоб он на них свалился! – а та рассказывает ему о своей голубой крови, которую так хорошо передать детям.
Тут воображение Мэг совсем разыгралось, и она представила сцену, предшествующую появлению детей. Это было настолько невыносимо и неожиданно, тем более что ранее она не была подвержена эротическим фантазиям, что Мэг вскочила и, выключив телевизор, побежала по лестнице в спальню. Приняв душ, она из чувства протеста надела соблазнительную сиреневую рубашку, критически оглядела себя в зеркале и удовлетворенная легла спать. Переживания дня сделали свое дело, и Мэг мгновенно уснула.
Ночью она проснулась от странного поведения Пирата, который по обыкновению, уютно свернувшись, спал у нее в ногах. Кот выгнул спину дугой, встопорщил шерсть и низко, утробно ворчал. Прямо на дорожке лунного света, льющегося из окна, напротив туалетного столика кто-то стоял. Мэг замерла от страха. Ужас сковал ей руки и ноги, а спина мгновенно покрылась липким холодным потом. Розовая фигура качнулась, как бы в нерешительности, к кровати. Находясь в полном оцепенении, Мэг все же разглядела, как переливается в лунном свете шелк камзола и блестят длинные рыжеватые волосы. Это был он, мальчик с картины!
Мэг хотела закричать, но не смогла. Теперь мальчик сделал несколько шагов, отошел в тень и, как показалось Мэг, стал внимательно смотреть на нее. Затем он стал медленно пятиться. В этой замедленности было что-то гнетущее. Забили часы в соседней комнате. Каждый шаг незнакомца совпадал с боем часов, и на четвертом ударе он исчез за окном.
Прошло несколько минут. Дрожащей рукой Мэг нажала выключатель. В мягком ровном свете ночника комната выглядела на удивление спокойно и обыденно. Только вздыбленная шерсть Пирата и его распушенный, в руку толщиной хвост напоминали о мистическом визите. Мэг прижала Пирата к груди. Минут десять они сидели не шевелясь, но кот пришел в себя первым. Он вырвался, несколькими прыжками достиг конца кровати, свернулся клубком и, к удивлению и даже разочарованию хозяйки, через несколько секунд заснул. Мэг с завистью посмотрела на кота и позавидовала устойчивости его кошачьей психики. Сама она не смогла даже лечь и до утра просидела в кровати, сжавшись в комок и не погасив света. В десятом часу в комнату вошла Мэри Энн и с удивлением посмотрела на горящую лампочку.
Note2
Строки из «Баллады Редингской тюрьмы» Оскара Уайльда.