Фэлон не спеша обходил гостей, иногда поглядывая в сторону Пенелопы. Благо О'Киф не требовал особого внимания. Его громоздкую фигуру и без того было отовсюду прекрасно видно. Ротмер то и дело ненадолго останавливался и вел непринужденную беседу со своими деловыми партнерами, сенаторами, продюсерами. Обратившись к конгрессмену с деловым предложением, он тем не менее слушал его вполуха, все время косясь на Пенелопу Гамильтон и не сводя взгляда с большого темно-розового бриллианта, висевшего у нее на груди. Его так и подмывало сорвать с нее этот драгоценный камень. Ведь это была «Красная леди», реликвия Анноры.

Душу Фэлона терзала невыносимая мука. В нее вселились и угрюмая жадность, и хватающие за сердце угрызения совести. Он считал этот бриллиант своим, принадлежащим ему по праву. К тому же это было все, что осталось у него в память об Анноре. Так и не договорив с конгрессменом, он направился к Пенни, и тут сердце его замерло: в зале не было О'Кифа.

Глава 40

Рэмзи остановился посреди кабинета и внимательно смотрел на большую картину, висевшую на стене.

— Сколько загадок ты оставила после себя? — произнес он, обращаясь к изображенной на картине Тесс.

Обойдя стол, О'Киф снял со стены картину и, оглядев толстую тяжелую раму, заметил небольшую щель. Это была тонкая прямоугольная прорезь в прочной старой древесине. Вынув из-за голенища нож, он вставил лезвие в щель, и та поддалась его усилию. Часть рамы отошла, и под ней открылось глубокое отверстие, на дне которого лежала маленькая бархатная сумочка. «Ты знала, девочка, что я приду сюда», — подумал Рэмзи, доставая сумочку из тайника в раме.

Вдруг дверь кабинета резко распахнулась, и яркий свет из коридора озарил комнату. О'Киф не испугался. Он знал, что наступит мгновение, когда все нужно будет поставить на свои места. Переступивший порог Фэлон онемел от бешенства, увидев снятую со стены картину и бархатную сумочку в руках своего врага. «Черт возьми! — выругался про себя он. — И откуда этот мерзавец знает все тайны дома? Двести лет картина провисела на стене, и никто не догадался о том, что в ней скрывается. А стоило этому головорезу переступить порог комнаты, все уже у него в руках».

— Вот ты и попался! — злобно выговорил наконец Ротмер. — Я вынужден тебя задержать именем закона.

— Сделай одолжение, — усмехнулся Рэмзи, подвигая к нему телефон и спокойно вешая картину обратно.

— Все, что находится в этом доме, принадлежит мне.

Все так же невозмутимо О'Киф открыл сумочку и достал из нее овальный светло-голубой камень. Фэлон жадно облизал губы, наблюдая за тем, как свет играет на тонких гранях голубого бриллианта.

— Алмазы не твои, — возразил ему Рэмзи. — Ты каким-то образом перехватил их, и они не дошли до похитителей ребенка. А значит, и ты виноват в том, что они не вернули дочь отцу.

— У тебя нет доказательств.

— Могло быть и так, но ты не учел сообразительность Александра. Прежде чем расстаться с бриллиантами, он сфотографировал каждый камень, и у него сохранились эти фотографии. О том же, что деньги обращены в драгоценности, знали лишь три человека: Александр, Аннора и ты.

— Даже если это так, то у меня есть еще один шанс. Ведь никто не видел, как ты вошел сюда.

— Я видела! — воскликнула неожиданно появившаяся в дверях Слоун. В руке ее блеснул небольшой пистолет. Она молча вытянула вперед руку, и Рэмзи, положив бриллиант в сумочку, бросил сумочку ей.

— Не смей! — воскликнул Фэлон и хотел двинуться с места, но дочь направила на него дуло пистолета. — Ведь ты все равно промотаешь это.

— Плевала я на твои наставления! — злобно ответила она. — Ты сам виноват во всем, ты слишком много уделял внимания своей любимице Тесс, беспокоился о ее карьере, а о родной дочери совершенно забыл.

— Она сама создавала себя, а у тебя были для этого блестящие возможности.

— Возможности?! Да я всегда была в тени твоей сумасшедшей страсти! Ты даже этот портрет любил только за то, что изображенная на нем девица якобы похожа на Тесс. А она просто дрянь! И я всю жизнь старалась доказать тебе это, для этого и хотела бросить ее за решетку.

— Заткнись!

— Иди к черту, папа! Мне надоели твои вечные увещевания по поводу семейной чести. Ах, Элизабет — святая женщина! Ах, не оскорбляйте ее память! А эта сучка только и думала о том, как бы поссорить нас с Блэквеллами. Да и ты недалеко от нее ушел. Ведь ты всей душой ненавидел их. Даже отобрать их дом тебе показалось мало.

— Молчи!

— Ты решил похитить их ребенка!

Наступило тягостное молчание. Фэлон побледнел. Слоун злобно усмехалась.

— Неужели это правда? — донесся голос из темного угла комнаты. И перед ними появилась фигура человека в маске. Он медленно снял скрывающий его лицо раскрашенный кусок картона.

— Александр! — выдохнул потрясенный Ротмер.

— Как ты мог сделать это? — с недоумением спросил Блэквелл. — Ведь она — твоя племянница.

— Я не похищал ее, клянусь тебе.

— Врешь! Почему же тогда воры знали расположение внутренних коридоров? И почему бриллианты оказались у тебя?

— Я убил похитителей.

— И взял драгоценности себе? Так же, как взял мой дом, мои земли, но не только твоя жадность толкала тебя на преступления. Ты знал, что Аннора никогда не отдаст тебе письмо. Потому что никогда не простит тебе попыток изнасиловать ее.

— Но я искал твою дочь и лишь не успел вовремя, она была уже мертва.

Александр размахнулся и ударил Фэлона в челюсть. Тот охнул и упал на пол.

— Нет, родственник, здесь ты ошибся, — сказал, склонившись над ним, Блэквелл. — Моя дочь жива. Только понадобилось двадцать пять лет, чтобы ее найти.

— Что? — удивленно посмотрел на него Ротмер. — Этого не может быть!

— Как? Дочь Александра жива? — хмуро переспросила Слоун, сжимая в руке пистолет, и вопросительно посмотрела на Рэмзи. — Значит, это Пенелопа? Я убью ее!

С искаженным лицом она повернулась к двери.

— Не думаю, — раздалось из темного угла комнаты, и в сумраке стал виден ствол еще одного пистолета. — Мисс Ротмер, бросьте оружие!

На середину кабинета вышел человек в черном и снял с головы капюшон. В дверях появился Даунинг, держа на прицеле Слоун.

— Все было хорошо, пока ты не влез в нашу жизнь, — глухо произнесла та, целясь в Рэмзи.

Раздался выстрел, и О'Киф стал медленно сползать на пол. На его коричневом камзоле появилось черное пулевое отверстие. В комнату, громко крича, ворвалась Пенелопа.

— Боже мой! Боже мой! — в отчаянии бормотала она, поддерживая ему голову. — Кто-нибудь, вызовите «скорую»!

Александр поспешил к телефону. А Мэтерс, закинув за спину капюшон, поднял с пола брошенный Слоун пистолет. Даунинг надел на нее и Фэлона наручники.

— Со мной все в порядке, — сказал улыбаясь Рэмзи.

— Как это — в порядке?! — продолжала причитать Пенни. — Ведь в тебя же стреляли!

— Я в бронежилете.

Александр усмехнулся и стал извиняться по телефону перед потревоженными понапрасну врачами.

— Мэтерс уговорил меня надеть эту тяжесть, — объяснял далее О'Киф. — Хотя я, честно говоря, не думал, что от нее будет какой-нибудь прок.

— Значит, ты договорился с полицейскими, не предупредив меня? — Она не знала, плакать ей или смеяться. — А я-то волновалась, переживала!..

Пенелопа с притворной суровостью ударила его кулаком в грудь. Он засмеялся и заключил ее в объятия. И она тихо заплакала, уткнувшись лицом ему в плечо.

— Даже в гневе она похожа на свою мать, — сказал с умилением Блэквелл.

— Папа, помолчи, пожалуйста, — откликнулась Пенни, перестав на секунду плакать.

Рэмзи помог ей подняться и нежно поцеловал в щеку, затем снял бронежилет и, достав смятую пулю, протянул ее Пенелопе.

— Спасибо, Пит, — поблагодарил он Мэтерса, передавая ему жилет. — Ваше оружие несколько слабовато. Смотри, как действует мое.

И, не ожидая одобрения, он выстрелил из кремневого пистолета в камин. От грохота у Питера заложило уши; когда рассеялся дым, он увидел в кирпичной кладке камина выбоину величиной с апельсин.