— Это единственный способ спасти жизнь моей дочери, а для тебя — искупить нарушение наших обычаев, — говорила фигура голосом Данта.

— Я на все готов, — сказал юноша.

— Мы временно лишим тебя силы тяжести, чтобы ты был способен принять черный свет.

— Я еще в детстве привык к состоянию невесомости на корабле.

— Это кажущаяся невесомость. Во время полета сила тяжести, энергия гравитации, не исчезает, — продолжал говорить отец Онико, — она лишь уравновешивается скоростью корабля. Для облучения черным светом необходимо полное освобождение тела от энергии тяготения.

— Я готов на все, лишь бы жива была… она…

Дант снова умолк, по его лбу и вискам струились крупные капли пота, а взгляд по-прежнему неотрывно был устремлен на Евиту.

— Что ты почувствовал при облучении, Сын звезд? — спрашивал голос диктора.

Дант молчал, и Евита решила снова вступить в игру. Ей было бесконечно жалко его. Не может же Дант знать всю технологию облучения черным светом, он и так уже много рассказал. Евита втайне надеялась, что ей удастся вызвать у Данта другие воспоминания, земные. Собрав всю силу воли, она снова стала посылать в дремлющее сознание друга воспоминания об их первом счастье.

— Дант, милый, вспомни, как ты привлек к себе мою голову и на твоем костюме была вот эта камея. — Евита захватила ее на сеанс и теперь держала на вытянутой руке перед глазами Данта. — Помнишь? Помнишь?

Из груди юноши снова вырвался тяжелый вздох. "Сейчас опять вмешается Горн", — со страхом подумала девушка и заторопилась:

— Неужели ты не помнишь, это же я, Евита…

В это время что-то случилось с освещением. Море погасло, утратив свой оранжевый блеск, а во всем зале вспыхнул нормальный свет. Евита поднялась с пола, недоуменно оглядываясь, и в этот момент услышала родной голос, тихо произнесший ее имя.

Дант стоял около кресла, опираясь на него рукой, в другой он держал сорванный с головы шлем. В его глазах росли удивление и радость.

Владислав Горн с улыбкой наблюдал за ними через смотровое стекло пульта. Потом он пододвинул к себе журнал и записал в нем последнюю мысль, которой не хватало ему для доклада: "Приемником черного света может быть любое материальное тело, лишенное гравитационной энергии".

Николай откинул прозрачный колпак машины и выбрался на дорогу. После искусственной свежести больничного воздуха закружилась голова. Крупные капли дождя с глухим шумом падали на мокрый бетон шоссе и взрывались легкими фонтанчиками. По обочине, кружа и переворачивая на быстринах листья берез, мчался поток.

Николай подошел к старой придорожной иве и долго слушал однообразный шум дождя. Тяжелые тучи двигались медленно, и казалось невероятным, что за их сплошной серой пеленой кроется прозрачная синева неба. Вокруг было тихо и пусто. Он стоял, прислонившись к мокрому шершавому стволу дерева, взгляд бесцельно скользил по мокрой земле.

Черный рогатый жук с радужным отливом на крыльях карабкался по крутому склону. Струйки воды мешали жуку, но он упрямо двигался вверх. Вода снова и снова сбрасывала его назад, и он падал на спину, беспомощно шевеля лапками. После нескольких неудачных попыток, жук повернул в сторону.

— Эх, ты! — сказал Николай жуку и протянул ему сухую ветку. Жук тотчас ухватился за нее четырьмя передними лапками, и Николай забросил его вместе с веткой далеко в поле.

Резкое движение словно разорвало безмолвие. В уши ворвался свист проносящегося мимо грузовика. Николай вздрогнул, ожило воспоминание. Вспомнил все снова.

Был такой же серый день. Мелкий дождь пятнал асфальт темными рябинками. У входа в лабораторию на мокрых песчаных дорожках переступали розовыми лапками голуби и прыгали голенастые воробьи.

На этот раз предстояло получить первую партию деталей из перестроенного металла. Когда заканчивали последние приготовления к пуску установки, новый лаборант Митя неожиданно подсунул ему под руку паяльную лампу. Рука до локтя покрылась волдырями.

— Вы не могли выбрать более подходящего момента? — сказал он испуганному Мите, морщась от боли.

Впрочем, он давно мог бы доверить все Инке и Бахову, но каждый раз убеждал себя, что его присутствие необходимо. Инка уговорила его, она всегда умела это делать. И он уехал в больницу.

Сестра уже заканчивала перевязку, когда его вызвали к телефону.

— Это вы, Бахов? В чем дело? — крикнул он в трубку, стараясь держать обожженную руку так, чтобы не распустились бинты, которые не успела завязать сестра.

Чей-то незнакомый голос бился в трубке:

— Николай, слушай, у нас беда!

— Что, Митя снова кого-нибудь поджарил? — попробовал пошутить он, Боль в руке мешала сосредоточиться. — Кто у телефона?

И в то же мгновение он понял, что говорит Инка. Голос был таким незнакомым, что Николай испугался.

— Что случилось? Инка, это ты?..

— В седьмом отсеке фильтров радиация резко возросла, — она говорила, торопясь и глотая слова. — Температура стенок быстро поднимается…

— Спокойно, главное, спокойно, Давай по порядку!

— Десять минут назад в седьмом отсеке неожиданно возросла радиация. — Она говорила теперь более связно, успокоенная его тоном. — Счетчики показывают рассеянное нейтронное излучение, проникающее в шестой и восьмой отсеки. Интенсивность потока плазмы упала…

Это было серьезно.

— Может быть, приборы? — сказал он с надеждой.

— Нет, мы проверили. Связь искажена. Приборы работают нормально.

— Слушай меня внимательно, — заговорил он быстро, стараясь представить себе, что происходит сейчас там, на другом конце провода. — Необходимо прежде всего проверить блоки. Я выезжаю!

— Мы пробовали. Ничего не получилось… Что это, Коля?

"Что это? Хотел бы я сейчас знать, что это".

А в трубке раздавалось:

— Видимо, что-то нарушено в автоматике защиты. Мы с Баховым выходим в галерею. Связь будем держать по радио…

— Подождите, я приеду через двадцать минут! Не делайте ничего до моего приезда… Слышишь ты меня?..

Он говорил еще что-то несвязно и неубедительно, понимая, что они все равно пойдут, что иначе нельзя. И все-таки он кричал в трубку до тех пор, пока не услышал короткие гудки.

Получение сверхчистых, фантастически прочных металлов… Эта идея со студенческих лет не давала ему спокойно жить. Однажды на экскурсии ему удалось увидеть несколько тончайших нитей сверхпрочного железа. Сначала он не поверил, что эти ниточки ошеломляюще прочны, а поверив, потерял покой. Их, эти нити, выращивали, как нежнейшие цветы, и было страшно обидно, что эти нити — все, чего могли добиться целые коллективы ученых.

Он понял: необходимо сделать так, чтобы сверхчистого металла было много, очень много, столько, сколько нужно. И тогда уйдут в небо огромнее и легкие космические корабли, над проливами повиснут словно сотканные из паутины мосты, ввысь поднимутся километровые мачты радиорелейных линий — нет, он не мог представить себе всех чудес, которые могли бы произойти на Земле.

После кропотливых исследований и бессонных ночей появилась его идея, сначала смутная и неосознанная, затем все более четкая. Удивительную прочность сверхчистого металла определяет идеальная кристаллическая решетка. И он решил создать эту совершенную кристаллическую решетку, очищая газообразный металл в мощных электромагнитных полях, как очищают от пыли струю зерна, обдувая ее потоком воздуха.

Прошло десять лет, прежде чем он увидел свою мечту воплощенной в осязаемые формы экспериментального плазмокристаллизатора.

Установка была создана в результате труда десятков тысяч людей. И вот теперь все может рухнуть. Если радиоактивная плазма вырвется из своего убежища… Нет, этого не должно случиться!

Мчась по загородному шоссе, Николай напряженно старался представить себе, что произошло в седьмом отсеке. Откуда эта никем не предвиденная радиация?