Саксон проболтала с монтером до часу дня, разгуливая с ним по участку. Спохватившись, что уже поздно, молодой человек тут же попрощался и снова принялся за установку телефона для только что приехавшего эмигранта с Азорских островов.

Шагая по городским улицам, Саксон несла свою корзинку в руке, но к корзинке были приделаны петли, и за городом она продевала в них руки и несла ее на спине. Тогда маленький футляр с укулеле сдвигался в сторону и висел у нее через левое плечо.

Расставшись с монтером, они прошли около мили и остановились у протекавшего в тени кустов ручейка. Билл готов был удовольствоваться завтраком, который Саксон захватила с собой еще из дому, но она предпочла развести костер и сварить кофе. Сама она вполне обошлась бы бутербродами, но ей казалось чрезвычайно важным, чтобы в начале их замечательного путешествия Билл не терпел никаких лишений. Стремясь пробудить в нем такой же энтузиазм, как у нее, она боялась, что столь скучное угощение, как холодный завтрак, погасит и те скупые искры, которые в нем тлели.

— Нам раз и навсегда. Билли, надо выкинуть из головы мысль, что мы куда-то торопимся. Мы никуда не торопимся, и нам все равно, начались занятия в школе или нет. Мы пустились в путь для собственного удовольствия. Это такое же приключение, как те, которые описываются в книгах. Вот если бы меня теперь увидел тот мальчуган, с которым мы ездили удить рыбу на Козий остров! «Окленд — это такое место, откуда надо отправляться в странствия, — говорил он. — Это только начало пути». Вот мы с тобой и двинулись в путь, не правда ли? А сейчас мы сделаем привал и сварим кофе. Ты разведи огонь, а я принесу воду и приготовлю все, что нужно.

— Послушай, — заметил Билл, пока они ждали, чтобы закипела вода, — знаешь, что это мне напоминает?

Саксон была уверена, что знает, но покачала головой. Пусть сам скажет.

— Нашу поездку в долину Мораги на Принце и Короле во второе воскресенье после нашего знакомства. Ты тогда тоже готовила завтрак.

— Только завтрак был более роскошный, — прибавила она со счастливой улыбкой.

— Но почему мы тогда не догадались сварить кофе? — спросил он.

— Это было бы слишком по-семейному, — засмеялась она. — Мери сочла бы это нескромным…

— Или «неприличным», — вставил Билл. — Это было ее любимое словечко.

— И вот как она кончила…

— Они все так кончают, — сердито проворчал Билл. — В тихом омуте черти водятся, я давно это заметил. Такие притворщицы строят из себя недотрог, а на деле им сам черт не брат.

Саксон молчала: упоминание о вдове Берта навеяло на нее смутную, щемящую печаль.

— А я знаю еще что-то, что случилось в тот день, а ты и не догадываешься, — вспоминал Билл. — Пари держу, что не догадываешься.

— Нет, не помню, — прошептала Саксон, хотя глаза ее говорили другое.

В ответ на ее взгляд его глаза засияли, и, повинуясь безотчетному порыву, он взял руку жены и ласковым движением прижал к своей щеке.

— Маленькая, а какая сильная! — сказал он, обращаясь к захваченной в плен руке; затем посмотрел на Саксон, и сердце ее радостно забилось от его слов. — Мы начинаем нашу любовь сначала, верно?

Они плотно закусили, и Билл выпил целых три чашки кофе.

— Да, ничего не скажешь, на свежем воздухе аппетит зверский, — пробормотал он, запуская зубы в пятый бутерброд с мясом. — Я, кажется, мог бы целого быка съесть и выпить столько кофе, что бык утонул бы в нем с головой и рогами.

Саксон нет-нет да и вспоминала свой недавний разговор с монтером и, как бы подводя итог всему, что ей пришлось услышать, воскликнула:

— Да! Чего мы только не узнали сегодня. Билли!

— Одно-то мы узнали наверняка, — сказал Билл. — Не про нас это место, где земля стоит тысячу долларов за акр, а у нас в кармане всего-навсего двадцать долларов.

— Но ведь мы и не собираемся здесь остаться, — поспешила она его успокоить. — Важно то, что благодаря этим португальцам земля поднялась в цене. И посмотри, как они живут: посылают детей в школу и… позволяют себе иметь их; ты сам сказал, что у них ребята кругленькие, как масляные шарики.

— Что ж, честь и слава им за это, — отвечал Билл. — Но все-таки я бы предпочел купить сорок акров по сто долларов, чем четыре акра по тысяче. Мне было бы тесновато на четырех акрах, того и гляди свалишься.

Она была с ним согласна. Сорок акров больше говорили ее душе, чем четыре. Хотя она принадлежала к другому поколению, но так же тосковала по широким просторам, как некогда тосковал ее дядя Билл.

— Но мы же не собираемся здесь оставаться, — убеждала она Билла. — Наша цель — не сорок акров, а участок казенной земли в сто шестьдесят акров.

— И я полагаю, что правительство обязано их дать нам, — хотя бы за то, что сделали наши матери и отцы. Право же, Саксон, когда женщина прошла через прерии, как прошла твоя мать, или когда муж и жена убиты индейцами, как убиты мой дед и бабушка, — правительство в долгу перед их детьми.

— Что ж, нам остается только потребовать с него должок!

— И потребуем! Где-нибудь подальше, в лесистых горах к югу от Монтери.

До Найлса, через город Хейуордс, было добрых полдня пути. Все же Саксон и Билл свернули с большой дороги, предпочитая идти проселками, среди тщательно обработанных участков, где вся земля была использована до самой дорожной колеи. Саксон с удивлением разглядывала низкорослых смуглых переселенцев, которые пришли на эту землю с пустыми руками и сумели поднять ее стоимость до двухсот, пятисот и даже тысячи долларов за акр.

Всюду кипела работа. В поле бок о бок с мужчинами трудились женщины и дети. Они неустанно ворошили землю, казалось, они ни на минуту не давали ей покоя. И земля вознаграждала их за труд, несомненно, вознаграждала, иначе дети не могли бы учиться в школе, а сколько взрослых разъезжает тут в старых рыдванах, подержанных колясках и ладных, новеньких шарабанчиках.

— Погляди на них, — говорила Саксон. — Они счастливы и довольны. Разве такие лица были у наших соседей, когда началась забастовка?

— Ясное дело, им повезло, — согласился Билл. — Это у них на роже написано. Но передо мной им нечего нос задирать: не слишком велика заслуга выжить нас из нашей страны и пустить по миру!

— Но они, кажется, и не собираются задирать нос, — возразила Саксон.

— Нет, конечно, нет, это я и сам понимаю. И все-таки не так уж они умны, как ты воображаешь. Ручаюсь, что по части лошадей они многому могли бы у меня поучиться.

Солнце садилось, когда они вошли в маленький городишко Найлс. Билл, который шел последние полмили молча, нерешительно предложил жене:

— Послушай, Саксон, отчего бы нам не переночевать в гостинице? Как ты на этот счет, а?

Но Саксон решительно тряхнула головой.

— Ты думаешь, нам надолго хватит наших двадцати долларов, если мы будем так роскошествовать? Нет, уж начинать, так по-настоящему. Мы ведь не рассчитывали на ночлеги в гостиницах.

— Ладно, — согласился он. — Я-то все могу. Я думал только о тебе…

— Запомни раз и навсегда, что я тоже все могу, — наставительно заметила она. — А теперь нам надо поискать чего-нибудь на ужин.

Они купили кусок мяса, картофель, лук, десяток хороших яблок и, выйдя из города, направились к ручью, окаймленному деревьями и кустами. Путешественники расположились на песчаном берегу в тени деревьев. Кругом было сколько угодно валежника, и Билл, весело насвистывая, принялся собирать и рубить его. Саксон, внимательно следившая за его настроением, втихомолку радовалась этому безнадежно фальшивому свисту и про себя улыбалась. Скатертью ей послужили одеяла, разостланные на брезенте, из-под которого она предварительно убрала все сучья. Она только еще училась готовить пищу на костре, и первым ее открытием было то, что лучше поддерживать огонь непрерывно, чем развести сразу большой костер. Когда кофе вскипел, она влила в кофейник немного холодной воды, чтобы осела гуща, и поставила его с краю на угли: так он и не остынет и не будет зря выкипать.