Мэг не заметила, что вода из лейки льется ей прямо на ноги. Слеза медленно скатилась по щеке и упала на рукав ее костюма, сверкнув в лучах солнца. Утренний свет был таким радостным, будто наступил лучший день в ее жизни, тогда как на самом деле…

Мэг вздрогнула. Нечего сидеть дома и лелеять свою тоску. Она не позволит сломить себя и забудет Ричарда Стоуна! И все же в глубине души Мэг понимала, что Ричард так стремительно вошел в ее жизнь и занял столь прочное место в ее сердце, что понадобится целая вечность, чтобы забыть его.

Мэг вернулась в комнату. Ее взгляд упал на висящий на спинке кресла халат, который вчера надевал на себя Ричард. Девушка взяла его и прижала к лицу. Она ощутила аромат его лосьона, запах его кожи. Это добило Мэг. Она швырнула халат на пол и безудержно разрыдалась, упав ничком на кровать и зарывшись лицом в подушку.

– Я ненавижу тебя, Ричард Стоун, ненавижу, – в ярости прошептала она.

На другое утро, едва забрезжил рассвет, Мэг выглянула в окно. День обещал быть прекрасным. Это вселило в нее надежду, что жизнь еще не кончена, но взгляд в зеркало вернул ободрившуюся было девушку к действительности. Мэг с отвращением разглядывала набрякшие от слез веки, бледное лицо, распухший нос и спутанные, потерявшие свой обычный блеск волосы.

Ну уж нет! Так просто она не сдастся! Мэг схватила щетку и стала расчесывать волосы. Как ни странно, эти привычные движения понемногу улучшили ее настроение. Мэг тщательно причесалась, накрасилась и надела яркое желтое платье. В Окридж-холл она вернется спокойной и жизнерадостной. Никто не должен догадаться о ее страданиях, а уж мистер Стоун тем более. Вызвав по телефону такси, она вышла на улицу.

– Как долго вас не было, – сказал Сэндби, встретив Мэг. – У вас все в порядке?

Он осекся, видимо, выражение лица Мэг, несмотря на все ее усилия, отвечало на этот вопрос красноречивее слов.

Мэг прошла в сиреневую комнату и отослала Мэри Энн, которая раздражала ее своими неумелыми попытками развеселить. Голова раскалывалась, нервы были на пределе. Взяв садовые ножницы и перчатки, она вышла в сад, решив прибегнуть к испытанному средству от всех болезней и печалей – физическому труду. Неизменные спутники Пират и Аттельстан последовали за ней. Как хорошо, что сегодня у садовника выходной и можно обойтись без его назойливой болтовни. Мэг так хотелось побыть одной. Она срезала увядшие цветы и засохшие стебли. Пальцы ее были исколоты острыми шипами, но физическая боль помогала забыть ей душевную.

День был ветреный, и Мэг вдруг показалось, что деревья в саду не шумят, как обычно на ветру, а что-то нашептывают. Ее охватило мрачное предчувствие. Нарезав букет чайных роз, она пошла к дому. Неожиданная мысль о возможном звонке Ричарда заставила ее ускорить шаг. Действительно, Сэндби сообщил, что звонил мистер Стоун и собирался приехать к ужину. Надежда вспыхнула в сердце Мэг. Сунув весь букет в слишком маленькую для него вазу и не заметив, что в ней нет воды, Мэг побежала готовиться к встрече. Она надела элегантный брючный костюм и распустила по плечам волосы. Время тянулось безумно медленно. Мэг металась по спальне взад и вперед, словно зверь в клетке.

В восемь часов черный «ягуар» остановился у Окридж-холла. Из него быстрым решительным шагом вышел Ричард. Чуть поодаль неторопливо и как бы нехотя шел Генри. «А его-то он зачем привез?» – удивленно подумала Мэг. Ричард сдержанно поздоровался, Мэг ответила кивком, не в силах вымолвить слово от охватившего ее тяжелого предчувствия. Генри также молча поклонился. На его лице застыло отрешенное, несколько обиженное выражение.

– Давайте пройдем в библиотеку. Нам нужно поговорить, – сказал Ричард.

Все молча прошли в комнату.

– Нас никто не может услышать? – спросил Ричард и на всякий случай поплотнее закрыл дверь. – Думаю, что все сказанное вы не пожелаете вынести за пределы этой комнаты.

Это «вы» прозвучало столь отчужденно, что Мэг затравленно сгорбилась в кресле.

– Может быть, Генри, ты сам расскажешь все Мэг? – продолжил Ричард.

Генри покачал головой.

– Тогда расскажу я, – сказал Ричард. – Видишь ли, Мэг, в этом доме уже давно стали происходить довольно-таки странные вещи. Этот молодой человек, как ты знаешь, был любимцем Кэролайн, и именно ему она хотела завещать приличную часть своего состояния, наиболее ценные картины и даже весь Окридж-холл. – Ричард описал рукой полукруг. – Как же, ведь это приемный сын ее любимой сестры. Такой милый и примерный мальчик. Ты ведь всегда был примерным мальчиком? А, Генри? – Генри упрямо смотрел перед собой. – Кроме того, он обладал некоторыми способностями. Когда его мать умерла, именно Кэролайн дала ему возможность завершить образование. Именно она дала ему деньги для поездки в Италию. Мальчик ведь хотел стать художником. Она же помогла ему купить галерею и основать собственное дело. Что, кстати, было довольно умно, так как художника из него не получилось, а вот бизнесменом он оказался превосходным.

Мэг слушала, не прерывая, не понимая, к чему Ричард клонит, и только переводила глаза с одного мужчины на другого.

– Итак, Генри был необыкновенно нежен и внимателен к своей тетушке. В доме все любили его, он привык уже считать Окридж-холл родным и, между прочим, превосходно знал все его уголки.

Смутная догадка шевельнулась в сознании Мэг.

– Генри стал одним из лучших специалистов в области живописи и, повторяю, прекрасно разбирающимся в ценах, – бесстрастно продолжал Ричард. – Но однажды Кэролайн пригласила одного эксперта – он должен был определить подлинность картины, которую она хотела подарить своему любимцу. Она готовила Генри сюрприз. Но сюрприз подготовил ей сам племянник. Эксперт, проходя по фамильной галерее, заметил, что там висят не подлинники. В частности, Ван-Дейк и Рейнольдс, цены которых на аукционе Сотби в прошлом году так подскочили. Эксперт также сказал Кэролайн, что эти картины были удачно проданы несколько месяцев назад, и как ты думаешь кем? Ну, разумеется, подставным лицом. Для Кэролайн не стоило большого труда узнать, что настоящим продавцом был именно Генри, который и заменил картины.

– На деньги, полученные за них, я купил другие, более достойные, и Окридж-холл не пострадал бы, – лишенным всякого выражения голосом сказал Генри.

– Здесь мы переходим уже к другой части истории, а именно – к тебе, Мэг. – Голос Ричарда при этих словах слегка дрогнул. – Кэролайн была страшно огорчена. Я думаю, это и ускорило ее смерть. Она не могла решить, кого сделать наследником. Генри был недостоин. Кэролайн поделилась своими переживаниями со мной, но попросила оставить все это в тайне. И тут появляешься ты, Мэг. Кэролайн была потрясена. Дело в том, что ты обладаешь поразительным сходством с Мэри Феннел, портрет которой и должен был стать сюрпризом для Генри!

– Генри, ты знал? – Мэг повернулась к бледному Генри. Тот затряс головой.

– Он начинал догадываться. Видимо, Кэролайн какими-то намеками навела его на мысль, что портрет найден. Во всяком случае, он видел гравюру с этого портрета и не удержался, посоветовав тебе сшить костюм Мэри для гейнсборовского бала. Ему очень хотелось рассказать кому-нибудь о портрете. Гейнсборо – вот истинная и единственная страсть нашего Генри! Ведь ты поменял на Гейнсборо те портреты, да, Генри?

– Да, – коротко ответил тот.

– В твоем сходстве с Мэри Кэролайн увидела перст судьбы и хотела рассказать тебе. Кроме того, она считала, что все несправедливо обошлись с Гвендолен, твоей матерью, и хотела загладить вину. Вот так, Мэг, ты стала наследницей Окридж-холла и притягательной приманкой для этого джентльмена.

– Неправда! – крикнул Генри, выйдя из оцепенения, и поднял к Мэг глаза, в которых стояли слезы.

– Но Ричард… – начала Мэг.

– Ладно, в своих отношениях вы разберетесь сами, – зло ответил тот. – Если позволите, я продолжу. Когда он понял, что наследство от него уплыло, то решил хотя бы заполучить вожделенного Гейнсборо. Зная легенду о Розовом мальчике, он переодевается и проникает в левое крыло, где по его предположению должен быть тайник. Все было прекрасно рассчитано: за вором могли бы погнаться. Вынести большую картину Генри после смерти Кэролайн на глазах у слуг не решался, а Розового мальчика преследовать не стал бы никто. Все были просто загипнотизированы этой дурацкой легендой!