— Пока не вампир. — Поправил ее Эдуард. Его взгляд остановился на ее шее. — У тебя его отметины. Еще немного и он превратил бы тебя в свою вечную рабыню. Я спас тебя. Ему нужен только гребень. А мне ты… и гребень.

— Вы оба — полоумные маньяки. — Спокойно заявила Ларина, стирая с шеи его взгляд. — Он убил мою подругу, и еще одного невинного человека. Ты собираешься убить меня. Вот и вся, правда. Никакого вампиризма.

— Я не собираюсь тебя убивать. Наоборот, подарю тебе вечную жизнь, молодость, красоту. А с гребнем мы будем неуязвимы. Но сначала нужно решить небольшую проблему. — Он растянул губы в ленивой кошачьей улыбке.

— Какую?

— Убить Ричарда. Тогда то, что он с тобой сделал, исчезнет. Связь прервется. Я обращу тебя, ты расскажешь мне, где гребень. И все будет просто чудесно. Ты, я и вечность.

— И гребень. — Мила закатила глаза и усмехнулась. Хватит с нее этих бредней. — Эдуард, ты, конечно, очень красив и все при тебе, но ты псих. Я с психами не сплю и, вообще, не желаю иметь ничего общего. С меня Ричарда хватило.

— Ты мне не веришь. — Ланкастер плавно поднялся с постели и медленно приблизился. Да, в нем, было определенно есть что-то королевское. Эта осанка, взгляд, утонченность. Он встал перед ней на колени и протянул кинжал. Мила ошарашено уставилась на него.

— Порежь меня. — Мягко попросил он. Мила чуть не подавилась слюнями.

— Ты совсем сдурел? Я просто уйду. Не хочу я никого резать. Ты маньяк, вот и режь сам.

— Что ты заладила, маньяк да маньяк. Режь, я тебе говорю. — Он начал сердиться и с силой всунул оружие в ее руку.

— Не буду. — Упрямо помотала головой Мила. А надо бы. У него совсем крышу сорвало.

— Чертова кукла. Упрямая, как ослица. — Выругался Ланкастер, и, выхватив у нее кинжал, полоснул себя прямо по бледному запястью. Кровь брызнула ей в лицо. Мила закричала, глядя, как красная жидкость потекла из раны на его белой руке.

— Ты псих, кретин, ненормальный. — Вопила Мила. И замолкала, когда….

Кровавая струя все еще текла по запястью, а рана на ее глазах медленно затягивалась. Через несколько секунд не осталось даже следа от пореза. Ничего. Мила закрыла рот ладонью, чтобы сдержать рвавшийся из горла крик. Она часто моргала, глядя то на исчезнувшую рану, то на Ланкастера, взирающего на нее с победной улыбкой.

— Что теперь ты скажешь, ослица? — волнующим низким голосом спросил он.

— Обман зрения. — Выдохнула Мила, не найдя другого объяснения. — Этого не может быть.

— Черт, мне себя всего изрезать, что бы ты поверила? — рассвирепел Эдуард. И это было всосем не по-королевски.

— Не надо. — Она схватила его за руку, когда он вознамерился снова полоснуть себя. — Я верю, верю.

— Зоя. — Закричал Эдуард. Девушка прибежала на его зов. Не говоря ни слова, он рванул ее за волосы, и прямо на глазах ошеломленной Лариной принялся жадно пить ее кровь, вцепившись зубами в ее трепещущее горло. Зоя совсем не протестовала, она даже была за. Вот так же Ричард пил кровь Милы, а она не то чтобы протестовать не могла, даже не замечала.

— Ты проснулся? — встав за спиной хозяина, осторожно спросил Грэг. Ричард сидел в своем любимом кресле и смотрел на огонь в камине. Исходящая от него черная злость напряженно повисла в комнате, давя на барабанные перепонки, отдаваясь в мозгу стальным свистом.

— А я когда-то спал в кресле? — яростно спросил Ричард, ударив старика своим голосом.

— Я просто спросил. — Извинился Грэг.

— Что ты хочешь? — Ричард повернул голову. Глаза его были белыми от гнева.

— Ничего.

— У тебя в голове вопросы. Почему ты не говоришь их вслух?

— Я боюсь тебя, Ричард. — Признался Стюарт. И это было правдой.

— Она теперь тоже боится. Все бояться Ричарда. Я же чудовище. — В голосе его прозвучала горечь.

— Ты же знаешь, что я так не считаю. — Искренне произнес старик, осторожно поглядывая на суровый профиль Милза.

— Знаю. — Согласился он. — Как я мог не почувствовать ее присутствия? Как я мог позволить ей увидеть?

— Почему ты не догнал ее? Почему сейчас ничего не делаешь?

— А что я должен делать? Ее никто не держит. Она с ним по своей воле. Я устал гоняться за призраками. Ничего нет. — тяжелый вдох вырвался из груди Милза.

— А как же гребень? Представь, что будет, если он достанется Ланкастеру? — Грэг схватился за сердце. — Прошу тебя, Ричард, не позволяй ему снова одурачить тебя.

— Я чувствую, как он касается ее, и ей не противно. Если она расскажет ему, где гребень, я тоже узнаю. Пять меток — это много. Я могу входить в ее сознание, когда захочу. Но я не стану заставлять ее вернуться.

— Она не ведает, что творит. Она всего лишь человек. Ей страшно. Неужели ты не понимаешь? Вы с Ланкастером обладаете огромной силой. Что может сделать эта слабая девочка, чтобы противостоять вам? Ты не сказал ей правду. И теперь она может поверить ему.

— Но, правда, внутри нее, Грэг. — В его голосе заколыхалась злость. — Она предпочла приговорить меня к титулу убийцы. А теперь ведет светские беседы с моим злейшим врагом.

— Он — силен. Мила находится под властью его силы. Ты напугал ее прошлой ночью. Но это не значит, что она не поверит тебе. Ты должен вытащить женщину из его лап.

— Не говори мне, что я должен. Я сам себе хозяин. Она не примет меня таким, какой я есть. Никогда.

— Она любит тебя, Ричард. Поэтому сбежала. Ей больно и страшно, но она любит тебя. Ты сам это знаешь. И не идешь за ней, потому что боишься.

— Как бы там ни было, но конец все равно один. Мне придется ее убить. Думаешь, она сможет это понять? — Ричард криво усмехнулся. Из темноты показалась Клэр. Она была бледна. — Ты давно здесь? — властно спросил Ричард.

— Да, мой господин. Думаю, я могу вам помочь.

"Снова поднимаюсь на рассвете,

пью с друзьями, к случаю, вино,

и никто не знает,

что на свете

нет меня уже давным-давно".

Снова был день. Мила не видела света, но знала — солнце уже встало. Бессонная ночь давала о себе знать. Она чувствовала себя совершенно обессилевшей, разбитой, полуживой. Ланкастер снова связал ее перед тем, как уйти на дневной покой. Он долго извинялся и объяснял эту вынужденную меру ее неповиновением и желанием сбежать от него. А хотела ли она этого? Убежала бы? Сон медленно уносил ее, погружая в беспокойное забытье. Спать лучше, чем думать, анализировать, вспоминать, как зубы Ланкастера впивались в шею Зои, а та не произнесла ни звука в знак протеста, или о том, как Ричард проделывал то же самое с Клэр и…. Мила нервно сглотнула. Даже во сне, эта картина не оставляла ее. Все это так нереально, так фантастично, бредово. Ей проще поверить в собственное безумие, чем в существование вампиров и прочей нечисти. Но она видела своими глазами, как заросла рана на запястье Эдуарда. Нет, она не станет об этом думать. У нее совсем не осталось сил. Нужно спать. Что он станет с ней завтра или уже сегодня ночью. Убьет ее Эдуард или нет? Или ненормальная ревнивица Зоя пристрелит? Ей уже безразлично. Скорее бы, хоть какой-то конец. Вчера она не вышла на работу. Наверно, коллеги решили, что она следующая жертва маньяка. Грустит ли кто-нибудь о ней? Сообщили ли Толику? Как выглядело его лицо, когда он узнал, что его жену, возможно, убили? Мила смаковала представление о собственных похоронах, жалела себя, получая какое-то низменное удовольствие. Вряд ли на ее могиле соберется много человек. Это грустно. Очень грустно. Вся жизнь прожита неверно, бесцельно и глупо. Она прятала себя от других, закрывала на замок свое сердце, никого не впускала в свою жизнь. Почему? Если на свете расхаживают такие, как Эдуард и Ричард, то она на их фоне — абсолютно нормальна.