Ил. 3. Резная деревянная фигурка, украшавшая нос пироги, инкрустирована перламутром (Соломоновы острова). Выраженный прогнатизм (выступающие челюсти), характерный для подобных фигурок, никак не связан с антропологическим типом меланезийцев и, скорее всего, ассоциируется с клювом фрегата, птицы, считавшейся инкарнацией духа умершего. Музей Дуэ, Соломоновы острова.

Балома: духи мертвых на Тробрианских островах[54]

У туземцев Киривины смерть становится отправной точкой двух ценен событий, которые протекают почти независимо друг от друга. Смерть поражает индивида: его душа (балома или балом) покидает тело и отправляется в иной мир, чтобы вести там призрачное существование. Его кончина — это также и событие для всей общины, потерявшей своего члена. Люди скорбят об умершем, оплакивают его и устраивают бесконечный ряд поминальных пиров. Чаще всего это обряды, заключающиеся в раздаче неприготовленной пищи, реже они представляют собой настоящие трапезы, для которых пищу готовят и на которых ее съедают на месте. Эти церемонии проводятся близ тела умершего и диктуются долгом скорби и оплакивания. По эти общественные церемонии и обряды — что очень важно для нашего изложения — никак не связаны с духом. Они исполняются не для того, чтобы сообщить балома (духу) о своей любви и сожалении, и не для того, чтобы удержать его от возвращения; они ничего не сулят ему и не влияют на его отношения с живыми.

Поэтому туземные представления о загробной жизни следует обсуждать, не касаясь темы оплакивания и погребальных обрядов. Последние чрезвычайно сложны, и правильное их описание потребовало бы также досконального анализа туземной социальной системы[55]. В этой статье будут охарактеризованы лишь представления о духах мертвых и загробной жизни.

Сразу же после того, как дух покидает тело, с ним происходит замечательная вещь. В широком смысле это может быть определено как расщепление. Посуществу, имеются два верования, которые, будучи явно несовместимыми, тем не менее, бытуют бок о бок. Согласно одному из них, балома (основной вид духов мертвых) отправляется «на Туму, небольшой островок, расположенный примерно в десяти милях на северо-запад от Тробриан»[56]. На этом острове имеются и живые обитатели, которые локализуются в большой деревне, тоже называющейся Тума. Его часто посещают и туземцы с основного острова. Но другому верованию, после смерти дух некоторое, недолгое, время ведет неприкаянное существование возле деревни и в местах, часто посещавшихся умершим: где-то на огороде, на берегу моря или у водоема. Этот вид духов называется коси (иногда произносится кос). Соотношение между коси и балома не вполне ясно. и туземцы обычно не утруждают себя попытками согласовать эти представления. Некоторые наиболее интеллектуальные информаторы берутся объяснить несоответствия, но их «теологические» опыты дают не совпадающие результаты, и, по-видимому, господствующая ортодоксальная версия отсутствует[57]. Так или иначе, эти два верования существуют бок о бок в догматической неприкосновенности; они считаются истинными, оказывают влияние на поступки людей, управляют их поведением. Люди искренне, правда, не слишком сильно, боятся коси, а некоторые действия, совершаемые при оплакивании и захоронении умерших, подразумевают веру в путешествие духа на Туму — представления об этом путешествии разработаны до деталей.

Ил. 4. Фигурка Ули из раскрашенного дерева (Новая Ирландия). Ули представляют собой изображения предков, наделенные чертами гермафродитов; использовались, по всей вероятности, в магии плодородия. Волосы собраны в траурную прическу. На шее — охотничье лассо. Ранее принадлежала к коллекции У.Бонди; в настоящее время находится в коллекции барона фон дер Хайдта.

Тело умершего убирают всеми его лучшими украшениями, и все ценные вещи, которыми он владел, кладутся рядом с ним. Это делается для того, чтобы он смог унести «сущность» или «духовную часть» своих богатств в иной мир. Этот обычай подразумевает веру в местного Харона по имени Топилета, который получает «плату» от духа (см. ниже).

Коси, призрак умершего, в течение нескольких дней после смерти можно встретить на дороге возле деревни, увидеть на огороде или услышать, как он стучится в дома своих родных и друзей. Люди явно боятся встречи с коси и всегда стремятся быть настороже, чтобы вовремя заметить его, но их страх не очень силен. Коси считаются глумливыми, но в целом безвредными; они проказничают, докучают людям и пугают их, устраивая мелкие пакости, вроде грубой шутки, когда один человек в темноте пугает другого. Вечерами, притаившись где-нибудь, коси может бросать камешки или гальку в проходящих мимо, звать их по имени; иногда слышится его смех, доносящийся из мрака ночи. Но он никогда не причиняет реального вреда. Никто никогда не пострадал от коси, а тем более не был убит им. Коси никогда не прибегает к таким ужасным способам запугивания людей, от которых волосы на голове становятся дыбом и которые так часто описываются в наших историях о привидениях.

Я очень хорошо помню, как впервые услышал упоминание о коси. Была темная ночь, и я в компании троих туземцев возвращался из соседней деревни, где в тот день умер мужчина и где мы присутствовали при его погребении. Мы шагали друг за другом, когда неожиданно один из туземцев остановился, и все они разом заговорили, оглядываясь вокруг с явным любопытством и интересом, но без признаков ужаса. Мой переводчик объяснил, что кто-то из них услышал коси в огороде, засаженном ямсом, — мы в тот момент как раз его пересекали. Я был поражен тем фривольным тоном, в каком туземцы обсуждали это мрачное происшествие, и попытался выяснить, всерьез ли они верят в появление коси и как реагируют на него эмоционально. В реальности события, кажется, не было ни малейшего сомнения, и впоследствии я узнал, что хотя увидеть или услышать коси — дело довольно обычное, никто не боится пойти в одиночку в темный огород, где только что раздавался голос коси, и никто ни в коей мере не одержим невыносимым, гнетущим, парализующим страхом, так хорошо известным всем, кто испытал его сам или изучал отношение к привидениям, какими мы представляем их в Европе. У туземцев абсолютно нет «историй о привидениях», за исключением рассказов о мелких проделках коси, и даже маленькие дети не боятся их.

В целом наблюдается удивительное отсутствие суеверной боязни темноты, и люди не страшатся ходить в одиночку по ночам. Я посылал мальчиков (явно не старше десяти лет) ночью по одному на довольно значительные расстояния за какими-нибудь намеренно оставленными мною вещами и обнаружил, что они безбоязненно и с готовностью соглашаются идти за небольшую плитку табака. Мужчины и юноши ночью в одиночку ходят из одной деревни в другую, часто на расстояние в несколько миль, не имея шанса встретить кого-либо в пути. В действительности же, поскольку такие прогулки обычно совершаются в связи с какой-нибудь любовной историей, часто недозволенной, постольку идущий сознательно избегает каких-либо встреч, пробираясь в буше в стороне от дороги. Я хорошо помню также, как встречал в сумерках на дороге одиноких женщин, правда только пожилых. Дорога, ведущая из деревни Омаракана (и из ряда других деревень, расположенных недалеко от восточного побережья) к берегу, проходит через раибоаг — скалистую местность, поросшую лесом, — где тропинка петляет среди скал и утесов, идет через расщелины и мимо пещер — местность; довольно зловещая ночью; но туземцы часто ходят по этой дороге туда и обратно ночью в полном одиночестве: конечно, люди отличаются друг от друга, одни храбрее, другие трусливее, но в целом этот всеобщий страх туземцев перед темнотой, о котором пишут исследователи, жителям Киривины почти не свойственен[58].