Таинственный вывертыш перестал выть всего минуту назад, а казалось, прошла вечность.
Пока что он не вылезал…
Как это всегда бывает в моменты долгого молчания, приходят мысли. Мозгу надо чем-то себя занять, чтобы не скучать, и тут важно не поплыть. Это отличало опытных вояк от новеньких.
Что я тут делаю? Что это, твою псину, за мир такой? Давно стало ясно, что это не учебная иллюзия.
Луны на небе… Да какие, жжёный псарь, луны?! У Юпитера их семьдесят девять, чему тут удивляться, Тим?
А вот Пробоина… Да, эта чёртова дыра, пожирающая луны, нарушала законы физики. Даже сейчас, на закате, её хорошо видно.
Вот именно Пробоина, чёрным зрачком наблюдавшая за мной с неба, меня пугала. Потому что это… неизвестность.
А ведь если подумать, всего полдня назад я точно так же целился, выжидал неведомого врага в своём родном мире. А потом, когда из брюха «дестроера» вывалилась сфера искусственного псионика, тогда я действительно растерялся, как зелёный щенок, и не нажал на спуск.
Что должно появиться сейчас из саркофага, чтобы я удивился?
— Красный зарядил? — прошептал Сивый, сидя почти подо мной.
Я сомкнул указательный и большой пальцы в колечко, едва заметно кивнув, и лишь потом подумал: а у них тут знак «окей» такой же?
Но Сивый одобрительно закивал:
— Хорошо. Воздух раздувает огонь, поэтому пуля пойдёт выше и по ветру. Ветер дует слева направо, — шептал он, — Метров десять левее бери, думаю.
Я лишь поджал губы. Что за хрень он несёт?!
Скептик во мне очень хотел наплевать на сказочный совет, а вот логик намекал: «Слушай местного!» Что бы он не имел в виду, он лучше знает, ведь завалил же солдат до этого тварь.
На Василия особой надежды не было — бывший хозяин тела мог общаться только эмоциями. И на данный момент лучшее, что он мог сделать, это притихнуть и не мешать.
— А вот земля тяжелее воздуха. Жёлтая пуля упадёт, не полетит, — неожиданно добавил Сивый, — С водой вообще непонятно, как себя поведёт. Она может выпасть росой, и синяя пуля пойдёт вниз. А может туманом подняться…
Теперь ерунда, которую нёс Белобрысый, меня совсем сбила с толку. Какая, к псам, вода?
— Сивый, заткнись, тебя в пробоину! — зашипел Хомяк.
— Так, а если другую пулю зарядит? Вылунь не знает, а я подскажу. Вода — она в воздухе много чего может, стихии смежные…
— Заткнись, — ствол винтовки Хомяка медленно направился в сторону белобрысого, и тот обиженно замолчал.
Я знал, что в словесном поносе Сивого были подсказки, но был благодарен Мячу за помощь. Потому что я пока не был готов воспринимать такую информацию.
Хватит и того, что с красным патроном надо брать левее…
Снова дикий вой разнёсся над полем, но неожиданно заткнулся… и что-то мелькнуло, вывернулось из раскола в бетонной полусфере. Я не успел обрадоваться, что всё же вижу вывертыша, как понял, что ни хрена я не вижу.
Но трава зашевелилась, полетела пыль следом за невидимым вихрем — тот перемещался ещё дальше от нас. Я поворачивал дуло вслед за движением невидимки.
Волнение солдат в нашем окопе сильно отвлекало — они видели, что я кого-то выцеливаю, и моё ухо прожигали шесть пар глаз.
Неожиданно над полем разнеслись крики. Невидимка нырнул в какой-то из окопов, и я даже отсюда видел, как вылетают наверх части тел.
Слушать вопли ужаса в полной тишине даже мне было жутко…
— Дрянь вертлявая, наших жрёт! — процедил Сивый.
Сзади меня послышался шорох — солдаты приподнялись, тоже пытаясь рассмотреть хоть что-то.
— Где он? — спросил Хомяк.
Я лишь молча показал на поле, далеко за тот соседний опорник, в который во время боя ворвались «снежки».
В этот же момент в щёлке мушки появилась тень. Солнце ещё краешком выглядывало из-за горизонта, и в сумерках я узнал Николая Плетнёва.
Тот вылетел из окопа, в котором лютовал вывертыш, и бодрым спринтом понёсся в нашу сторону. Я провожал силуэт каштана в прицеле до того момента, как он спрыгнул в соседний окоп.
В тот самый, где и так не было уже никого в живых. Жжёный псарь, так он бросил своё отделение, что ли?!
— Ну, дрянь лунная, — выдохнул Хомяк, — А ещё утренний маг называется.
Я пожал плечами. Сколько раз я слышал про ранги, когда маги разговаривали, но до сих пор не понимал, о чём идёт речь.
Плетень больше не выглядывал, и в том окопе, откуда он сбежал, тоже воцарилась тишина. Кажется, невидимка убил всех.
Я затаил дыхание, прислушиваясь.
— С вывертыша, говорят, камешек может упасть, — снова подал голос Сивый, уже за моим плечом.
Он тоже встал, всматриваясь в поле.
— Заткнись, я сказал, — повторил Хомяк.
— Так если повезёт, его ж продать можно… — мечтательно протянул Сивый, — И прощай, армия.
— Ага, — хмыкнул Хомяк, — И здравствуй, гроб.
— Вылез, — прошептал я, поняв, что по полю снова движется позёмка.
И как раз к тому окопу, где думал спрятаться Плетнёв. Ай, молодец, вывертыш, чует мерзость за километр…
Невидимка, шевеля траву, добрался-таки до убежища Плетнёва, нырнул следом. И тут же раздался хлопок — что-то вспыхнуло, озарив брустверы окопа по краям. До нас донеслись вскрики и леденящий душу рёв.
Тишина.
— Ну и дурак, — повторил Хомяк, — Вот сам вроде лунный, святая кровь, а дурак.
— Не дурак. Сволочь он, — добавил Сивый.
А ведь у этого каштана была моя вещица, если он, конечно, не блефовал.
Василий во мне вдруг проснулся, сердце зашлось, отбивая набатом в ушах. Он очень волновался, и порывался вылезти из окопа — я даже дёрнулся, стиснув зубы.
— Ты чего, вылунь? — мои вздрагивания заметили.
Я поморщился. Ну, не скажешь же им, что тело не слушается Иного. Не поймут, и даже не посочувствуют.
Скорее всадят пулю в спину.
— Это Плетнёв был, — прошептал я.
Солдаты вокруг ахнули.
— Плетнёв? — переспросил Хомяк, — Стой, это Плетнёв, который из Плетнёвых?!
Я удивлённо обернулся. Они издеваются, что ли?
— Ну, наверное…
А Василий бунтовал. Сам я никогда бы не полез в лапы к сильному врагу, зная, что меня не прикрывают меткие ребята.
Меня снова дёрнуло, и я понял, что так дело не пойдёт.
— Да твою псину, — зашипел я, закидывая тело на бруствер.
— Сдурел?! — меня дёрнули за ноги, — Куда?
Едва я свалился назад, как включились навыки. Плечом в грудь одному, прикладом в скулу второму, лбом в нос третьему, по яйцам четвёртому… Они явно не ожидали от дохляка такой злости.
— Своло-о-очь, — зашипел Сивый, свалившись мне под ноги, — Тоже сбежать решил?!
Я сразу же вскочил на него и в один прыжок оказался за окопом. Перекатился, поднял голову.
Винтовка так и осталась у меня в руке. Ну, Василий, если нас убьют, я вселюсь в твою мать, жжёный пёс!
Сориентировавшись, я пополз в сторону того окопа.
— Эй, вылунь, — меня еле слышно окликнули.
Я обернулся, увидев, что солдаты во все глаза меня рассматривают. Кажется, до них дошло, куда я двигаюсь.
Сивый размахнулся, и рядом со мной упала сабля. Благодарно кивнув, я прицепил её к поясу и пополз дальше.
Поняв, что это будет слишком долго, я вскочил на карачки и, пригнувшись, побежал. Когда до окопа осталось несколько шагов, упал в траву, притих.
Вообще, в этот момент я крепко задумался, как быть дальше. Любой псионик мог вызывать изменённое состояние сознания, называемое «берсерком». Вот только применялся он в самых крайних случаях.
Это режим, когда отсутствуют обычно все эмоции, и остаётся только звериная ярость. А ещё вбитые в тело и разум боевые навыки, помноженные на максимальную реакцию. Бойцы у нас творили чудеса в таком состоянии, в обычном рукопашном бою побеждая до десятка человек.
Но режим «берсерка» имел один жирный минус. Он не реагировал на боль, и двигался к цели, игнорируя любую опасность.
В этом и был небольшой затык. Привыкнув к телу Василия, я уже был вполне уверен, что смогу запустить «берсерка». Но только мой седой дохляк мог просто покалечиться.