Вершина Чогори была похожа на остров. Пустынный остров, окруженный океаном облаков. Иногда вершина исчезала в этом океане, ее окутывали волны беловатого тумана, сквозь которые не было видно ни неба, ни земли. А потом, когда туман исчезал, можно было увидеть чудо: днем — невероятно синий небосвод, ночью — бесконечность, в которой зажигаются сверкающие огни звезд.

Единственное здание астрономической обсерватории высечено прямо в скале: небольшая комната под блестящим прозрачным куполом. Здесь живут два человека. Каждые три месяца прилетает конвертиплан и сменяет наблюдателей. Жизнь здесь однообразна, и даже радио едва ли в состоянии скрасить ее.

Оба наблюдателя молоды. Гордону Бакстеру из Детройта и Сергею Аносову из Красноярска вместе нет и шестидесяти лет. Вот уже семьдесят пять суток как они на острове — семьдесят пять дней и семьдесят пять ночей. В Красноярске, как и в Детройте, два с половиной месяца — это не так много. Но здесь день кажется месяцем, месяц — годом, а три месяца — вечностью.

Они подружились, несмотря на различие характеров и на диаметральную противоположность взглядов на жизнь.

Сейчас Сергей спит. Бакстер следит за приборами.

Регулирует орбитоскоп и записывает наблюдения в книгу. В тишине слышен только шорох калерона — газа, циркулирующего между слоями купола и препятствующего его обледенению.

Бакстер потягивается и зевает, потом закуривает и смотрит в купол. Небо ясно. В бледном звездном свете другие вершины Каракорума, ниже Чогори, похожи на странный инопланетный пейзаж.

— Вот так должно быть и на Луне, — бормочет Бакстер. — Чертовски высокая гора! Вторая в мире.

Ничего нет, кроме неба, утесов и льда. Бррр…

— Гордон, чем ты недоволен?

Голос Аносова заставил Бакстера вздрогнуть.

— А, я разбудил тебя? Уже три часа! Пора уже…

— Я выспался. Если хочешь прилечь…

— Что-то не спится… Знаешь, Сергей, я спрашиваю себя: почему именно мы двое очутились в этой пустыне?

Аносов улыбается уголком губ.

— Разве нас не привела сюда любовь к астрономии?

— Конечно, конечно! Правду сказать, я даже не надеялся, что мне удастся здесь работать. Столько было кандидатов. И все-таки выбрали меня! Это было невероятное счастье. В одной детройтской газете появилась статья: "Гордон Бакстер на высоте 8 600 метров". Трудно описать тебе, что я чувствовал в тот день. Наконец-то у меня была "паблисити"! Ты, Сергей, даже не знаешь, что такое "паблисити"! Пока ее нет, ты даже не знаешь ее настоящей ценности.

Стоит тебе впервые вкусить ее сладкой отравы, и начинает казаться, что без нее ты уже не можешь жить. Она делает тебя человеком, создает тебе индивидуальность. Без нее ты — ничто, одна из серых теней, составляющих массу.

Аносов отвечает с легкой иронией: — Обо мне никогда не писали в газетах. И все-таки я живу как нельзя лучше и никогда не был какой-то частью бесформенной массы.

— Разве у тебя нет желаний, стремлений, честолюбия?

— Конечно, есть. Например, желание открыть что-нибудь новое в этом необъятном множестве звезд, что-нибудь дающее толчок творческим мыслям.

— А знаешь, чего хочется мне? Найти что-нибудь такое, что вызвало бы сенсацию на всем этом глиняном шарике. Репортеры, интервью, конференции, крупные заголовки в газетах…

Косой взгляд Аносова заставляет Гордона умолкнуть. Но через несколько мгновений он начинает снова:

— Я знаю, о чем ты думаешь, Сергей. Что я жаден к деньгам. Да, я люблю деньги! Много денег, без счета. Будь у меня несколько тысяч долларов, я бы бросил все дела и с первым же конвертипланом полетел в Сринагар. Оттуда я бы отправился в Карачи или в Калькутту и сел бы там на самый лучший корабль. Мне с детства хотелось плавать по морям. Говорят, что вода в них бывает разная. В одних морях она голубая и прозрачная, в других — черная, как смола, или зеленая, как бутылочное стекло, в третьих — блестит как золото или серебро.

Аносов смотрит на него долго и как будто удивленно. Потом шепчет:

— И деньги тоже бывают разного цвета.

— Что ты сказал?

— Ничего. Я тебя понимаю, Гордон. Но, видишь ли, мне гораздо труднее объяснить, что привело меня на Чогори.

…Время идет незаметно. До восхода солнца осталось только два часа.

Аносов разглядывает звезды внимательно, почти напряженно, словно пересчитывая.

— Да, это все. Ни одна не пропала, — заключает с удовлетворением "звездный сторож", как называет себя Сергей.

Иногда у него бывает такое ощущение, словно кто-то поручил ему стеречь звезды. Действительно, появление их по вечерам радует его, угасание в утренней заре — печалит. Аносов никогда не писал стихов, но по-своему он тоже поэт. Волосы Вероники, Золотая Рыба, Геркулес… Созвездия, но в то же время драгоценные камни в сверкающем ожерелье легенд.

Наконец Сергей встает с кресла и прижимается лбом к нижней части купола. Странная мысль приходит ему в голову: если бы астронавт с какой-либо другой планеты увидел только эту голую, каменистую площадку, окруженную морем облаков? Не заставило ли бы это его думать, что Земля — нескончаемый серый океан, над которым поднимается только один пустынный островок? Может быть, равнодушно пролетел бы мимо, в поисках другой, более приветливой планеты?

Но что это?

Аносов вздрагивает, поднимает голову и устремляет взгляд в одну точку купола. Неизвестная звезда? Нет… это не звезда, она движется. Может быть, спутник? Но по расписанию сейчас не может быть ничего такого. И потом, она какая-то туманная, размытая… Комета?

Пальцы молодого человека лихорадочно пробегают по кнопкам панели управления, оптические приборы направляются на странную светящуюся точку.

Время от времени слышится щелканье съемочного аппарата.

Шум разбудил Бакстера,

— Что случилось, Сергей?

— Смотри, Гордон! — указывает Аносов. — Там вдруг появилась светящаяся точка. Не комета ли?

— Комета? А… да, да, вижу. Кажется, она приближается к нам. Она направляется к Земле, — повторяет Бакстер. — Но траектория у нее необычная для космического объекта… а скорость перемещения… Нет, это не может быть кометой! Это что-то другое!

— Другое?

— Включи-ка радиолокатор!

Комнату наполняет жужжание. Две пары глаз напряженно вглядываются в голубой экран. Ничего! Ни малейшего движения внутри концентрических кругов! И вдруг там вырисовывается пятнышко.

— Электромагнитные волны встретили препятствие! Объект, направляющийся к нам, — это не просто… свет. Это что-то… что излучает или отражает фотоны! — тревожно вскрикивает Бакстер.

Сергей кивает головой.

— Это светящаяся масса треугольной формы.

Бакстер не сводит глаз с неба.

— Она приближается, она явно приближается. Нужно известить…

— Погоди, постой!

— Чтобы кто-нибудь опередил нас? Нужно немедленно же сообщить.

Аносов не отрывается взглядом от треугольника, который за эти несколько минут удвоил свои размеры. Он хватает Бакстера за руку.

— Нет, Гордон! Прошу тебя подождать.

— Подумай, что будет, если кто-нибудь сообщит раньше нас…

— Это неважно. В конце концов о чем мы можем сообщить? О треугольном светящемся пятне, которое приближается к Земле. Подумай лучше, что может получиться. Некоторые газеты только и ждут подобной "бомбы". Кто знает, чего они могут наплести.

— К черту их! Пусть говорят, что хотят! Но пусть упомянут о нас. Я пойду сообщу…

Аносов загораживает ему дорогу.

— Подожди, Гордон!

— Сергей, речь идет о будущем, о моей… о нашей карьере…

Аносов кладет ему руку на плечо и заглядывает прямо в глаза.

— Прошу тебя потерпеть. Скоро мы узнаем, что это.

— Ждать, опять ждать!.. Я человек действия, Сергей!

Аносов притягивает его к себе.

— Слушай, человек действия. Прежде чем действовать, нужно подумать.