— И это могло произойти, — прошептала Анжелика и опустила голову. — Я была уже на грани отчаяния. Я уже начала сомневаться, существует ли Бог, думать, что права королева, что Дьявол сильнее Создателя. Твои слова восстановили мою веру хотя бы на миг, но как раз в этот миг меня и пронзил клинок.

— Рад, что помог тебе, — кротко проговорил я. — Но если королеве удастся заманить твою душу в тело, ее козни могут увенчаться успехом.

— О нет. — Девушка поглядела мне прямо в глаза. — Ты вернул мне веру, и я больше никогда не отчаюсь.

«Вот сейчас возьму и скажу, что не люблю ее. Интересно, что будет?» — да, но эта мысль меня тоже как-то не грела. Я молчал, значит, не осмеливался сказать правду, а лгать грешно. Однако мы оба вели себя... Я прочитал достаточно средневековых книг, чтобы ориентироваться в тогдашнем этикете ухаживания. Жаль, что количество прочитанных книг не могло заставить меня проникнуться к призраку хоть какими-то чувствами.

— Она наверняка захочет заполучить твою душу!

Призрак побледнел — ну, то есть стал почти прозрачным.

— Значит, я должна буду тебя покинуть! Иначе из-за меня пострадаешь ты!

И призрак Анжелики бросился бежать. Я вскочил и хотел крикнуть ей, чтобы она осталась, но девушка налетела на невидимую стену, вскрикнула и упала.

— Прости, но мы не можем позволить тебе скитаться в одиночестве. Ведь тогда королева снова схватит тебя и отправит в камеру пыток.

— Я должна попытаться! Я не хочу подвергать тебя опасности!

Сердце мое замерло. Я вдруг понял, что эта девушка могла пробудить во мне чувство.

Но к счастью, вмешался Жильбер. Он заговорил решительно, не допуская возражений.

— Мы никогда не простим себе, госпожа, если бросим вас в беде. Воистину, такое деяние ляжет тяжким грузом на наши бессмертные души.

Призрак замер. В глазах его застыл испуг.

— Ты же не хочешь, чтобы мы по твоей воле угодили в Преисподнюю? — уточнил Фриссон. Призрак, похоже, заколебался.

— О нет, этого я не хочу.

— Видишь ли, — осторожно начал я. — Ты стала той, от которой теперь во многом зависит будущее этой страны. Видимо, что-то затевается. Какая-то заваруха. Кто-то хочет свергнуть королеву и ее приспешников, изгнать из страны Зло, которому они служат. Ты была козырной картой королевы, ее секретным оружием. Теперь же, когда ее жертвоприношение провалилось, темные силы сочтут королеву слабой — слишком слабой, чтобы быть полезной Сатане. Слишком слабой для того, чтобы одолеть мятежных баронов. А это означает, что все дворяне незамедлительно начнут рваться к власти. Каждый примется доказывать дьяволу, что он и есть самый злобный и самый неуязвимый. Что именно его Князю Тьмы следует избрать новым королем.

Призрак Анжелики засветился ярче, потом потускнел, потом снова стал ярче — он как бы дрожал от волнения.

— Но ведь я — всего лишь простая крестьянка!

— Может быть, именно поэтому все так и вышло, — тихо сказал я. — В любом столетии трудно найти по-настоящему хорошего человека.

Мне ли этого не знать? Мне ли, столько лет пытавшемуся отыскать женщину своей мечты?

— Но вы не должны подвергать себя опасности ради меня! — простонала Анжелика.

— Мы и так уже в опасности, — вздохнул я. — Как ты думаешь, зачем королева привела тебя к нам? О нет, я ей уже успел навредить до твоего появления.

Анжелика не сводила с меня широко раскрытых глаз.

— Зачем? Досаждать ей без причины — это очень, очень глупо!

— Она желает, чтобы я убрался отсюда, раз не хочу служить ей, — пояснил я. — А для меня вполне веская причина поступить наоборот. Я не собираюсь кланяться властям, которые не заслужили моего уважения и доверия. Я намерен совершать поступки, которые считаю достойными. Меня не волнует, что по этому поводу говорят законы! По-моему, забрать у королевы твое тело и вернуть его тебе — это очень даже справедливо!

Озноб вдруг отступил. Я сам поверил в правоту только что произнесенных слов. Мое сердце замерло, — неужели я начал играть на стороне другой команды — команды ангелов?

— Раз так, я пойду с тобой, — задумчиво проговорила Анжелика. — Слова твои верны, и мне кажется, что ты хороший человек.

При этом во взгляде ее было столько обожания, что я запаниковал.

— Нет! Никакой я не хороший! Мерзкий старый циник, презирающий людей вообще и женщин в частности! Я считаю, что религию выдумали священники в собственных интересах. А я не желаю признавать религиозных установок! Я агностик, неверующий гуманист, и, по законам, правящим в вашем мире, я самый натуральный изгой!

Дыхание у меня перехватило. Я стоял, переводя взгляд с одного моего спутника на другого, и тяжело дышал. Анжелика немного попятилась, не сводя с меня влюбленных глаз. Фриссон и Жильбер осуждающее переглянулись.

А Унылик лупал глазищами у костра. Собственно, чего еще от него можно было ожидать?

Так...

— Чего это, спрашивается, вы переглядываетесь? — рявкнул я на Фриссона и Жильбера.

— То, что тебе недостает веры, господин Савл, это правда, — нерешительно отозвался Жильбер. — Но мы видели дела твои.

— Мои дела? — нахмурившись, переспросил я.

— Ты не способен отказать страждущему, — растолковал мне Фриссон.

А я смотрел на него в упор, и сказать мне было нечего. Ведь это и есть мой главный недостаток. Как раз из-за него меня и считают слабаком. Эмоциональные пиявки так и липнут ко мне со всех сторон, а я позволяю им сосать из меня соки, пока не одуреваю окончательно и не прогоняю их вон. О, как я мечтаю обзавестись угрюмым лицом и репутацией неприступного героя!

Жильбер вынес мне окончательный приговор:

— Ты хороший человек, и мы готовы идти за тобой на смерть.

Меня опять — в который раз — зазнобило, и я поднял руку так, словно хотел проголосовать у обочины.

— Погодите, погодите, минуточку! А кто, собственно, выбирал предводителя?

— Ну а как же? — удивился Фриссон. — Разве, кроме тебя, кто-то из нас понимает, что нам делать и куда идти?

Вопрос, конечно, интересный. Я-то этого точно не знал.

Этот вопрос не давал мне покоя. Решив хоть немного соснуть до рассвета, я завернулся в плащ и улегся у костра. Взгляд мой упорно возвращался к Анжелике. Невольно. Я подчеркиваю — невольно! Ну, просто она с таким обожанием созерцала мою обветренную бородатую физиономию... Я понимал, что она рядом, и никак не мог отвлечься и сосредоточиться на чем-то другом. Каждые несколько минут я приоткрывал глаза и наслаждался зрелищем ее красоты и женственности. Стоило ей немного пошевелиться, и под тонкими одеждами вырисовывались восхитительные линии. А собственно, и когда она не шевелилась, тоже... Может, я и не влюбился, но смотреть на нее мне было приятно.

Увы, наверное, с ней творилось то же самое. Всякий раз, когда я открывал глаза, я ловил на себе ее любовный взор.

Вдруг меня озарило. Это треклятое приворотное заклинание сработало на обе стороны! На меня оно подействовало не меньше, чем на Анжелику! Нравилось мне это или нет, правда то была или иллюзия, но я влюбился!

Разум мой заметался. Я пытался смириться с фактами, пытался связать романтическую влюбленность с волшебным заклинанием. Пробовал доказать себе, что нежное чувство — уже само по себе волшебство. Мысли мои блуждали, вертелись по кругу, словно белка в колесе, пока меня снова не осенило. Я вспомнил, что в книгах о любви всегда говорится, как о... чуде.

Ну конечно же, я знал об этом с детства. Об этом написано в приключенческом романе, где бы только не прослеживалась любовная интрига. Об этом пелось в половине песенок, передаваемых по радио.

И все же реальность оказалась подобна шоку.

Но с другой стороны, не так давно я убедил себя, что любовь — это всего лишь иллюзия. Я немного успокоился.

Но совсем-совсем немного.

Мы поднялись с утренней звездой и позавтракали, не разводя костра. Я мечтал о чашке кофе. Меня так я подмывало уверовать в волшебство и сотворить ее, но в последнее мгновение я раздумал. Солнце, утро — все это быстро настроило меня на прежний, скептический лад. Прошедшая ночь казалась частью галлюцинации. Кроме того, никому из моих спутников кофеин не требовался.