Диана протянула руку и коснулась его плоти. Он дернулся и напрягся. Она перевела взгляд на лицо мужа. Оно выражало удивление и… желание.

— Ты такой странный на ощупь, Лайонел. Твердый и в то же время, кажется, мягкий, как бархат. — Ее пальцы обхватили его, и, к ее восторгу, он застонал.

— Лайонел, — тихо сказала она, не сводя глаз с него и своих пальцев, — знаешь, как ты иногда меня любишь…

— Не знаю. Как же?

— Ты… Знаешь… Перестань дразниться!

— Но мне именно так хочется любить тебя, и теперь я знаю, что ты можешь сказать об этом и не покраснеть.

Она слегка покраснела.

— А тебе будет тоже приятно, если я поцелую тебя там?

— Диана, — проговорил он; его голос звучал глухо и горячо, — я с ума сойду от наслаждения.

— Ах так! — удовлетворенно проговорила она. Лайонел видел, как она опустила голову, и почувствовал ее мягкие губы на своем животе. Диана опустила на него руку, заставляя лечь на спину. Когда ее губы слегка коснулись его мужской плоти, ему показалось, что он взорвется. У него перехватило дух.

— Мне нравится твой вкус, — проговорила Диана, и Лайонел почувствовал на себе ее ласковое теплое дыхание. Это было слишком. — Я все делаю правильно, Лайонел?

— Дорогая, если ты будешь продолжать в том же духе, то мы оба пожалеем об этом…

Диана на мгновение подняла голову и усмехнулась.

— Посмотрим, ладно?

Ее лицо оказалось между его ног, ее волосы, теперь уже распущенные, закрывали его живот и бедра.

Когда Лайонел уже не мог сдерживаться, он слегка потянул Диану за волосы, и она выпустила его.

— Иди сюда…

Она опустилась на мужа сверху, взяла его лицо в ладони и крепко поцеловала.

— Теперь, — удовлетворенно заявила она, — я знаю, какой вкус у мужчины.

— Мне больше нравится твой! — Лайонел перевернул ее на спину, и она распростерлась на песке. Ее ласковый смех волной накатывал на Лайонела.

Несколько минут спустя Диана удивлялась, как это чувства могут быть такими сильными и дикими. Ее сердце постепенно перестало колотиться, и она почувствовала себя удовлетворенной и усталой, как разомлевшее на солнце животное.

— Лайонел! — Она погладила мужа по густым волосам.

— Гм-м-м?

Казалось, он тоже засыпает.

— Я хочу тебе кое-что сказать.

Лайонел приподнялся на локтях.

— Что же?

— Если ты не пойдешь в тень, твой весьма мужественный зад поджарится на солнце.

— Кажется, песок везде… и во всем.

Диана толкнула его в грудь и рассмеялась. Они сплавали к рифам и обратно. Ей не хотелось возвращаться домой. Не хотелось, чтобы исчезли волшебство и магия, не хотелось возвращаться к действительности, к пугающей действительности.

Лайонел понял ход ее мысли. Он потрепал жену по щеке.

— Все будет хорошо.

По пути домой Лайонел стал расспрашивать Диану о Грейнджере.

— Как я говорила, Грейнджер живет на плантации «Саварол» уже тринадцать лет. Я была еще маленькой, когда он появился. Отец рассказывал мне, что Грейнджер потерял жену, приехал сюда с Ямайки, чтобы убежать от своего горя, и остался. Со мной он всегда был добр, хотя и грубоват. Я помню, как-то на Рождество он сделал для меня куклу из сахара. — Диана помолчала, улыбнувшись. — Я съела ее. Мне бы так не хотелось, чтобы он оказался в ответе за происходящее здесь.

Лайонел видел Грейнждера в другом свете: для него это был человек, работа которого — держать в повиновении человеческие существа. С другой стороны, человек, который соблазнил Патрицию. Не слишком достойный образ.

Лайонел вздохнул. А может, это Патриция, маленькая кокетка, соблазнила Грейнджера? Граф печально проговорил:

— Мне бы не хотелось, чтобы Дэниелу было больно.

— Мне тоже.

Подойдя к дому, супруги расстались. Лайонел повел лошадей на конюшню, а Диана пошла первой принять ванну.

— Господи, какая вы замарашка!

— Здравствуйте, Патриция. Как я рада вас видеть. Встречи с вами всегда так приятны. А ваша манера вести беседу изящна и мила.

Обе собеседницы стояли на лестничном пролете и смотрели друг другу в глаза, во взгляде Дианы читалась насмешка.

— Думаете, что вы намного лучше меня, да? Да вы посмотрите на себя!

— Я посмотрю через минуту, как только вы закончите говорить мне комплименты.

— Дебора говорит, что у вас лицо станет, как старый сапог, если вы и дальше будете такой сорвиголовой.

Диана послушно коснулась пальцами своей щеки.

— По-моему, у меня кожа действительно шелушится. У вас все, Патриция?

— Он с вами не останется, нет, не останется. Он джентльмен, а джентльмену нужна леди, а не разбитная девица с потрескавшимся носом.

— Вы говорите… о моем муже, не так ли?

— Держу пари, когда он ездил на Тортолу, он не только посетил плантацию «Менденхолл».

— Как интересно, — сказала Диана, сжав за спиной руку в кулак. Ей очень хотелось влепить Патриции крепкую затрещину. — Знаете, временами я задаюсь вопросом, почему вы меня так невзлюбили.

— Потому что у вас всегда было все, что вы хотели. Это несправедливо, вы такого не заслуживаете.

— Я по крайней мере, — заметила Диана, — не изменяю мужу.

Патриция задохнулась.

— Ложь! Это ложь! — Она подхватила свои муслиновые юбки и бросилась вверх по лестнице. Ее светло-каштановые локоны упали ей на лицо.

«Ну почему, — ругала себя Диана, — почему ты не можешь держать язык за зубами?»

Потому что эта девица невыносима, вот почему.

Диана решила выяснить все о прежней жизни Патриции. Может, она действительно выросла в крайней бедности? И поэтому теперь так вредничает?

Бедный Дэниел…

Вечером Чарльз Суонсон не вышел к ужину. Люсьен подождал еще минут десять, но счетовод так и не появился.

— Странно, — заметила Дебора. — Давайте ужинать.

— Я не видел его с самого полудня, — сказал Грейнджер.

Эдвард Бемис пожал плечами.

— В последний раз я видел его в кабинете, он работал.

За столом чувствовалось напряжение. Диане казалось, что оно даже видимо глазом и похоже на серое, грязное болото. Графиня слышала, что в болотах Ямайки водятся крокодилы. Ее передернуло, и она почти не притронулась к креветкам и кокосам.

Эдвард Бемис был погружен в свои мысли и почти все время молчал. Дэниел, по своему обыкновению, с хорошим аппетитом поглощал ужин. Когда Диана шутливо заметила, что такому гиганту нужно хорошее питание, он только улыбнулся.

Патриция была мрачна. А Дебора, по-видимому, как и Диана, чувствовала, что происходит нечто неприятное.

Лайонелу было интересно, каким был Саварол до появления здесь этих дам. И до Бемиса. Господи, какой неприятный тип?

Кто подсыпал Диане снотворное?

Кто задушил Мойру?

Негритянку похоронили, когда Лайонел был на Тортоле. Диана ничего ему не рассказывала о похоронах, и он решил, что, должно быть, она их проспала. «Почему бы не бросить пробный камень?» — подумал граф.

— Как я понимаю, Мойру похоронили вчера?

Лоб Люсьена пересекла морщина, он ответил:

— Да. Бедная девочка!.. Мы с Грейнджером решили, что в этот день наши люди не должны работать. К сожалению, у нас здесь нет священника. Молитвы прочел я.

— Ради какой-то рабыни, — себе под нос пробормотала Патриция; услышали это замечание и Лайонел, и Дэниел.

— Довольно, — прервал Дэниел таким жестким тоном, какого Лайонел от него еще не слышал. Этому парню, подумал Лайонел, давно пора показать жене лицо хозяина.

Дидо поставила посреди стола еще одно огромное блюдо.

— А это, — с огромным удовольствием пояснила Диана, — коронное блюдо Лайлы.

— Что это? — спросил Лайонел.

— Вот эти черные глазки, которые смотрят на тебя, — изюм. Остальные составляющие тоже безвредны.

Лайонел подцепил на вилку большой кусок. Он почувствовал вкус бекона, моркови и еще чего-то знакомого, но чего, не смог узнать.

— В Лондоне мы научим английскую аристократию ужинать по-новому, — сказал он, улыбнувшись жене.

— Нет, дочка, — возразил Люсьен. — Забудь об этом. Лайла останется здесь, со мной.