Глаза француза неожиданно уставились в одну точку, как будто у них кончился завод. «Обрыв программы», — констатировала Гали.

— А нельзя ли мне посмотреть записную книжку этого жалкого макаронника? — Она распалялась от ощущения того, что удавка соскальзывает с ее шеи. — Наверно, кроме моего телефона там найдется еще десяток номеров московских девочек. Если вас хорошо учили юриспруденции, то вам должно быть хорошо знакомо положение римского права «после этого не значит вследствие этого».

Когда-то Гали могла произнести эту фразу на латинском языке, но потом забыла. Она невольно запомнила эту сентенцию, которую любил повторять молодой юрист из адвокатской конторы в Черемушках.

— Пока я ждала вас, я слушала радио. Только что передали — в Тель-Авиве вчера взорвана синагога. Я была в Тель-Авиве в это время. Почему вы меня не спрашиваете, не я ли ее взорвала? Следуя вашей логике, я могла заложить взрывчатку, спокойно добраться до аэропорта, сесть в самолет и через несколько часов оказаться в Париже. Почему вы не спрашиваете меня об этом?

Француз нервным движением вынул из кармана портсигар, вытащил сигарету и закурил.

— Вы пытаетесь меня заболтать, — наконец произнес он, немного придя в себя. — Хорошо, сделаем небольшой перерыв. Чай, кофе?

Гали попросила стакан минеральной воды со льдом. Толстяк вышел и через некоторое время вернулся в сопровождении капитана Огюста Лампиду.

Глава 7

КАПИТАН ОГЮСТ

Капитан отдела контрразведки ДСТ Огюст Лампиду среди коллег был известен как Ален Делон и Москвич. Он действительно слегка походил на обаятельного красавца — кумира всех женщин. Огюст с улыбкой отзывался на знаменитое имя, — слегка вскинув голову и повторяя жест, знакомый миллионам кинозрителей, небрежно поправлял (абсолютно без надобности) легкие темные волосы. Прозвище номер два рекомендовалось произносить исключительно за глаза — рискнувший обратиться к Лампиду подобным образом получал врага на всю оставшуюся жизнь. Лампиду, выпускник Льежского университета — одного из старейших в Европе, — имел степень бакалавра, специализируясь на изучении истории народовольческого движения царской России девятнадцатого века. Предмет изучения (как и русский язык) Огюст знал превосходно — причины раскола партии Бакунина «Земля и воля» на две самостоятельные партии — «Народная воля» и «Черный передел» — с «таким прошлым» Советский Союз способен угрожать всему миру. На жутком терроре революции 1793 года в собственной стране Лампиду, как истинный француз, предпочитал внимание не акцентировать.

Разумеется, амбициозного патриота заметили и, после соответствующей обработки, направили на стажировку в Москву. Исторический факультет МГУ им. Ломоносова пополнился красавцем ученым из Франции. Студенческая компания с восторгом приняла в свои объятия молодого француза, который умел веселиться, всегда готов был помочь и с искренней щедростью водил коллектив в буфет, когда до стипендии оставалась неделя, — он пришел в ужас, обнаружив, насколько его содержание разнится от стипендии товарищей по учебе. Ко всему прочему, способность Огюста говорить на родном языке московских друзей позволяла молодому человеку чувствовать себя как дома в любой компании. Ему пришлось признать, что русские женщины прекрасны, даже несмотря на то что они носят. Не зря Запад исстари ездил в Россию за женами. Огюст хорошо знал историю государства, которое на данном этапе ему откровенно не нравилось. Женщины — другое дело. Стоит ли добавить, что у прекрасной половины факультета обаятельный француз пользовался неизменным успехом.

Наконец влюбился и сам Огюст. Его сердцем завладела синеглазая аспирантка Оля Калинина. Знакомство состоялось в читальном зале «над аркой», под которым имелся знаменитый буфет — он же, в сороковые годы, анатомический театр 2-го МГУ. Оля, нагруженная горой книжек, проходила мимо стола, за которым работал Огюст, и ее роскошная коса коснулась щеки француза.

— Извините, — смутилась девушка, увидев, как он, не поднимая глаз, недовольно дернул плечом. — Не сердитесь, — повторила Оля, и вот тут, на свою беду, Огюст увидел «обидчицу».

— Давайте я помогу донести ваши книги, — пробормотал молодой человек и немедленно представился: — Огюст.

— Оля.

Ольга жила в симпатичной однокомнатной квартире неподалеку от университета. Москвичка, она снимала жилье на пару с подругой, тоже аспиранткой. Наташа вечерами прирабатывала на почте — разносила газеты, сортировала письма. Домой возвращалась поздно. И Ольга, чьи родители оплачивали все расходы дочери, фактически владела квартирой. Роман протекал бурно и красиво. Огюст преподносил любимой духи, всегда дорогие, обязательно — розы. Оля, принимая цветы, встречала его нежным поцелуем и вела в комнату. На белоснежной скатерти ослепительно сверкали в ожидании шампанского два чудесных хрустальных бокала, выпрошенных дома у мамы.

— Отнеси это в морозилку, — просил Огюст девушку, передавая тяжелую бутылку «Советского шампанского». — Полусладкое. Твой вкус.

Естественно, за французским стажером-историком наблюдали, как за каждым иностранцем. Что, кстати, практикуют спецслужбы в любой стране. Визиты Огюста Лампиду не составляли тайны для Комитета государственной безопасности, поэтому Оля вскоре узнала, что встречается с врагом Советского Союза и может получить массу неприятностей. Об отце и говорить нечего — ведущий инженер НИИ Минобороны терял не только работу. Оля испугалась. Между прочим, ее никто не обманывал — Огюст успешно совмещал научный процесс с выполнением поручений французской разведки весьма деликатного характера. Стажировка подходила к концу, она действительно многое дала Лампиду-историку, который умел находить время и на университет, и на романы. И на службу отечеству. Все у него складывалось замечательно, но погубила парня любовь приврать и похвастаться. Причем ему требовалась аудитория. Склонный к авантюризму, честолюбивый Огюст со студенческой скамьи видел себя Джеймсом Бондом — тогда подвиги агента-007 снились ему по ночам, а теперь заветная мечта становилась явью. И поездка в Москву служила первым этапом реализации смелой мечты.

Недели за две до отъезда в Париж Лампиду решил устроить пирушку. По случаю блистательного завершения стажировки и еще более прекрасных перспектив. Пригласил он товарищей из Франции, таких же стажеров. Разумеется, среди них были девушки. Выпили изрядно. Герой дня разошелся и произнес коротенький спич, смысл которого сводился к следующему: «Сегодня я прощаюсь с этой страной. Но завтра я вернусь уже дипломатом, место в нашем посольстве для меня уже готово. И клянусь, что приложу максимум усилий, чтобы разваливать коммунизм изнутри. Салют, камард!» К себе домой Огюст отправился вдвоем с очаровательной Сесиль Лакен — она стажировалась в области русской литературы Серебряного века. Как они провели ночь, Огюст, честно говоря, не помнил — так крепко напился вечером. А наутро во 2-ю службу московского управления из 12-го отдела КГБ СССР пришла дословная запись всех разговорчиков, случившихся на прощальной пирушке Огюста Лампиду. Слова последнего были жирно подчеркнуты красным карандашом. Левый угол страницы занимала резолюция начальника управления генерала Лямина: «Немедленно взять в активную разработку. Пр. переговорить».

Спустя несколько дней Огюст, как обычно, пришел к Ольге. Оба огорчались предстоящей разлукой. «Это ненадолго, дорогая. Я скоро вернусь». Ольга, в отличие от любовника, знала, что больше никогда его не увидит. Истомленные наслаждением, особенно острым перед расставанием, они молча лежали в постели. Вдруг заскрежетал ключ в замке входной двери. «Наташа? — удивился Огюст. — Так рано?»

— Воркуете, голубки?! — Здоровенный мужик принялся дубасить Огюста. — За что, говоришь? А за то, чтобы к чужим женам в кроватку не забирался!

Визжала Оля. На шум прибежали соседи. Появилась милиция. Еще какие-то люди. Через пару часов выяснения отношений и составления протокола Огюст понял, что попался в стандартно устроенную ловушку контрразведки. Зря парень забыл, что он не только стажер. А когда вспомнил, было поздно.