Сделав глубокий вдох, он попытался вспомнить, как умел его дедушка привести в повиновение всех и каждого с помощью одного грозного взгляда. Кажется, он что-то делал при этом бровями и раздувал ноздри, подумал он.

– Да вы знаете, кто я такая? – говорила потерпевшая констеблю, который прибыл, чтобы разобраться в ситуации. – Я графиня Ламби, любезный, и я не позволю с собой шутить! Эта женщина, – она указала на тетушку Минти, – украла мой ридикюль!

– Ничего подобного я не делала, – возмутилась тетушка Минти. – У нее, видно, с головой не в порядке, если она так говорит. А я респектабельная леди.

Бледное личико леди Филиппы побледнело еще сильнее, но она попыталась сгладить ситуацию:

– Уважаемый сэр, я леди Филиппа Ноуллз, внучатая племянница мисс Араминты Фоллифут. Должно быть, произошла какая-то ошибка, потому что моя дорогая тетушка Минти никогда не стала бы делать ничего такого, в чем ее обвиняет эта добрая леди.

– Никакой ошибки здесь нет! – воскликнула леди Ламби. – Я точно знаю, в какой момент у меня украли кошелек. Эта женщина толкнула меня – и кошелька не стало! Ваша тетушка – воровка!

– Ах ты, старая… – начала было тетушка Минти, сжимая кулаки.

Тэтчер мог бы поклясться, что старушка была готова наброситься на обидчицу с кулаками.

Но леди Филиппа схватила ее за локоть и остановила:

– Тетечка, пожалуйста, этим делу не поможешь. Постарайся успокоиться…

Но старушка разбушевалась не на шутку:

– Не успокаивай меня! Я не позволю называть себя воровкой какой-то вороне в поддельных побрякушках!

Физиономия леди Ламби приобрела темно-багровый оттенок, и Тэтчеру показалось, что ее хватит апоплексический удар из-за одного лишь предположения, что на ней надеты поддельные драгоценности, не говоря уж о том, что ее назвали «вороной».

Она повернулась к констеблю:

– Обыщите ее! Обыщите немедленно! Вы найдете мой ридикюль и поймете, что я говорю правду. Он из желтого бархата с золотой отделкой, а внутри находится миниатюра моего дорогого покойного мужа, графа Ламби, который был добропорядочным и законопослушным человеком. – Сказан это, она громко высморкалась в носовой платок.

Тэтчер попытался продвинуться поближе к центру скандала, но тут заметил, как мисс Лэнгли и ее сестра обменялись взглядом. Совершенно очевидно, что близнецы без слов понимали друг друга и, хотя они были разными по темпераменту и внешним данным, в этот момент их объединяло одно – целеустремленность. Тэтчера охватило дурное предчувствие.

«Что они, черт возьми, затевают?»

Мисс Талли выступила вперед и принялась плакать… вернее даже, подвывать:

– Ах, какая трагедия! Миниатюра вашего мужа? Какая ужасная потеря для вас, дорогая моя леди! Неудивительно, что вы так расстроились! И так ошиблись!

Этого отвлекающего маневра было достаточно, чтобы ее сестра успела исправить ситуацию.

И если бы Тэтчер не заметил, как они обменялись взглядом, его бы тоже ввело в заблуждение драматическое представление, устроенное Талли. Но он не сводил глаз с мисс Лэнгли. Это подсказывала ему интуиция, которая не раз спасала ему жизнь в Испании.

Если бы он мигнул, то непременно пропустил бы тот момент, когда мисс Лэнгли запустила руку под накидку тетушки и мгновенно вытащила ее назад. В руке была вещь, увидев которую, Тэтчер не поверил своим глазам.

«Ярко-желтый ридикюль. С золотой отделкой».

Ридикюль графини! Как и говорила эта дама.

А он-то был готов назвать свое имя и титул, пожертвовать своей репутацией, чтобы убедить всех, что произошла досадная ошибка! Все происшедшее предстало перед ним в новом свете. Мисс Лэнгли помчалась сюда сломя голову не потому, что боялась, что обокрали ее тетушку, но потому, что опасалась, что ее тетушка сама что-то натворила.

«Конечно, это решило бы все твои проблемы», – шепнул ему на ухо внутренний голос, подозрительно похожий на голос тети Дженивы.

Он-то считал, что возражения тети Дженивы против мисс Лэнгли продиктованы исключительно ее стерлинговским сознанием собственного превосходства над остальными, тогда как на самом деле она каким-то образом сумела разглядеть, что скрывается за фасадом этой поборницы соблюдения приличий.

Но как же дедушка, самый стопроцентный Стерлинг из них всех? Знал ли он об этом?

«Конечно, не знал», – сказал себе Тэтчер, не допуская даже мысли об этом. Его дедушка не захотел бы, чтобы их семью как-то связывали с подобным скандалом.

Но если старый герцог об этом не знал – а это был единственный вероятный вывод, – значит, мисс Фелисити Лэнгли обвела могущественного герцога Холлиндрейка вокруг пальца, словно какого-то простофилю.

«Неужели она одурачила моего дедушку?»

Тэтчер понимал, что должен был бы прийти в ярость, однако столь мастерски осуществленный обман заставлял лишь увидеть мисс Лэнгли в новом свете.

Теперь он точно знал, что ему надо делать.

Фелисити почти успела спрятать кошелек под свою накидку, когда тяжелая рука схватила ее за запястье.

– Не надо это прятать, мисс Лэнгли, – приказал низкий, строгий голос, который было даже трудно расслышать из-за стоявшего вокруг гама. – Отдайте его мне. Сию же минуту.

К сожалению, несмотря на все ее попытки высвободить руку, Тэтчер крепко держал ее.

Вместо того чтобы прийти в ярость от его возмутительного вмешательства, Фелисити задрожала, причем, от эмоции более опасной, чем боязнь быть пойманной с ридикюлем, украденным у леди Ламби.

– Не будьте дурочкой, – прошептал он. – Если вас поймают с этим ридикюлем, то на следующем грузовом судне отправят на каторгу.

Она оглянулась через плечо и сразу же пожалела, что сделала это. В глазах Тэтчера она увидела дикую ярость. Ей еще никогда в жизни не приходилось видеть так сильно рассерженного человека, возможно, за единственным исключением ее отца, когда нянюшка Джамилла задумала организовать его арест в Париже, чтобы они не смогли уехать к месту его нового назначения.

– Уж я добьюсь, чтобы ее повесили! – орала тем временем леди Ламби. – Обыщите эту женщину! – требовала она у констебля, тыча пальцем в сторону тетушки Минти. – Обыщите ее немедленно, или я позабочусь о том, чтобы вам тоже не поздоровилось!

– Мисс Лэнгли, отдайте мне это сию же минуту! – Голос Тэтчера звучал более угрожающе, чем вопли графини.

Фелисити повернулась к нему.

– Я сама все сделаю, – прошипела она, пытаясь отодрать его руку от своего запястья.

– Мисс Лэнгли, будьте же благоразумны…

– Не суйтесь не в свое дело…

– Арестуйте их всех! – не унималась графиня. – Здесь орудует целая шайка карманных воров!

По толпе прокатился приглушенный шум голосов.

– Все совсем не так, как вам показалось, – сказала Фелисити. – Если бы только вы позволили…

К досаде Фелисити, как только она отвлеклась, кошелек у нее сразу же отобрали.

– Мадам, позвольте объяснить вам, – сказал Тэтчер, протягивая кошелек. – Я…

– Мерзавец! – в ужасе отпрянула от него леди. – Ты, наверное, главарь шайки! Все вы тут: такие!

В толпе согласно закивали, и Фелисити стало страшно, но она не сдавалась.

– Миледи, позвольте заметить, что вы совершаете ужасную ошибку, – возразила она. – Этот человек – наш ливрейный лакей, и…

– Ливрейный лакей! Ишь чего выдумала! Да как ты смеешь возражать мне, потаскушка этакая! Арестуйте их, сэр, иначе я пожалуюсь самому мистеру Стэффорду.

Констебль кивнул другим полицейским, которые к тому времени собрались к месту происшествия, и те начали пробираться к нему, потому что никому из них не хотелось, чтобы на их начальника жаловались в верхах.

Но тут за их спинами раздался чей-то голос:

– О чем, черт возьми, вы думаете? Если вы арестуете капитана, вы совершите самую страшную ошибку в своей жизни! – Все головы повернулись на голос, толпа расступилась, пропустив вперед какого-то рослого здоровяка. – Уж поверьте, этот человек такой же вор, как я король Франции. – Протолкавшись к констеблю, он остановился перед ним, расставив ноги. – Вы знаете, кто он такой? Вижу, что не знаете, потому что если бы знали, то не стали бы слушать карканья этой вороны!