Но вам этого сделать не удастся до тех пор, пока не будет сыграна Фуга для двух Клинков, двух Миров и одного Магистра. А чтобы у вас не возникло глупого желания проникнуть в лабиринт до срока и вновь попытаться разрушить хотя бы один из монастырей, вы потеряете свое теперешнее воплощение и будете дожидаться своего часа в виде ловиков.

В этот момент солнце спряталось за вершинами и, как это бывает в горах, на скалы опустились мгновенные сумерки. Старик встал над сидящими и враз обессилевшими магами, и глаза его, потеряв свою печаль, стали льдисто-безразличными. Он быстрым движением натянул на голову глубокий капюшон, а затем простер над склоненными магами свои длинные руки и пропел-простонал короткое заклинание на неизвестном в горах языке.

Едва стихло слабое эхо, как тела троих несчастных начали плавиться. Словно три кусочка льда, брошенные на раскаленную сковородку, три тела скользили по каменной площадке перед входом в пещеру, истекая фырчащими струйками пара. При этом и их одежда, и их обувь, и их оружие плавились точно так же, как плавилась их плоть и кровь.

Через несколько мгновений от последних хозяев гор не осталось ничего, кроме трех грязновато-серых облачков, застывших над маленькой каменной площадкой. А в глаза грозного старика вернулись печаль и тоска.

– Теперь вы сможете появляться на воздухе только по ночам. Днем вам придется прятаться в граните скал, потому что солнечный свет сразу рассеет ваши развоплощенные тела.

Старик долго смотрел на то, что осталось от магов, а потом тихо произнес:

– Ждите… – И исчез.

Завещание Хэлфа (продолжение)

Ловик замолчал. Я смотрел на два облачка, уже едва заметные в свете разгорающегося утра, и не знал, что им сказать. Наконец в моей голове пронесся тихий шепоток Ледышки:

– Скоро солнце взойдет, нам пора прятаться…

– Значит, с тех пор вы ждете мага, который… – начал я неуверенно.

– С тех пор мы ждем Магистра, для которого написана Фуга… – поправил меня ловик-рассказчик.

– А тот, как вас развоплотил, больше не появлялся?

Оба облачка как-то странно колыхнулись, и на мой вопрос ответил Ледышка:

– Он появился еще раз лет через пятьсот… Только был какой-то странный… Очень веселый…

Ледышка замолчал, а его товарищ продолжил:

– Он появился ниоткуда глубокой ночью и весело так позвал: «Эй вы, развоплощенные!…» А когда мы появились, он сказал: «Мне вас стало жалко, и я решил подсказать вам, как вернуть свое воплощение. Для этого вам надо просто высасывать сознание из всех попадающихся вам существ…»

Мы у него спросили: а как быть с монахами? Ведь наша беда случилась из-за того, что мы ополчились против этих монахов, а старик их защищал. Только на этот раз он рассмеялся: «А что, разве сознание монахов настолько отравлено, что его невозможно употребить?!»

После этого мы стали подкарауливать всех направляющихся в монастырь и вытягивать, высасывать из них сознание… Вот только пока что мы не получили обещанного воплощения… Может, того, что нам удалось захватить, еще недостаточно?…

– И что, вам никто не оказал сопротивления? Вы что, ни разу не встретились с магом? – Я недоверчиво усмехнулся.

– Почему, были и маги, – прошелестел в ответ Ледышка. – Только все почему-то страшно пугались и никто ничего не мог с нами сделать… А иначе стали бы монахи возводить эту каменную стену и накладывать заклятия на вход в монастырь?

– Мы же развоплощенные… – перебил Ледышку его товарищ. – Что еще с нами можно сделать. Это ты смог нас остановить, поэтому я и решил, что ты тот, кого мы ждем…

Я секунду помолчал, а потом спросил совсем о другом:

– А ничего странного вы в старике не заметили?… Ну, когда он второй раз вас посетил? – В моей голове мелькнула некая странная мысль.

– Да нет… – неуверенно прошелестел ловик, а Ледышка тут же добавил:

– В этот раз он был в белом балахоне…

Все сходилось. Если Хэлф, создавший монастыри, был Ахурамаздой, значит, второй, натравивший ловиков на людей, был Ариманом.

Я поднялся на ноги.

– Вас обманули, ловики. Во второй раз к вам приходил совсем другой… чародей. Так что вы напрасно отнимали у людей их сознание. И все-таки скоро вы получите возможность возродить свой народ… – И, помолчав, добавил: – А если я ошибаюсь, то этот мир – и не только этот – погибнет…

– Значит, нам совсем не надо было убивать людей?… – прошелестел удивленный шепоток Ледышки. – Жалко, Гиви этого не знал, он тогда остался бы жив…

– Я должен с вами проститься, меня снова ждут неотложные дела. – Я немного смутился от напоминания о том, как энергично, с блеском я расправился с одним из ловиков, но мои странные собеседники, казалось, не обратили внимания на мое смущение.

– Нам тоже пора уходить, – прошептало облачко, почти исчезнувшее в каменной тропе. – Больше мы здесь не появимся… И мы желаем тебе удачи…

Он исчез, нырнув в тропу, а Ледышка медленно подплыл ближе ко мне, и я в последний раз ощутил в своем мозгу его шепоток:

– Да, удачи тебе и спасибо, что ты пощадил меня, когда я хотел на тебя напасть.

Затем он проплыл мимо меня и исчез в гранитном теле скалы.

А передо мной во весь рост встала задача – оставаться у дверей этого монастыря или отправляться к своей пятой, последней тени, которая, как я чувствовал, была готова сойти с Чужой тропы в обычное пространство.

Впрочем, колебался я недолго. Оставив в сознании этой тени информацию о том, что ловики больше не будут ловить у монастыря запоздалых путников, я поспешил к последнему монастырю.

* * *

И снова передо мной была полная, абсолютная пустота. И снова впереди бежал маленький светящийся колобок, проталкивая эту пустоту вперед, чтобы я смог сделать очередной Шаг, чтобы я смог еще немного продвинуться к своей цели.

Если бы мой светлый проводничок был одушевленным, я подумал бы, что он начал уставать – его движение стало таким неровным, прерывистым, словно он собирался с последними силами перед каждым последующим рывком. А может быть, перед рассветом окружающее мою тень темное ничто настолько сгустилось, что преодолевать его стало очень тяжело.

Впрочем, я точно угадал время подключения к своей тени. Уже через несколько секунд после того, как я принял управление этим телом на себя, окружающий мрак рассеялся, мой провожатый с тихим хлопком исчез и я оказался… посреди бескрайнего топкого вонючего болота.

Я огляделся. Никакой растительности, кроме чахлых, странно обглоданных ростков болотного камыша, не было. Всю округу заливало ровное, неподвижное, покрытое зеленой ряской болото. Кроме камыша, окрестности слегка оживлялись несколькими зеленовато-непривлекательными буграми кочек. Окружавшую меня тишину нарушало утробное чавканье огромных пузырей болотного газа, изредка разрывавших зеленую ряску и выбрасывавших в застоявшийся воздух очередную порцию вони.

Крошечный бугорок относительно твердой земли, на котором мои ноги погружались в грязноватую болотную воду всего по щиколотки, являлся, судя по всему, единственным местом, где можно было слегка передохнуть перед последним броском к темной громаде монастыря. Его отчетливо видные в свете разгорающегося утра стены вырастали прямо из болотной жижи километрах в полутора от места, где я оказался.

Тропа, если можно было так назвать тот путь, на который мне предстояло вступить, была четко обозначена торчащими из трясины полусгнившими вешками. Однако я не испытывал ни малейшего желания брести к монастырю по указанной вешками тропинке. И вообще я здорово разозлился на Чужую тропу, выведшую меня не прямо к монастырю, а в середину этой чудовищной хляби.

Покуда я неподвижно стоял, разглядывая это миленькое местечко, над горизонтом появилось солнце и от этого окружающий пейзаж стал еще более унылым. «Нет! – подумал я. – Если уж никак нельзя избежать визита в этот миленький монастырь, надо, насколько возможно, сократить свое здесь пребывание!…»