– Ни в коем случае. Я объясняю. Дело в том, что я тебя очень люблю, поэтому объяснил все жене.

– Сам? Но ты мне ничего не говорил!

– Зачем, солнышко? Не забивай себе голову моими проблемами. Я ей все рассказал, и мы расстались.

– Как это?

– Просто. Очень просто и интеллигентно, как нормальные цивилизованные люди.

– Она выгнала тебя из дома, и тебе негде жить? – догадалась Эля.

– Да нет же! Она ушла. Какие глупости ты спрашиваешь! Я же пригласил тебя к себе. Ну, раз ты сегодня не хочешь…

– А дети у вас были?

– Почему были? Они и сейчас есть. Мальчик и девочка, – с гордостью за отцовство объявил Крыжовников.

– У тебя была жена, дети, а ты… Ты мог вот так… – ахнула Эля.

– Как? – забеспокоился Семен. – Это нормальный рабочий момент, всякое бывает. Люди встречаются, люди влюбляются… Как в песне. А потом расходятся. Ты еще маленькая…

– Для чего маленькая? – вдруг закричала Эля. – Чтобы понять, что ты способен выставить из дома жену с детьми? А для того чтобы прийти к тебе ночевать, я достаточно большая?

– Я не выставлял, она сама. Ну-ка перестань на меня орать. Кто тебе дал право так…

– Никто. Ты отвратителен. Ты пал в моих глазах ниже плинтуса и глубже канализации. Прощай.

Обалдевший Крыжовников тупо посмотрел на телефон. Второе «прощай» за один вечер – это слишком. Надо было дозвониться и все объяснить этой дурехе. Вот он – юношеский максимализм. Какое хамство – про плинтус и канализацию. Вот сопля!

Он внезапно ощутил острое желание обсудить нравы нынешней молодежи со Светой, и даже не сразу сообразил, что и Светы теперь нет.

– Ни фига себе – сходил за хлебушком, – вдруг прошептал Семен и захохотал, упав на диван. – Оставайся ты, старуха, у разбитого корыта!

– Карина, не смей молчать. Тебе что, нечего мне рассказать? – Татьяна нервно расхаживала по комнате, ломая пальцы и отводя глаза. Что может быть ужаснее, чем допрашивать собственную дочь?

– Ну, смотря про что, – осторожно прощупала почву Карина.

– Про личную жизнь.

– Про мою?

– Нет, про мою! – рявкнула Татьяна.

– Так у тебя вроде бы нет никакой личной жизни, – невинно хлопнула ресницами дочь.

– Ладно. Давай по-другому. Нас завтра пригласили в гости. К Юрию Михайловичу. Это тебе о чем-нибудь говорит?

– Вау! – подпрыгнула девочка и восторженно захлопала в ладоши. – Ты в чем пойдешь? Давай в вечернем, тебе идет. Юрий Михайлович будет в ауте!

– То есть это все, что ты имеешь мне сказать? – уточнила обалдевшая от постановки вопроса мать.

– А что еще?

– Ну, например, спроси, как так получилось, что он нас пригласил. И зачем?

– И как это так случилось? И зачем? – послушно повторила Карина.

– Я думала, ты мне расскажешь, – растерялась Таня. – Тебе что, нечего мне сказать?

– Мамуля, я не понимаю, о чем речь? Может, Веник хочет сделать мне официальное предложение?

– А… хм… ты его любишь?

– Кого, Веника? – рассмеялась Карина. – Конечно, люблю.

– А… вот… он тебя? – Татьяна совершенно не понимала, как строить разговор. Раньше у Кариши никогда не было от нее секретов, особенно таких.

– Тоже. Не волнуйся, мамуль. Нас просто позвали в гости, правда?

– Правда, – чуть не заплакав от собственного бессилия, вынужденно подтвердила Таня.

– Вот и пошли! Не так часто мы в гости вместе ходим.

В словах дочери ей почудился упрек, и Татьяна не рискнула углубляться в тему.

– Венька, все получилось! – радостно прошептала Карина. – Ты в курсе?

– Нет, я еще с папахеном не виделся. Если честно, то я даже боюсь с ним пересекаться. Может, я у тебя переночую? На правах будущего мужа, а?

– Ты обнаглел, да? – Карина чуть не выронила трубку. – Не форсируй события. Одно дело наврать, а другое дело – на самом деле залететь.

– Слушай, ты так натурально орала, что я чуть на самом деле не поверил, что ты того.

– Сам ты того, – фыркнула девушка. – Если засомневался, прочитай школьный учебник анатомии, там подробно и целомудренно описано, откуда что берется.

– Да я и так знаю. Теоретически, – хмыкнул Веник. – Может, наша нежная дружба уже перерастет в нечто большее?

– Куда уж больше? – возмутилась Карина. – Я и так за тебя все конспекты пишу, между прочим.

– Конспекты конспектами, а жизнь проходит, – туманно намекнул Вениамин и вздохнул.

– Это у предков наших заработавшихся жизнь проходит, а у нас все впереди. Вот поженим их, а там и посмотрим…

– Слушай, такого уговора не было. Тетенька дайте попить, а то так есть хочется, что аж переночевать негде. Не факт, что они друг другу понравятся. И что мне, до пенсии ждать, пока ты мать замуж пристроишь?

– А ты не жди. Кстати, ты не помнишь, что я там в запале про мамину работу наплела?

– Помню, – засмеялся Веня. – Мама у тебя библиотекарь, живете впроголодь, у нее будет сердечный приступ, если она узнает, что к вашей нищете еще и ребенок добавится. Ну, и там что-то про интеллигентность, начитанность и прочую бурду.

– Эх ты, золотая молодежь, – снисходительно протянула Карина. – Про бурду. Моя мама знает английский в совершенстве, Шекспира в подлиннике читала и вообще. К ней очередь должна стоять.

– И как? – заинтересовался парень. – Стоит? Или уже всех разогнала?

– Это ты хамишь?

– Не-а, я же должен знать про будущую мачеху. И вообще, надо прикинуть, какие у папани шансы. Он у меня не Ален Делон и не Сенека, сама видела.

– Слушай ты, Золушка. Моя мама – не мачеха. И вообще, давай закроем тему, а то сглазим еще.

– Ты мне шпоры для сессии напишешь?

– Шантаж?

– Прямая угроза. А то поцелую. Ладно, до завтра, сестренка!

Ведеркина чем-то булькала, глухо гремела и тяжело дышала.

– Наташ, ты меня услышала? – на всякий случай переспросила Татьяна.

– Еще как. Погоди, я думаю.

– Ты думай вслух, мне так легче.

– А мне – нет. Хорошо, что у меня мальчик. В крайнем случае отделается алиментами, зато ничего в подоле не принесет.

– Это такой поток сознания? Спасибо, утешила. А за тебя я, безусловно, рада. Но должна расстроить: тебе могут кого-нибудь привести. Этакое дитя полей и деревень в черных колготках, пластмассовых клипсах и мини-юбочке до пупа.

– Тата, не злись. Ты меня огорошила совершенно. А сама Каришка что говорит?

– Делает вид, что ничего не случилось. В том-то и проблема! Она никогда ничего от меня не скрывала! Натуль, как думаешь, а он Крыжовникову расскажет, как я выглядела?

– Тьфу! Вот ты дура-то! Дочка на сносях, а у тебя в башке одни кудряшки! Значит, так. Я Артемкино все буду складывать для вас, не брезгуй, у нас вещички хорошие. Еще что? Коляска, наверное, уже освободится к тому времени, как она родит. Или срок большой? Что молчишь, какой срок?

– Ты издеваешься, что ли? Я ж говорю, она вообще делает вид, что ничего не случилось.

– И дальше что? – не поняла Ведеркина. – Но ты ж ее к стенке приперла? Или нет?!

– Нет. Я не могу так. Она еще ребенок совсем, психика ранимая…

– Что ты мелешь, Аникеева? У тебя самой психика, по-моему, набекрень съехала! Какой она ребенок, когда сама ребенка ждет? Выросла твоя дочурка. Вы-рос-ла! Хватит с нее пылинки сдувать.

– У меня их не так много.

– Кого? – не поняла Ведеркина.

– Дочурок. Так что я лучше посдуваю. Слушай, а вдруг Крыжовников тоже припрется?

– Тук-тук, кто там, входите – пусто, – развеселилась Наташка и даже что-то уронила на радостях. – Ты думаешь, твой Юрий Михайлович позовет на семейные разборки группу поддержки?

– А это будут разборки?

– Нет, полюбовная помолвка, – съязвила Наталья. – Анекдот, как раз в тему: «Ты женишься по любви? Ее папа сказал, что по-любому!» Это про тебя. Держи парня за жабры, пока они там не передумали. Слышь, бабуля, чего затихла? Перевариваешь?

– Нет, у меня несварение, – мрачно отреагировала Татьяна на подружкины подколы. Весело ей не было. Куда ни плюнь – везде неприятности. Про то, что ждет их с Кариной месяцев через девять, она старалась вообще не думать. Плавное течение жизни как-то резко оборвалось, словно леска, откушенная щукой. И опять – из-за мужчины, теперь уже из-за Каришкиного. Фактически получалось, что от сильного пола ничего, кроме проблем, не дождешься.