— Это вряд ли выполнимо, — задумался Джордж. — Я не попаду домой до самого Рождества.

— Джордж, это была шутка!

— Да я понял, Валери общается только с состоятельными парнями, — погрустнел он.

— Ну, может быть, она сделает исключение для шотландского аристократа вроде тебя, — предположила я и, желая подбодрить, хотела было похлопать его по плечу, но больно укололась обо что-то острое и отдернула руку.

— Что? Что случилось? — Джордж вынул из рукава свитера значок на крошечной булавке: — Извини, Элли. Это эмблема нашего шахматного клуба. Какой идиот сделал ее под цвет школьной формы!

Он спрятал значок в карман. Оба моих пальца на левой руке кровоточили.

— Черт! Салфетка есть?

Разумеется, Джордж протянул мне не бумажный носовой платок, а самый настоящий, чуть ли не батистовый, да еще и с вышитой монограммой.

— Аристократы! Благородней некуда!

— Есть куда, — сухо поправил Джордж. — У моего отца — с золотой вышивкой.

Я хихикнула и прижала платок к ране. Кровь долго не унималась. Джордж взял мою руку и стал рассматривать пальцы:

— Какая у тебя тут чудная родинка, Элли, как будто татуировка.

Родинка и вправду была особенная. Необычной формы. Строго говоря, это три точки, как три вершины треугольника.

— После той травмы родители меня обследовали — у меня тогда появились новые пигментные пятна. Дерматолог сказал, при повреждении тканей часто происходят изменения пигментации кожи.

Я знала, о чем думал Джордж. Он поднес мою ладонь совсем близко к своим близоруким глазам:

— Эти твои точки, Элли, они такие четкие. А у меня родимые пятна асимметричные. Вот одно на спине….

И Джордж и впрямь стал вытягивать рубашку из брюк, чтобы показать мне свою спину.

— Ладно-ладно, я и так верю! — запротестовала я. — Слушай, а я тебе уже рассказывала, что мы празднуем мой день рождения у Камиллы и остаемся у нее на все выходные? Она живет в старинном замке. Угадай, какой подарок я заказала?

Джордж, сопя, снова запихивал рубашку в штаны. Она была уже изрядно измята, но уж лучше так, чем торчать наружу. Он уставился на меня, высоко подняв брови. Голубые глаза из-за толстых очков казались огромными.

— Если это опять связано с этим актером, не хочу ничего об этом знать, — ответил он.

— Ладно, проехали!

Отвлеклись, сменили тему, и ладно.

— Тогда давай читать вместе письмо моих родителей, — предложила я, — и каждый раз, когда попадаются слова «приключение» и «головокружительный», с меня фунт. На вырученные деньги сходим в следующий раз в кафе, поедим горячих вафель.

— Твои родители, — хихикнул Джордж, — влюблены в свою работу! Они от нее просто без ума!

— Без ума от ежедневного многочасового сидения в кустах и наблюдения за зверьем! Классно!

— Ну, не знаю, — протянул мой друг, — зрителям нравится.

— Может быть, — я пожала плечами. — Видимо, за это неплохо платят, если им по карману мой интернат.

С тех пор как родители подписали контракт с телеканалом, у них достаточно денег, чтобы запереть меня в этой школе. В прошлом году королева наградила их орденом за их рвение и энтузиазм, и это тоже показали по телевизору. Люси Грампер сочла себя оскорбленной. Впрочем, мы с первого дня друг друга не выносили. Уж не знаю, бесило ли ее, что мои родители известные документалисты, или ее просто раздражали мои рыжие волосы, но Люси с самого начала плела против меня интриги и устраивала мне гадости где только могла. Спасибо Эмме и Камилле: они тоже терпеть не могли Люси и защищали меня от ее подлостей.

— Она тебе завидует, — решили Эмма и Камилла, — у нее родители риелторы! Что она видела в жизни, что знает? Только центр Эдинбурга! А ты повидала уже весь мир.

Их правда, хотя, насколько я помню, мне было не слишком весело постоянно то лететь на самолете, то тащиться в автобусе в какое-нибудь богом забытое захолустье. Сомнительное удовольствие — ночевать в неуютных дешевых гостиницах или трястись от холода в палатке, пусть даже спальный мешок якобы рассчитан на минус двадцать (вранье!). Я ненавидела часами неподвижно сидеть в засаде в кустах, выслеживая какую-нибудь экзотическую тварь, которая не желала выползать из своей норы, а в это время расстраивалась камера, пропадал фокус, садился аккумулятор, ломался прожектор или выходила из строя линза. Но зато я была с родителями.

— Понимаю тебя, — сочувственно вздохнул Джордж. — Мне бы тоже не понравилось часами выслеживать зверя. Ладно, один раз — но постоянно!

— Про твои подземелья можно сказать то же самое!

— Читай давай, — Джордж толкнул меня в бок, — поглядим, наберем ли на вафли с фруктами и шоколадной пастой.

Набралось двенадцать фунтов. На это мы можем позволить себе еще и по стакану колы.

— Приветствую вас, почтенные гости, и благодарю, что оставили свои золотые наверху у входа! Мое имя Френсис Пул, мое призвание — поэзия, я буду вашим провожатым в мой мир, в те времена, когда мы, поэты, в пабах и кабаках читали друг другу наши творения для тех, кто способен оценить уникальную красоту шотландского языка. Леди и джентльмены, соблаговолите следовать за мной во глубину земли, в эпоху приключений и страстей человеческих, эпоху поэзии и разбитых сердец. В эпоху, когда один лишь взгляд дамы возносил нас, поэтов, в высшие сферы, когда носовой платок возлюбленной вдохновлял, а ее пренебрежение заставляло свести счеты с жизнью. Как знать, быть может, мне, поэту Френсису Пулу, позволено будет сегодня надеяться на снисходительное расположение одной из пришедших красавиц…

Публика захихикала. Все, кроме меня, Эммы и Камиллы. Нас-то как раз мутило. Элегантный молодой человек в костюме восемнадцатого века, с треуголкой на голове, произнося последнюю фразу, пристально взглянул в глаза Валери. И его заостренная бородка слегка дрогнула, когда он улыбнулся француженке. Валери улыбнулась ему в ответ, ее явно заинтересовало внимание первой же особи мужского пола моложе тридцати лет и еще вполне привлекательной.

— О господи, вот ведь мыльная опера, — пробормотала Камилла, используя наше кодовое обозначение для смертной скучищи.

Боюсь, она права. Долгая будет прогулочка под землей. И как назло именно сегодня, после долгих недель затяжных дождей и ветров, выдался солнечный день, настоящий золотой октябрь. Лучше бы мы поехали в Портобелло-Бич. Так нет же, пришлось тащиться в Тупик Мэри Кинг. Тупиками в Эдинбурге зовутся перестроенные улицы, которые когда-то примыкали к центральной улице, известной как Хай-стрит, или Королевская Миля. У каждого тупика свое имя, по большей части по названию ремесленных гильдий, располагавшихся на этих улицах. Так появились Мясной рынок, Тупик адвокатов, Переулок поэтов. Или их называли именами богатых и влиятельных горожан, как, например, дама Мэри Кинг.

Тупик Мэри Кинг не просто переулок — это знаменитый эдинбургский «город под городом». Здесь под землей располагаются два уровня перепутанных проходов, улочек и бесчисленное количество разных помещений. Этот квартал когда-то просто замуровали, чтобы уберечь город от распространения чумы и другой заразы. А наверху на этом самом месте возвели ратушу. Так исчез под землей целый квартал семнадцатого века с весьма мрачной репутацией, и несколько веков к нему не было никакого доступа.

Лишь пару лет назад туда стали пускать посетителей. Артистичные экскурсоводы в костюмах тех времен ежедневно представляют туристам, что это была за жизнь несколько веков назад (откровенно говоря, довольно скудная). Аттракцион для чудаков, которым интересна старина, кого не пугают мрачные своды. Впрочем, от туристов нет отбоя: желающих посетить подземелья, замурованные три века назад, предостаточно.

Семеро туристов в нашей группе, в том числе Валери, приплясывали на месте от нетерпения. Француженка стояла впереди всех и ловила каждое слово Френсиса Пула.

— Давай отгадывать, откуда приехали эти, в группе? — прошептала Камилла. — На спор! Пожилая парочка точно из Америки. А после этого я куплю стакан клубники с фруктами.