– Очень любезно с вашей стороны, сэр, – сказал он сэру Джорджу с чуть преувеличенной уничиженностью, заставившей Сару метнуть в его сторону недовольный взгляд, – пригреть одинокого американца.

В глазах, обращенных к Саре, блеснула насмешка, но сэр Джордж принял его слова за чистую монету.

– Не стоит благодарности, – величественно ответил он. – Всегда рады сделать, что в наших силах.

– В Литл-Хеддингтоне нет одиноких американцев, – сухо заметила Сара. – Местные жители открыли им объятия... и пользуются взаимностью, – закончила она словами, предназначавшимися только для ушей капитана.

Его глаза смеялись.

– Это правда, – смиренно согласился Эд. – Здесь все к нам очень добры и внимательны.

На последнем слове было сделано особое ударение.

– Это самое малое, что мы можем сделать, – сказал сэр Джордж.

– Значит, у меня есть надежда получить большее, – тихо сказал американец, глядя прямо в глаза Саре.

Она отвернулась и начала разливать чай.

– Я бы с удовольствием сыграл с вами в шахматы, когда у вас будет время, – с жаром сказал сэр Джордж. – Играть одному не очень-то интересно. Сара старается, но она неважный партнер.

– Мне приятно будет поиграть в любую игру, которая нравится леди Саре, – негромко ответил американец.

В первую же среду она возвращалась с дежурства в надежде увидеть американца. Она знала, что он уже дважды приходил играть в шахматы с сэром Джорджем. Но дома тесть сообщил ей, что все машины, которые были на ходу, вылетели на боевое задание. К тому времени, когда ей надо было снова идти в госпиталь, самолеты уже вернулись на базу. Некоторые подбитые, другие дымящиеся, третьи в огне. Они с сэром Джорджем, стоя у окна, следили за тем, как бомбардировщики один за другим пролетали над озером и заходили на посадку на полосу в Литл-Хеддингтоне, рядом с парком. Сэр Джордж покачал головой.

– Еще один еле дотянул, – сказал он. – Много потерь на этот раз.

Саре пришлось уйти на дежурство, так и не узнав, жив или нет капитан Хардин, и всю ночь дежурства она думала только о нем. С трудом дождавшись утра, она позвонила домой.

Голос сэра Джорджа звучал очень печально.

– Ужасные потери, – сказал он. – На один только Литл-Хеддингтон не вернулось восемь самолетов. Бог весть, сколько всего погибло.

Тринадцатый вылет, подумала Сара. Ее вдруг охватил дикий страх.

– А капитан Хардин? – холодея, спросила она.

– Он вернулся, вот только что. Потерял два мотора и половину хвоста. Мне полковник Миллер сообщил. Наш юный капитан, говорят, везунчик. Он возвращается даже и на одном крыле. Экипаж считает его счастливым талисманом – с ним не пропадешь. Еще я слыхал, что у него репутация человека, который в огне не горит, его прозвали на базе Железным.

Это правда, подумала Сара. Этому человеку не надо притворяться храбрым или стойким, он таков до кончиков ногтей. Он знал, на что идет. Двадцать пять вылетов – невероятная цифра. Как правило, мало кто переваливал за пятнадцатый вылет. Но он не обычный человек, он исключение из всех правил... Странно думать, что они виделись только раз в жизни и провели вместе только несколько часов. Он накрепко утвердился в ее голове, хотя у нее не было никакого намерения впускать туда кого-либо, кроме Джайлза. И тем не менее это факт. И пусть для него это всего лишь случайный флирт, наплевать. Она должна его видеть.

Ей следовало бы прилечь и отоспаться, но вместо этого она, позавтракав, села на велосипед, поехала в Латрел-Парк и прямиком направилась к озеру. Он был там. Выглядел усталым и угрюмым. Из него будто ушел свет. Она без колебаний подошла и села рядом. Он даже не посмотрел на нее и не сказал ни слова. Сара тоже молчала. Просто сидела и ждала.

– Так что получился тринадцатый, – проговорил он наконец. Голос его не слушался.

– Мне сказали. Ужас.

– Не то слово. Обломки самолетов, мертвые тела, парашюты падали с неба дождем. Четыре экипажа сбили прежде, чем мы долетели до цели. Весь этот чертов люфтваффе на нас обрушился.

Она инстинктивно, желая успокоить его, положила ладонь на его руку. Он обхватил ее пальцами, как железным кольцом.

– Машины разваливались на куски и падали сверху на те, что шли на нижнем уровне. На моих глазах один самолет упал на другой, и они рухнули вместе. Там погибли мои друзья. Люди сгорали заживо. Они превращались в горящие факелы. Это я тоже видел. – Голос его звучал хрипло и надрывно. – Столько экипажей... и даже не долетев до цели...

Он надолго умолк. У Сары онемела рука, но она не отнимала ее. Они очнулись, когда пошел дождь. Тяжелые капли быстро перешли в сплошной ливень. Он отпустил ее руку, поднялся и грубо выкрикнул:

– Чертова страна! Кончится здесь когда-нибудь этот проклятый дождь?!

– Можно укрыться в павильоне, – сказала она.

Они вошли внутрь, и он стал у окна. Сара стала за его спиной и потихоньку растирала руку. Он, должно быть, увидел это боковым зрением, потому что резко обернулся и склонился над ней.

– Господи, что я наделал! Кисть совсем посинела. Дай, я разотру.

Она вдруг испугалась его прикосновения.

– Нет-нет, все в порядке. Только онемела чуть-чуть.

Он внимательно посмотрел на нее.

– А ты молодчина, леди Сара Латрел, – медленно выговорил он.

– Стараюсь, как могу, – ответила она.

– И это очень много. Она посмотрела в окно.

– Дождь кончается. Хочешь зайти к нам выпить кофе?

– Английского кофе? – недоверчиво переспросил Эд.

– Почему, американского. У нас, правда, вода неподходящая, но я наловчилась варить довольно сносный.

Он улыбнулся одними губами.

– Тогда непременно надо пойти попробовать.

Сара понимала, что нужно дать Эду время выйти из мрачного настроения, забыть ужасы Швайнфурта. Но ожидание и бездействие оказались мучительны для нее. Вернувшись в госпиталь, она поймала себя на том, что думает о нем все больше и.больше. Она беспокоилась за него. Он был слишком молод, да и все они были слишком молоды, чтобы стать свидетелями таких ужасов. От такого разрушаются, каменеют, мертвеют сердца. Она молила Бога, чтобы Джайлзу не пришлось пройти через такое, потому что только теперь, благодаря Эду Хардину, поняла, что такое война.

Теперь она знала, что война – это не просто затемнения, дефицит и налеты; война – это смерть и разрушение, это массовая гибель людей, это боль, горе и бесконечные потери. Она всегда жила благополучной, безоблачной жизнью. Теперь жить стало труднее – без слуг, автомобилей, изысканных платьев – всего того, что само собой разумелось раньше. Но что значили эти лишения по сравнению с тем, что выпало на долю Эда Хардина и многих, многих других!

Джайлз скупо писал о себе, но он был военным летчиком, истребителем, которому приходилось сражаться один на один с противником. Он летал на самолете более быстром и маневренном, чем неуклюжая «летающая крепость», которая представляла собой беззащитную мишень для более быстрых и маневренных машин, атаковавших ее со всех сторон. И те, кто сидел внутри, ничего не могли поделать. Такую громадину не так-то просто спрятать в небе и увести от погони. Теперь, слыша гул моторов, она восхищалась мужеством летчиков и переполнилась страхом за их жизнь. И особенно за жизнь одного из них. Эда Хардина. Этот страх не давал ей спать по ночам и тревожил в дневное время.

В следующее воскресенье, выходя с дежурства, она увидела, что Эд ждет ее в джипе у ворот госпиталя.

– Решил убить двух зайцев – навестить раненых и предоставить транспорт сестричкам, закончившим дежурство. Прыгай сюда, домчу вмиг.

– Можно велосипед засунуть в багажник?

– Нет необходимости. Оставь его здесь, а я тебя сюда потом привезу. Так что у меня будет возможность дважды тебя увидеть. Видишь, какой я умный? – Он нажал на стартер, и машина тронулась. – Вообще-то я явился, чтобы извиниться. За синяк на руке. Как он, кстати?

– Все в порядке, – поспешно ответила она, инстинктивно пряча запястье.