След был долгим, его было нелегко распутать, но вот и финиш – и никого. На краю чашеобразной долины стоит пустой времялет. В центре долины углубление, как от фундамента, а над углублением – купол сверкающих искр. Инстинкт подсказывает, что каждая искорка в этом куполе – бестелесное человеческое существо.

Ситуация сложилась загадочная. Те, кого он выслеживал, были здесь, и совсем недавно, но исчезли, оборвав след. И Инид также пропала, не оставив следа.

Характерно, что в ковчеге не оказалось ничего из наваленных туда Хорасом припасов. Значит, исчезновение всех троих не было внезапным, оно планировалось заранее. Во всяком случае, у них хватило времени на то, чтобы собрать пожитки и взять их с собой, куда бы там они ни улетучились.

Все склоны над долиной были странным образом изрыты, а рядом размещены какие-то грубые конструкции. Очень похоже на линию обороны, построенного на скорую руку, но спрашивается: от кого или от чего им пришлось обороняться?

Он распознал следы Эммы, Хораса и Тимоти, а также запах Колючки. Кроме того, он различил следы множества иных существ. В пыли сохранились отчетливые отпечатки ступней, похожих на человеческие. Но, приглядевшись пристальнее, он понял со стопроцентной уверенностью, что отпечатки оставлены не человеком.

Прямоугольное углубление в центре долины тоже казалось свежим – недавно здесь стояло здание. Со зданием был каким-то образом связан тусклый запашок, памятный ему с давних времен и присущий только и исключительно бесконечникам.

Семья распалась, Инид исчезла, Дэвид погиб, а теперь и остальные пропали без вести. И он один, совершенно один в этом далеком и бесприютном будущем.

Если бы только он мог пройти по временным линиям обратно в точку, когда Эмма, Хорас и Тимоти впервые попали сюда, – если б это было выполнимо, тогда все сразу стало бы на свои места. Но он знал, что невозможное невозможно. Путешествовать во времени не проблема, задавай себе любую цель, кроме участков, где твое появление может воздействовать на ход уже состоявшихся событий. Вне сомнения, подобное ограничение вполне логично, – но каким именно образом оно осуществляется? Как ни старайся, какие физические законы ни припоминай, ни один не подходит. А что если, спросил он себя, законы Вселенной все-таки основаны на элементарной этике?

Он плыл над долиной, и в сознании вновь и вновь складывались все те же неотвратимые выводы. Он один-одинешенек, без семьи и друзей, в мире, который ему неизвестен и чужд. Он мог бы вернуться в Гопкинс Акр, но там тоже будет грустно и одиноко, он будет чувствовать себя затерянным в огромном поместье, населенном призраками прошлого. Мог бы он, конечно, и вернуться по собственным следам к Коркорану, который теперь остался единственным уцелевшим. Но Коркоран не заменит семьи, да и не принадлежит к ней: он чужак, заброшенный в Гопкинс Акр по воле случая.

Мне следовало бы быть там, подумал Генри, среди этих переливчатых точек света. Радостно им или горько, я должен был стать одним из них. Но – поздно. Давным-давно, из упрямства и гордости, я сам все испортил, провалил трансформацию, и теперь мне нет места под куполом. Может, по сравнению с ними я и выпадал. Когда-то я именно так и думал – но не ошибся ли я?

Он принялся сызнова рыскать туда-сюда, как охотничий пес, в слабой надежде уловить исчезнувший след. Нет, бесполезно. След обрывался здесь, в этой чашеобразной долине.

Коркоран почти бежал – той же памятной тропинкой от лужка, где приземлился времялет, к обрушенной стене вокруг давно забытого города. Вполне возможно, что он гонится за химерой. Возможно, его ждет горькое разочарование. Едва сойдя с трапа, он первым делом бросил пристальный взгляд на гребень с руинами и не обнаружил там никакого дерева. В то же время он был убежден, что в прошлый раз оно ему не померещилось.

Скорее всего, дерево можно увидеть далеко не с любой позиции. Как в случае с ковчегом у стен «Эвереста», который становился видимым лишь под определенным углом. Здесь, вероятно, то же самое: надо встать на определенное место и выбрать строго определенный угол зрения, прежде чем дерево проявится в синеве.

Перебрасывая ружье из одной руки в другую, он карабкался и карабкался по тропе. Достиг ворот, предполагая вновь встретить старика в рубище, но у ворот никого не оказалось. Надо думать, старый астронавт странствует где-нибудь по горам, беседуя со своими возлюбленными деревьями и камнями.

Коркоран протиснулся через завалы, углубился в развалины и повторил маршрут, по какому следовал вместе с Дэвидом. Дерева по-прежнему не было. Преодолевая руины, он судорожно лез вверх, к самому гребню, – и наконец-то в небе наметилась туманная дрожь. Еще шаг – и вот оно, дерево, немыслимое исполинское дерево, взмывающее в зенит. Еще один шаг – дерево стало совершенно отчетливым, а вместе с ним и винтовая лестница, закрученная вокруг ствола. Всхлипывая от напряжения, он преодолел последний подъем бегом. Не исчезай, заклинал он дерево, Пожалуйста, стой где стоишь, не исчезай…

Оно не исчезло, напротив, с каждым шагом приобретало все большую реальность. Совершенно задохнувшись от бега в гору, он рухнул у подножия ствола и, протянув руку, коснулся коры ладонью. Кора была грубая, шероховатая, как у всякого нормального дерева, и само дерево вблизи было нормальным, не считая колоссального обхвата и несусветной высоты. А винтовая лестница была сделана из прочного металла и к тому же имела перила с внешней стороны.

Поднявшись, он шагнул к лестнице, но передумал и снова сел. Нет-нет, не торопись, сказал он себе, сперва восстанови дыхание и вообще подготовься. Положил ружье на землю, снял с плеч рюкзак. Проверил его содержимое – еда, фляга с водой, теплая куртка, одеяло, а еще веревка на случай, если восхождение затянется и придется привязать себя к лестнице на ночевку. Перепаковав рюкзак, он прислонился к стволу спиной. Не спеши, внушал он себе, не спеши, подготовься… Внизу лежали руины, а дальше виднелась долина, куда они с Дэвидом спускались, когда ходили в деревню бездельников.

Прошло четверть часа, и Коркоран все-таки взбросил рюкзак на спину, взял ружье и начал восхождение по лестнице. Подниматься оказалось совсем нетрудно: ступеньки располагались с удобными интервалами, перила были крепкие и надежные, дающие опору и ощущение безопасности. Вниз он не глядел до той самой минуты, когда пришлось остановиться на отдых. Тогда он рискнул осмотреться и ахнул от удивления: как же высоко он, оказывается, забрался! Увидеть руины у подножия дерева можно было, только если просунуть голову меж стоек перил. С высоты руины выглядели невзрачной кучкой серых камешков, а стена вокруг города представлялась тонкой ломаной линией. За пределами руин лежала зеленая морщинистая мешанина холмов и нагорий сплошная, без разрывов, если не считать редких проблесков рек и речек. Задрав голову вверх, он не видел конца пути – ствол тянулся прямо в небо, пока не пропадал в голубизне.

Коркоран полез выше. Во время следующей передышки, к еще большему своему удивлению, он выяснил, что руин не видно совсем. Окрестные холмы словно сгладились, потеряв всякие признаки склонов и обрывов. Древесный ствол стал, пожалуй, немного тоньше, хотя по-прежнему превышал в обхвате любое самое крупное дерево, известное на Земле.

Глаз свидетельствовал, что он находится на высоте не менее трех миль. Но это же невозможно – ни один атлет не одолеет такого подъема всего с двумя остановками! И не было заметно ни падения температуры, ни изменения плотности воздуха. Что – как, впрочем, и размеры дерева – не укладывалось в известные ему законы природы.

Может, стоит прекратить восхождение? Что он, в сущности, хочет доказать и что надеется найти? Однако именно связанные с деревом необъяснимые эффекты решили дело. Надо продолжать. Где-то там наверху кроется ответ на загадку. И вообще, если уж зашел так далеко, то поворачивать никак нельзя: потом до конца дней своих будешь терзаться вопросом, не упустил ли, отказавшись от начатого, единственный в жизни шанс.