– Я уже говорил: вам пришлось бы умереть.
– Я думала, вы говорите не буквально.
Я покачал головой и пошлепал по набедренному карману брюк, где лежали мои таблетки.
– Я весь в этих таблетках, – сказал я. – Тот самый "я", с которым вы сейчас разговариваете. Но это не тот "я", каким я был перед тем, как попал в Резервуар. – Я глотнул кофе. – Официальная версия ничего подобного не говорит, это моя личная теория.
– Теория несколько невротическая.
– Да, пожалуй.
– Мне даже кажется, что вы и сами-то не верите в это.
Я пожал плечами.
– Это ваше право.
Какое-то время мы сидели молча.
– Иногда тут действительно становится очень одиноко, – сказала Ким.
– Да.
Спальня оказалась приятнее, чем гостиная. Она погасила свет и набрала "прозрачность № 3" для стен и потолка. Ощущение было такое, словно лежишь в лесу под открытым небом, над тобой сверкают миллиарды звезд, а вокруг раскачиваются ветки деревьев. Я дотронулся до ее обнаженного живота, потом поцеловал в губы. Время так сладостно замедлилось, но потом снова сжалось, подобно часовой пружине, и принялось отсчитывать секунды – тик-так, тик-так.
Мы лежали на спине и смотрели вверх, руки и ноги все еще были переплетены. Звезды незаметно кружились. Разглядеть Тау Бу я не смог, да и бог с ней.
– Зачем же тогда ты это сделал? – спросила она.
– Потому что мне было хорошо. И тебе, по-моему, тоже.
– Я не о том. Почему ты захотел стать Глазом?
– А-а… Я хотел увидеть то, что никому другому увидеть не дано никогда. Хотел летать так далеко, как никогда не сможет летать обычный человек. Глупые амбиции. Все это немного смешно.
– Ну и как, стоило того?
На меня нахлынули воспоминания: мрачное аквамариновое небо четвертой планеты, ощущение тяжелой азотной атмосферы. Эти пруды с ртутью. Но еще я вспомнил и то, как от меня отрывали мою индивидуальность, мою личность, и как мне казалось, что я читаю обо всех этих чудесах или смотрю их на картинках, но стоило мне не принять таблетку, как я тут же погружался в хаос и все становилось реальным, но бессмысленным.
– Нет, – ответил я, – не стоило.
– А мне это кажется бегством, – сказала Ким.
– Можно и так сказать.
Утром я поцеловал ее обнаженное плечо, она еще спала. Потом провел пальцами по ее руке, остановился на белых шрамах на запястье. Она проснулась и отдернула руку. Я поцеловал ее в шею, и мы снова занялись любовью.
Мне совершенно не хотелось возвращаться на территорию Проекта или сообщать о себе, как того требовали правила.
– Оставайся здесь, – предложила Ким.
Это звучало прекрасно. С утренней чашкой кофе я проглотил дневную дозу индивидуальности. Я делал это каждое утро, когда просыпался рядом с Ким. Иногда мы засыпали, забыв затенить стены и потолок, и тогда я просыпался с неприятным ощущением, что мы спим на улице. Один раз мне почудилось, что за мной следят, и когда я открыл глаза, то увидел, что с лужайки за нами наблюдает олень.
Я чувствовал себя здоровым и в некотором роде счастливым – чувства эти были мне раньше незнакомы. Я всегда был одиночкой. История Ким очень походила на мою собственную, с некоторыми отличиями. В какой-то степени это привело меня на проект Тау Бу. Но две недели с Ким Фам, я был неодинок. В моем мире появилось нечто новое, и мне это нравилось. Но иногда у меня появлялось такое же чувство, как в тот раз, когда я решил, что проснулся на улице, и за мной внимательно следил дикий зверь.
Однажды утром (это было последнее утро) я проснулся в нашей необычной спальне и увидел, что Ким плачет. Она повернулась ко мне спиной и уткнулась лицом в подушку. Плечи ее слегка вздрагивали. Я погладил ее по волосам.
– Что случилось?
Она ответила приглушенным голосом, не поднимая лица от подушки:
– Я больше не выдержу расставаний.
– Эй…
Она повернулась ко мне, глаза ее покраснели от слез.
– Это правда, – сказала она. – Я больше не выдержу.
Я крепко обнял ее, так мы встретили восход солнца.
За завтраком я открыл маленькую серебристую коробочку. Оставалось только три таблетки. Я взял одну и запил ее крепким кофе. Ким уставилась на открытую коробку, но я быстро закрыл ее.
– Почти кончились, – сказала она.
– Да.
– Роберт, ты был неправ. Эти таблетки вовсе не ты. Они помогают тебе чувствовать, вот и все. Нельзя же все время жить в страхе.
Я смотрел в чашку с кофе.
– Послушай, – сказала она. – Когда-то я завидовала Глазам. Никакой боли, никакого одиночества, никакого страха. Жизнь без всех этих дурацких чувств и переживаний. Но я ошибалась. Это не жизнь. Жизнь – это то, что у нас сейчас.
– Значит, надо достать еще таблетки. – Я улыбнулся.
Но такие таблетки в простой аптеке не купишь. Волшебное лекарство, возвращающее человеку индивидуальность, можно было получить в одном-единственном месте: на Проекте. Я решил, что поеду туда в тот же день; какой смысл ждать, пока все таблетки закончатся.
Ким крепко ухватилась за меня, – так хватаются за столб во время урагана.
– Я поеду с тобой, – сказала она.
– Тебя не пропустят за ворота.
– Ну и что. Я подожду снаружи.
Мы поехали на ее машине. Она припарковала ее на другой стороне улицы. Мы неловко обнялись прямо в машине. Я чувствовал, как на нас смотрит охранник.
– Ты мне почти ничего о себе не рассказывал, – сказала она. – А я выложила тебе все, что наболело в душе.
– Наверное, у меня ничего не наболело.
– Тогда ты бы не был человеком.
– Обещаю, что выложу все начистоту, когда вернусь.
Она не хотела отпускать меня, но я уже настроился. Я показал охраннику свой пропуск, он пропустил меня. Я обернулся и помахал рукой Ким.
– Хорошенькая, – заметил охранник.
Я сидел в пустой комнате. Коробочку с лекарством у меня забрали. "Опрашивал" меня молодой человек, который вел себя как автомат: задавал вопросы, сверял мои ответы со своими данными. Где я провел последние две недели? Почему не вышел на связь с Проектом? Ощущал ли я чувство подавленности, беспокойства? На некоторые вопросы я отвечал, на другие нет.
– Я приехал за таблетками, – сказал я. – Обещаю, что в следующий раз буду сообщать о себе.
Мужчина проводил меня в больничное крыло. Там я прошел подробный и бессмысленный медицинский осмотр. Пока обрабатывались результаты некоторых анализов, со мной присел поговорить помощник директора проекта Орли Кэмпбелл.
– Так значит, наш заблудившийся ягненок вернулся в стадо, – сказал он.
Орли был высоким мужчиной с мягким лицом и первыми признаками растущего живота. Мне он не нравился.
– Бэ-э, – проблеял я.
– Все тот же Бобби.
– Да, все тот же. Когда я смогу выйти?
– Это не тюрьма. Ты можешь уйти отсюда в любой момент.
– А как насчет таблеток?
– Ты их получишь, не волнуйся. Но ты должен пройти еще один сеанс, ты ведь знаешь.
– Знаю.
– У тебя дурные предчувствия? Я просмотрел твои данные. У тебя, похоже, депрессия.
– Никакой депрессии.
– Правда? Хотел бы я сказать то же самое о себе.
– Который сейчас час? Сколько времени я нахожусь здесь, Орли?
– Не так долго. Бобби, почему бы опять не потрудиться? Если хочешь перед этим еще недели две расслабиться, то ни каких проблем. Просто не забывай сообщать о себе. Это ведь тоже часть работы. Ты знал обо всем, когда шел на это.
Я думал о Ким, которая ждет у ворот. Там ли она еще? Хочу ли я, чтобы она была там? Я чувствовал, что мое сознание растворяется.
Орли продолжал улыбаться.
– Думаю, что я готов, – ответил я.
Месяц в Резервуаре – это очень долго. Конечно, будучи Глазом, человек уже не замечает хода времени. Весь мир его чувств и ощущений находится в дальней точке тахионной привязи. Я видел романтизированные иллюстрации этого состояния. На одном конце беспечный мечтатель, на другом – трудящийся робот. Между ними по эфемерному лучу света идет поток данных. Абсурд. Жизнь в человеке поддерживается внутри венными вливаниями, искусственно сохраняется водный баланс, искусственно удаляются шлаки. Специальное устройство высасывает данные. Все довольно жестоко.