Впрочем, охвативший меня ужас был следствием того, что я-то как раз знал один способ последовать за манящим жестом темной фигуры. Только этот способ был настолько… странен и страшен, что мне просто не хотелось о нем думать.

Это заклинание знали очень немногие. Я с ним познакомился благодаря Антипу, который взял с меня клятву никогда не пытаться его использовать, кроме как в совершенно безвыходной ситуации.

Дело в том, что открыл и расшифровал его старый друг Антипа, участвовавший в одной из археологических экспедиций АН тогдашнего еще СССР. Именно он в самом конце одного из рабочих дней, когда уже смеркалось, отрыл небольшой, оборванный с двух сторон кусок желтой шелковой ленты. Вдоль этого обрывка тянулся вышитый зеленым замысловатый рисунок. Парень, откопавший ленту, даже не сразу понял, что это шитье не орнамент, а надпись.

Естественно, он бросился со своей находкой к руководителю экспедиции. Но тот, довольно известный ученый-археолог, поднял дилетанта на смех, заявив, что это чья-то неуместная шутка и что шелк не мог сохраниться в столь древнем культурном слое. Впрочем, его можно было понять. Экспедиция и так была не слишком удачная, а стоило ему заявить, что ею найден кусок шелка, пролежавший в земле больше девятисот лет, его научный авторитет был бы просто убит.

Поэтому злополучная лента не только не была приобщена к находкам экспедиции, о ней даже не упомянули в дневнике раскопок, хотя бы как о каком-то там парадоксе. Посмеялись над ее обладателем пару дней и забыли.

А между тем, как выяснилось позже, этот обрывок шелка нес на себе целых три древних заклинания.

Археологи, конечно, умные и знающие люди, только они не имели никакого отношения к магии. А друг Антипа имел, и самое непосредственное.

Он привез свою находку в Москву и довольно долго работал над ней. Главная трудность заключалась в том, что часть вышивки обтрепалась и ее приходилось восстанавливать по оставшимся игольным дырочкам. В конце концов он расшифровал надпись на ленте и установил, что два из трех вышиты на ленте заклинаний оборваны, то есть одно не имеет начала, а другое конца. И только то, что располагалось в середине, можно было прочесть полностью.

Обрадованный исследователь позвонил деду Антипу в три часа ночи и, захлебываясь от восторга, поведал о своем успехе… А на следующее утро выяснилось, что друг Антипа пропал.

Шелк достался Антипу, который немедленно отправился с ним на полигон.

Теперь к этому кусочку шелка имели доступ только Антип и Мерлин, так решил магический Совет. На помещение, в котором хранилась лента, был наложен наговор пустого места, другими словами – этой комнаты ни для кого, кроме посвященных, просто не существовало.

Именно Мерлин установил, что вышивка меняет свое начертание в зависимости от времени года, времени суток, состояния погоды и четырех других параметров.

Два года понадобилось Антипу и Мерлину, чтобы выяснить без проведения опытов суть сохранившегося заклинания. Вовремя и правильно произнесенное, оно преобразовывало тело заклинателя таким образом, что он мог существовать в твердых средах.

Около года назад Антип добился для меня разрешения работать с этим артефактом. Я-то ставил задачу понять и воспроизвести несохранившиеся части двух других заклинаний. Но для этого мне, естественно, пришлось в совершенстве овладеть расшифрованной частью надписи.

Расшифрованное заклинание никто никогда не использовал, кроме, вероятно, его первооткрывателя. Антип считал, что его использование связано с безвыходностью для заклинателя. То есть работать на человека это заклинание будет только в том случае, если он попал в поистине безвыходное положение. В другом случае заклинание обращалось против произнесшего его, и что оно творило с провинившимся, вряд ли кому было известно.

Ну и поскольку человек редко может определить степень собственной безысходности, использовать такое непредсказуемое колдовство никто не торопился. Я имею в виду тех, кто был знаком с этим заклинанием. Эти маги до сих пор как-то обходились другими своими знаниями и силой, прошу прощения за каламбур.

И вот теперь мне предлагалось провести ходовые испытания нашего «ящика Пандоры». Причем не на Земле…

Только перед этим мне крайне необходимо было убедиться, что мое положение совершенно безвыходно.

Я стоял у черного зеркала и думал. И никто мне не мешал, и никто меня не торопил. Словно этот жуткий живой лабиринт понимал, насколько сложную задачу я решаю. Даже темная фигура в глубине зеркала застыла неподвижно, с поднятой в полувзмахе рукой. А может быть, это само Время остановилось, давая мне передышку.

И тут мне вдруг стало удивительно ясно, насколько я спокоен. Такого спокойствия я не испытывал с тех самых пор, когда я услышал марш Мендельсона, стоя рядом с Людмилой в зале Дворца бракосочетаний. Только тогда я ясно понимал, что мое спокойствие вызвано абсолютным счастьем, а сейчас оно стало для меня неожиданным откровением.

Я поднял голову и глянул на всходившее солнце.

Второй месяц осени, третий день недели, семь-восемь часов утра, луна в последней четверти, черные скалы на фоне ясного голубого неба и оранжевого солнца, меня зовут Илья и мне сорок два года.

Я начал читать заклинание!

Оно было недлинным, и когда я закончил, ничего не произошло. Только у меня слегка задрожали кончики пальцев.

Но постепенно эта дрожь передалась ладоням, запястьям, локтям. Я опустил глаза и увидел, как вибрируют мои ноги от ступней до коленей. Но самое поразительное заключалось в том, что моя одежда вибрировала так же, как вибрировало тело. Скоро всего меня сотрясала крупная дрожь, и ее амплитуда все нарастала.

Я закрыл глаза, поскольку дергавшаяся перед ними чернота зеркала вызывала тошноту, а невыносимая тряска продолжалась, и у меня не было сил, чтобы хоть как-то сдержать ее. Самое странное, что я до сих пор стоял на собственных ногах и ухитрялся сохранять равновесие.

Но вот сотрясавшая мое тело дрожь достигла пика и внезапно прекратилась. Только через мгновение я понял, что эта жуткая вибрация не исчезла. Просто теперь в бешеном танце стала трястись каждая клеточка моего организма, каждый его атом.

Я открыл глаза и увидел в черном зеркале странное размытое отражение собственной фигуры. А стоявшая в глубине черного полированного камня Королева Изумрудов снова призывно манила меня рукой!

Я протянул вперед свою распухшую и при этом ставшую полупрозрачной руку и коснулся полированного камня. И не ощутил его поверхности! Моя ладонь до запястья вошла в камень, так, словно это был негусто размешанный глиняный раствор!

Постояв еще секунду с погруженной в камень рукой, я сделал первый шаг. И скала приняла меня как чужое, но совершенно не мешающее ей вкрапление.

Внутри было темно, но мне сразу стало ясно, что зрение здесь не имеет такой важной роли, как на открытом воздухе. Я сделал второй шаг, испытывая явное, но вполне преодолимое сопротивление камня. И снова шагнул, на этот раз следом за зовущей меня тенью.

Не могу сказать, как долго я шел в граните скал. Порой призрак, указывавший мне дорогу, исчезал, и я брел наугад. Потом я сообразил, что двигаться наугад я вообще не могу. Достаточно мне было несколько свернуть с правильного пути, как сопротивление камня резко возрастало. Это открытие меня обрадовало – значит, заблудиться я не могу! Но через минуту я понял, что сопротивление, встречаемое мной, ничего не означает, кроме, возможно, плотности окружающей среды. Вновь возникший призрак Королевы Изумрудов поманил меня в сторону, и мне пришлось протискиваться сквозь совершенно невыносимую тяжесть и гнет.

Но я прошел, и вновь меня обтекала негустая податливая масса.

Несколько раз менялось освещение моего пути. Темное вначале, оно постепенно приобрело красноватый оттенок, потом резко сменилось на желтовато-белое, похожее на светлую охру. Затем меня окружили размытые коричневатые пятна, будто растворенные в темной зелени малахита. И снова меня начала обступать расплывчатая, однообразная темнота.