Я перевела взгляд за окно. После ноябрьской промозглости безумно хотелось окунуться в лето. Перед тем как проснуться — побродить, послушать шепот листьев. Поощущать этим неимоверно чувствительным телом, а заодно осмотреться, оценить хотя бы, в какую эпоху меня занесло.

Хотелось бы мне остаться здесь? Конечно, да! Я проживу явно больше обещанных трех лет, познаю радость материнства, с таким чувствительным телом это будет наполненная эмоциями жизнь. А Эд… Время глушит самые сильные переживания. Он навсегда останется в моем сердце бриллиантом меж медяков.

— Помоги мне одеться, — попросила я, и Лииса взяла с тумбочки светло-сиреневое платье-медузу с оборками на талии.

Вместо «О господи» с губ сорвалось:

— О Спящий! У меня есть что-нибудь другое?

Лииса замерла с платьем в руках, часто заморгала:

— Это было ваше любимое.

В прошлой жизни природа не наделила меня какими бы то ни было выдающимися особенностями, и мне приходилось много над собой работать, чтобы не уподобиться серой мыши: экспериментировать с цветом волос и одеждой, много тренироваться. В последнее время — тренироваться регулярно, чтобы отсрочить рецидив болезни. В итоге мне достаточно посмотреть на женщину, и я понимала, что ей лучше надеть, какая вещь придется к лицу и по фигуре, какая — изуродует.

Новая я относилась к типу «осень»: темные глаза, волосы с рыжинкой, золотистый оттенок кожи (спасибо, веснушек немного и только на носу), светло-сиреневый был мне противопоказан, потому что делал кожу землистой, как у лежалого трупа.

— Оно ужасно. — Я скривилась. — Мне нельзя сиреневый, в нем я похожа на восставшего мертвеца. Нужно что-нибудь золотое, желтое, зеленое, оранжевое.

Претензии снова ошарашили служанку. Она помолчала немного и сказала:

— Трудно ничего не помнить, правда? Это цвет вашего рода!

Никогда в жизни не топала ногами и не закатывала истерик: «Ааа, я не пойду в школу, потому что на мне эта вещь». Обычно безропотно подчинялась матери и бабушке, надевала постылую одежду, а потом или портила ее, или прятала подальше. Сейчас же я с трудом подавляла желание стать в позу и изорвать уродливое платье на куски.

— Хорошо, давай меня оденем.

Когда Лииса уже возилась с застежками, в дверь постучали, и, не дожидаясь ответа, вошла Тайя.

— Вы уже все? Пэрр Арлито ждет.

Меня бросило в жар, я боялась, что маг разоблачит меня. Только его не хватало! Не готова я к беседе с ним! Чтобы отсрочить неприятную встречу, я указала на лоханку:

— Прежде уберите здесь. И вытрите, а то вода расплескалась.

Думай, голова, думай, что говорить ему. И дай бог, чтобы он не умел распознавать ложь, иначе ждет тебя долгая и мучительная смерть. Или он в курсе, кто я и откуда? Вдруг именно он переместил меня сюда? Вряд ли, меня целовал другой человек… Человек ли? Вдруг какая-то сверхсущность?

Лииса застегнула на мне платье и бросилась помогать Тайе. Они разлили воду по ведрам, выставили их за дверь, вдвоем подняли лоханку и потащили из спальни: Тайя двигалась спиной вперед, Лииса — задом ко мне. Хотелось схватить ее за руку и умолять остаться, мне нравилась рыженькая болтушка.

Вдруг маг сделает так, что я не смогу солгать? Еще и пластина эта с иероглифами… Вдруг он ее почует? Куда ее девать? Не выбрасывать же, там наверняка что-то важное. Недолго думая сунула ее под подушку.

Господи… Будда, Иисус, Спящий! Кто-нибудь, сделайте так, чтобы я пожила подольше в этом прекрасном теле!

Едва за служанками закрылась дверь, как в комнату вошел маг-недоросток, взглядом пригвоздил меня к кровати, как энтомолог — бабочку. На нем был темно-зеленый, вышитый золотом кафтан, коричневые штаны в обтяжку, кожаные остроносые туфли, тоже шитые золотистыми нитями.

Я — хозяйка этого дома, замка, имения, мне не по рангу трепетать перед недорослем, потому — вскинуть голову, презрительно скривить губы. Пусть знает свое место! Я — богорожденная! Но аутотренинг не помогал: маленькая напуганная девочка, которая живет в каждой из нас, брошенная в неизвестный и, возможно, агрессивный мир, съеживалась от страха.

В комнату ворвалась Лииса с тряпкой, но маг так на нее зыркнул, что она спешно ретировалась. Указал на кровать:

— Бэрри Вианта, позвольте мне присесть?

И что делать? Велеть ему стоять? Или прежняя Вианта усадила бы его? Хорошо, не почуял пластину.

— Пожалуйста. — Я подвинулась ближе к подушкам, маг покосился с подозрением, сел.

— Тайя уверяет, что вы ничего не помните. Знаете, кто я?

— Маг Арлито, — ответила я. — Лииса рассказала.

Недоросль продолжал сканировать меня взглядом, говоря:

— Одиннадцать дней вы лежали без чувств и не умерли только потому, что я поддерживал вас, перекачивая свою жизненную силу. Лучшие маги ордена осматривали вас, все, в том числе я, сочли, что шансов нет. Произошло чудо.

— Искренне благодарна, что вы помогали мне.

— Вы очень изменились, — продолжил маг, не отводя взгляда. — Настолько, что я склонен полагать, что передо мной не княжна Вианта.

Мороз пробежал по коже. Сохраняя самообладание, я поведала ему историю про загробный мир, которую рассказывала Лиисе, но на мага она не произвела впечатления, словно он каждый день ходит в загробный мир и знает, как там все устроено, и закончила возмущенно:

— Кто же я, по-вашему? После всего увиденного нет ни малейшего желания быть прежней. Мне надо искупить вину перед теми, кому я причинила зло.

— Да, слышал, что вернувшиеся оттуда меняются, но не настолько. Ваш случай уникален.

Допрос нервировал меня, потому я попыталась направить разговор в нужное русло:

— Может, вы поможете понять, кто я?

Театральная пауза и мой несчастный вид возымели действие: смоляные брови мажика поползли на лоб.

— Скажите, когда я вспомню свою жизнь? — продолжила натиск я, развернулась и напомнила себе: никаких закрытых жестов, следует и дальше изображать смирение. — Мне очень неудобно, неуютно. Все кажутся чужими, такое впечатление, что у меня нет ни одного друга. Да еще ноги не слушаются. Если бы походила по знакомым коридорам, может, вспомнила бы хоть что-то!

Похоже, маг сменил гнев на милость, теперь он смотрел на меня с интересом, но не с жалостью, а с некой брезгливостью, он даже отодвинулся от меня.

— Арлито! Пожалуйста, пригласите другого мага, я хочу вспомнить!

Я попыталась встать и снова села, изображая подбитую птицу.

— Продолжим разговор позже, — он поднялся. — Или когда вернутся княгиня или бэрр Ратон.

— Когда они вернутся? Ратон — мой жених, да?

— Трудно сказать когда. Ратон — через четыре дня, куда девалась его жена, никто не знает.

Что??? У него есть супруга? Только этого мне не хватало — быть второй женой в гареме! Или не второй, а пятидесятой? Чудесно, просто замечательно. На этом месте стоило бы проснуться.

— Подожди! Жена моего жениха? — я округлила глаза. — Он женат? Какой по счету я буду женой?

— Многоженство запрещено. У них с Саяни нет детей, потому в ближайшее время, после помолвки с вами, он получит развод.

Новости, конечно, хорошие, но от души не отлегло. От одной мысли, что под одной крышей со мной живет женщина, которую бросает муж и уходит ко мне, сердце опускалось в пятки.

— Его жена тоже живет здесь, в моем доме? Уж не она ли меня отравила?

Арлито почесал бровь, опустил уголки губ:

— Ее зовут Саяни, она — ваша единственная родственница, двоюродная тетка по материнской линии. Только с ней вы неплохо ладили, и развод у них по обоюдному согласию. С вашего позволения, я пойду.

Он хлопнул дверью, из коридора донеслись его легкие шаги. Выдыхать, не выдыхать? Удалось ли мне убедить его, что я — Вианта, или он притворился, что потерял ко мне интерес? В любом случае он тут не главный и не решится действовать, пока не приедут его хозяева или работодатели — моя тетка-княгиня, у которой я увожу мужа, но это не мешает ей хорошо ко мне относиться, и князь Ратон.