…Минуют века. И теперь уже секретный агент Комитета государственной безопасности СССР в Париже — Галя Бережковская — заставит сотрудника отдела кодирования МИДа Франции работать на Советский Союз, причем бедняга об этом даже и не догадается. Одним словом — «Cerches la femme»![12]

В поезде Ницца — Париж Люсьен так и не успел посвятить возлюбленную в теорию и практику электромеханических шифраторов — Гали потянуло на ласки, и ликбез пришлось отложить. Но чем глубже становится его финансовая зависимость от Гали, тем чаще он стремится доказать женщине, сколь важна для государства деятельность, которой он занят на службе. Люсьен гордится своей профессиональной эрудицией, а то, что Гали слушает его лекции «с откровенным безразличием», лишь подстегивает самолюбие амбициозного любовника.

— Ты не представляешь, какими космическими темпами совершенствуется наша служба. — В шелковой пижаме от Эрмес, с влажными после душа непокорными кудрями, Люсьен-оратор выглядел весьма забавно. Он стоял посередине огромной спальни в доме Гали, а та, едва прикрыв обнаженные прелести, с глубокой тоской жевала яблоко. — Вот у Гитлера была шифровальная машина «Энигма», — не унимался Пуатье.

— Дай сигарету, милый. Спасибо. Ну и что твоя Эгина?

— Во-первых, не Эгина, а «Энигма», во-вторых, все это уже каменный век. Сейчас в моем отделе такая техника… Супер! И я…

Минут через пятнадцать Люсьен обнаружил откровенно «спящую» Гали, по-детски подложившую руку под румяную щечку.

— Ну уж спать-то я тебе не позволю! — Выскочив из пижамы, Люсьен прыжком очутился рядом с любовницей.

А Гали и не думала спать.

— Дорогая, чуть не забыл, — Люсьен потянулся в блаженной усталости. — Мы собирались в субботу на бега, но — увы — не получится.

— Это еще почему?

— Серьезное дело.

— Партнеры по карточному столу? Знаешь, милый, в последнее время мне что-то не нравится твое поведение. Может, нам…

— Гали, дорогая, любимая, но у меня же все-таки ответственная работа. — Люсьен чуть не плакал от страха, что может потерять любовницу. — Вот ты никогда не слушаешь, когда я тебе рассказываю, чем я занимаюсь.

— Ну и при чем тут суббота? — капризничала Гали. — Не смей прикасаться ко мне. Отодвинься, жарко.

— Хотя бы теперь выслушай, умоляю. Именно в ближайшую субботу сотрудники нашего отдела должны присутствовать на вокзале и наблюдать за погрузкой. Точнее, организовать ее и проследить до отправления поезда.

— В министерстве иностранных дел Франции — трудовой субботник? Наших гоняют на овощную базу и картошку по осени собирать, а ваши клерки мебелишку грузят? Забавно.

— Почти. Только наш груз не столы и стулья, а шифровальные машины для посольства Франции в Советском Союзе. — Люсьен уже не замечал, что перешел границы допустимого.

— Ты не перегрелся, милый? Шифровальные машины, как ты их называешь — чудеса техники, погрузят в товарняк словно дрова?

— Ну да, — обрадовался окончательно потерявший разум Люсьен. — Оформят соответственно, и посольство получит их как груз, не привлекая внимания.

— И почему я должна тебе верить? — начала сдаваться Гали.

— Потому что у тебя нет иного выхода, — заорал Люсьен, понимая, что прощен. — Теперь можно прикоснуться к вашему величеству?

Утром, когда Люсьен ушел в министерство, Гали вызвала парижского куратора операции «Расстроенный рояль» на срочную встречу, позвонив в консульство СССР и спросив у секретаря, готова ли виза для г-на Лафевра. Это была условная фраза. Через три часа они встретились в парке Рояль Монсо.

— Борис, в эту субботу с вокзала Сен-Лазар в товарном вагоне номер три МИД отправляет в СССР шифровальные машины для дипломатической почты. Техника последнего поколения.

— Все?

— Все.

— Молодец!

Через час информацию, полученную от Гвоздики, обсуждали в Первом главном управлении КГБ СССР. На следующий день уже установили маршрут, по которому отправится в Москву специальный состав из Парижа. Выяснилось также, что данный товарный вагон номер 3 следует без сопровождения охраны. В такое даже было трудно поверить… В Польше во время стоянки поезда группа специалистов из оперативнотехнического управления и офицер Первого главного управления аккуратно вскрыли посольские контейнеры и обработали деликатный груз в полном соответствии с заданием.

— Ну как, дорогой, погрузили дровишки? — Воскресным днем любовники нежились на травке скверика Vert-Galant. Скверик носит прозвище, данное Генриху IV — «пылкий любовник». Садик, раскинувшийся на острове Сите, напоминает очертаниями палубу корабля, медленно плывущего по волнам Сены. Великолепная панорама открывается с этих берегов, а сверху покровительственно наблюдает за влюбленными потомками самый галантный король Франции.

— Да, все хорошо. Муторно только возиться, потом в министерство вернулись — всё копошились с бумагами.

— Надеюсь, в ближайшее время субботников не предвидится?

— Лет на двадцать гарантирую: все субботы — наши. — И Люсьен захохотал.

— Чудесно. Идем обедать?

— Согласен. Предлагаю в следующую субботу отправиться в Версаль. Принимается?

— Без возражений! — воскликнула Гали. Похоже, Анатолий-то оказался прав — Люсьен и думать забыл о долгах. Понравилось парнишке верить в русских женщин, которые одевают, обувают и содержат мужчин. Что ж, дружок, пришла пора расставаться.

Она лежала в ванной, погрузившись в душистую пену, наслаждалась нежным ароматом фиалок. Нажала клавишу кассетного магнитофона «Сони». «Que Sera, Sera…» — пела Дорис Дэй. В холле зазвонил телефон. Перезвонят, если очень надобно. Гали вытянулась и закрыла глаза. «Я не могу тебе дать ничего, кроме любви, мой малыш», — искренне обещала голливудская звезда в своей следующей песенке. Телефонную трубку Гали подняла спустя три часа, хотя несчастный аппарат надрывался почти без перерыва. Должен, в конце концов, человек отдохнуть? Она прекрасно знала, кто сходит с ума на том конце провода. Люсьен.

Он влетел в квартиру как безумный:

— В твоих руках моя жизнь!

— Сядь. Выпей. — Гали подала любовнику бокал неразбавленного виски. — Успокойся и все расскажи по порядку.

— В казино, ты понимаешь, люди знакомятся, это в порядке вещей. Сложилась компания, ни к чему не обязывающая, и у нас. Трое. Вполне приличные люди. Один — менеджер у Кардена, второй — биржевой маклер, третий служит в банке. Мы подружились, стали встречаться не только за игрой: сидели в баре за кружкой пива, говорили о разном. Однажды Жерар — тот, что из банка, — предложил: «А не отправиться ли нам, друзья, ко мне домой? Жена с детьми на Ривьере. Стол карточный имеется — по моему заказу сделан. Решайте. Вы, Люсьен, как, не возражаете?»

— И ты, болван, конечно, согласился.

— Ну да, мы все согласились.

— Дальше! Не тяни, ради всего святого.

— Сели. Начали партию в покер.

— Ну?

— Мне страшно не повезло. Ужасно. — Руки Люсьена, красивые, холеные, тряслись, как у последнего пьянчужки. Он совершенно не владел собой, но Гали не знала снисхождения.

— Сколько?

— Пятьдесят тысяч…

— Повтори!

— Пятьдесят тысяч франков. Срок — три дня. — У Люсьена начиналась истерика. — Гали, любимая, прошу. Выручи. В последний раз. Клянусь.

— Нет!

— Умоляю, помоги. Хочешь, на колени перед тобой встану…

— Довольно! С меня хватит. Я сыта по горло твоим нытьем, твоими картами. Ты мне надоел. Уходи и не возвращайся!

— Гали, ты не бросишь меня. — Самообладание окончательно покинуло мужчину.

— Пошел вон! И если сам не уйдешь — вызову полицию.

Когда за несчастным экс-любовником хлопнула дверь, Гали с облегчением опустилась в кресло. Ну слава богу — финита ла комедиа. «Он действительно мне изрядно опротивел…» Ничего — свою дорожку Люсьен сам протоптал. Она хихикнула, вспомнив, как знакомый по общим махинациям торговец-ювелир, товар которого поступал исключительно через контрабандистов, представлял ей «менеджера от Кардена», «банковского служащего» и «биржевого маклера».