— Тан…

— Нет. Он такой, какой есть, и в этом одна из причин, почему я люблю его.

— Я уверена… Я знаю, что он любил тебя и детей больше всего на свете.

— Да. И в этом я нахожу утешение. Но, знаешь, у меня такое чувство, что все закончится хорошо.

— Правда?

— Правда. Я верю, что придет время, когда мы будем вспоминать сегодняшние ужасные события просто как дурной сон. И снова будем вместе.

— Тан, не стоит рассчитывать на чудо. Жизнь не похожа на сказки и любовные баллады.

— Так будет. Я думаю, люди заслуживают счастья.

— Если кто и заслуживает, то это ты.

— И я сделаю все от меня зависящее, чтобы оно к нам вернулось.

Серра почувствовала растущее беспокойство.

— И что, по-твоему, ты можешь сделать?

— Есть способы, Серра. Дорогу осилит идущий, верно? Так учит Ипарратер.

— А-а, понимаю.

И все же у Серры возникло чувство, что рассуждения Таналвах имеют отношение не только к богине.

Стоя неподалеку, Рит и Куч исподтишка бросали взгляды на женщин.

— Рит, как, по-твоему, Тан справится?

— Трудно сказать. Ей нанесен ужасный удар. Однако до сих пор она вела себя как сильная женщина.

— И, опять же, дети… Серра говорит, что необходимость заботиться о Теге и Лиррин должна помочь Тан выстоять.

— Думаю, она права.

— Люди готовы многим пожертвовать ради своих детей, правда?

— Да. Иногда и всем.

— Я почти не помню свою мать, — признался Куч. — Но все равно благодарен ей.

— Она же продала тебя!

— Ну да. Только, по-моему, отдавая меня господину Домексу, она думала, что обеспечивает мне лучшее будущее. Что-то вроде того, что сделал мой брат, уйдя в армию. Не знаю, хотел он на самом деле служить в армии или нет. Думаю, он просто надеялся, что маме станет легче, если у нее будет одним ртом меньше.

— Ты скучаешь по брату?

— Мне хотелось бы увидеться с ним. Я часто спрашиваю себя, как сложилась его жизнь.

— К чему ты завел этот разговор, Куч? Обычно ты не слишком откровенен в том, что касается твоей семьи.

— Жаль Кинзела и Тан. Они стали одной семьей, а теперь их снова разлучили. По-моему, это несправедливо.

— Жизнь далеко не всегда справедлива. Пора бы тебе уже понять это. Нет закона, согласно которому добро всегда побеждает.

Куч замолчал, обдумывая слова своего приятеля. Наконец он спросил:

— Как думаешь, что будет с Кинзелом?

— Что будет с ним? Боюсь, ничего хорошего.

— Ну, ведь ему не вынесли смертного приговора.

— Именно это они и сделали. Приговорили его к медленной, мучительной смерти. С галер никто не возвращается, Куч. Кому повезет, того ждет быстрый конец. Несчастный случай или что-нибудь в этом роде. Это не такая уж редкость. Иначе…

— Ох! Как думаешь, Тан это понимает?

— Конечно.

— Тогда, мне кажется, она воспринимает все на удивление спокойно.

— Она мужественная. Или просто в шоке. А может, и то и другое. — Квалочианец наклонил голову. — Слышишь?

— Что это?

— Они приближаются.

Издалека донеслись голоса, которые постепенно становились громче. Чем ближе подходила процессия, тем очевиднее становилось, что собравшиеся на улице люди ведут себя очень по-разному.

— Почему шум такой странный? — удивился Куч.

— Потому что он не единообразный. Некоторые приветствуют Кинзела, другие оскорбляют его.

— Почему они действуют таким образом, Рит? — спросил Куч. — В смысле, везут его по улицам. Они же могли доставить его в порт по-тихому, верно?

— Демонстрируют свой трофей и одновременно предупреждают. Не важно, как высоко ты стоишь или какой любовью в народе пользуешься, — от их мести ты все равно не защищен. С целью предостеречь тех, кто готов сбиться с пути истинного и примкнуть к Сопротивлению. Однако я не уверен, что их расчет оправдался. Прислушайся к толпе.

Теперь не вызывало никаких сомнений, что зрители раскололись на два лагеря. Крики одобрения и осуждения звучали примерно с одинаковой интенсивностью, и судя по тому, как вела себя значительная часть толпы, Кинзел не утратил своей популярности. Некоторые свистели, плевались и даже швырялись тем, что под руку подвернется, но большинство просто молча стояли с мрачным выражением на лицах. В поле зрения Рита попадались люди, которые махали руками, хлопали в ладоши, однако квалочианцу не показалось, что таким образом они выражали одобрение действиям властей.

Появилась повозка в сопровождении паладинов; внутри взгроможденной на нее клетки, вцепившись руками в прутья, стоял Кинзел. Его лицо сохраняло бесстрастное выражение.

Миг — и процессия миновала Куча и Кэлдасона.

Толпа, странно притихшая, начала рассеиваться. Рит и Куч подошли к Серре и Таналвах.

— Давайте не будем тут задерживаться, — предложил квалочианец.

— По-моему, он видел меня! — Глаза Таналвах сияли.

— Наверняка. — Серра обхватила женщину за плечи. — Однако сейчас нужно уходить; на улицах небезопасно.

Появились двое из Сопротивления и сообщили, что неподалеку ждет экипаж.

— Таналвах, езжай с Кучем, — велела ее подруга. — Мы с Ритом скоро к вам присоединимся.

Когда улица опустела и донесся стук колес отъезжавшего экипажа, Серра покачала головой.

— Не нравится мне, как она себя ведет. Это неестественно.

— А что, по-твоему, естественно в такой ситуации? Она в шоке.

— Я и сама так подумала, но… Не знаю. Нет, это что-то другое.

— Не пойму, о чем ты.

— Рит, она напоминает… ну, меня. Какой я была пару месяцев назад.

— Думаешь, она может попытаться что-то сделать с собой?

— Не исключено. С другой стороны, дети. Думаю, забота о них поможет ей прийти в себя. Если же нет…

— Ты что, опасаешься, что она может причинить вред им?

— Маловероятно. Очень маловероятно. Хотя кто может быть уверен, что сделает или чего не сделает человек? Поверь, я говорю, основываясь на личном опыте.

— В таком случае тебе нужно как можно больше времени проводить с ней.

— Я тоже так считаю. Проклятье, Рит! Почему ты должен именно завтра отплыть с этим золотом?

— После того как ты сама долго убеждала меня, а Карр расстарался и организовал все так быстро, теперь я вряд ли в состоянии отложить это дело.

— Нет, конечно нет. Просто все так сошлось. И…

— Да?

— Просто я очень хочу быть рядом с тобой.

Миновав наиболее многолюдные кварталы города, процессия прибавила скорость. Почему бы и нет? Дорога впереди была расчищена, на каждом углу стояли патрульные.

И вот колеса повозки загрохотали по мостовой порта. Это была та самая пристань, где, как теперь казалось, таким далеким, далеким летом Кинзел впервые увидел Таналвах и детей.

Повозка остановилась около большого здания с зарешеченными окнами. Клетку отперли, и Кин-зел, едва передвигая ноги в тяжелых кандалах, направился туда в сопровождении двух стражников.

Ему предстояла встреча с товарищами по несчастью — на нескольких скамьях съежились пятьдесят — шестьдесят осужденных, все — в ручных кандалах с пропущенными сквозь них длинными цепями. Руканиса толкнули к ближайшей скамье. Охранник буркнул что-то, и сидевший на ней заключенный подвинулся, освобождая место.

А потом рядом с ним на колени опустился кузнец и, повозившись с кандалами, присоединил певца к группе каторжников, скованных общей цепью.

Стояла тишина, прерываемая лишь звоном цепей и покашливанием. В воздухе повисло напряженное ожидание, и спустя полчаса ситуация прояснилась.

С важным видом вошел мускулистый, но с огромным животом мужчина; он был лыс, как колено, и смугл, с черными щетинистыми усами. На нем были кожаные штаны и жилет, тоже кожаный, расстегнутый, несмотря на холод, на безволосой груди. На верхнем правом предплечье был вытатуирован дракон — эмблема Гэт Тампура. Весьма запоминающийся облик довершали тяжелые сапоги на толстой подошве и ремень с большой золотой пряжкой, на бедре болтался кривой меч в ножнах. В руке мужчина держал усеянный шипами хлыст.