А ещё я не знал возможностей вывертыша.

Хоть я и чуял, что сейчас мне понадобится максимум реакции, но решил не рисковать. Подполз к брустверу, заглянул вниз.

Это был такой же опорный пункт. Большая яма с разломанным столом передо мной, а сбоку проход в передний дугообразный окоп.

Тела солдат здесь словно раскидала неведомая сила. Кровь, руки, ноги…

Я был привычен к этому, но Василий опять заволновался.

— Если ты, безлунь, не успокоишься… — прошептал я, чувствуя приступ тошноты.

Слишком громко прошептал.

Из переднего окопа донёсся вой, а потом в проходе взметнулась пыль. Что-то едва зримое вылетело к столу, и я, подскочив на колено, вскинул винтовку и спустил курок. С такого расстояния можно и не делать поправку…

Но пуля прошла сквозь вихрь, выбив из земли пучок пыли, а невидимка с рёвом полетел в мою сторону.

Мне едва удалось рвануть вбок, отмахнувшись винтовкой, когда треснуло дерево. Что-то вгрызлось в приклад, я отпустил оружие, и кувыркнулся дальше.

На том месте, где я лежал секунду назад, завихрилась пыль, трава полетела в стороны, словно кто-то прошёлся триммером.

Вихрь снова метнулся в мою сторону, а я очередным кувырком слетел в окоп. Приземлился, оказавшись едва ли не лицом к лицу с мертвецом. И сразу прыжок в сторону…

Тело солдата за спиной словно в смерч засосало, когда вихрь спрыгнул следом. Беднягу крутануло, и он вылетел, ударившись о край окопа с другой стороны.

Под руку мне попалась такая же стойка с кольцами, что была и у Хомяка на столе. Не задумываясь, я метнул её в вихрь.

Он почти настиг меня, но почему-то сразу рванулся следом, словно пытаясь схватить снаряд.

Вспыхнули камешки на кольцах… И на миг что-то блеснуло в центре вихря, небольшая белая звёздочка.

Моя рука уже сжимала саблю, я отступал в проход.

Как вообще можно сражаться с воздухом? Который при этом вполне реально мог наносить урон — остатки стола под вихрем с треском кололись в щепки.

— А, жжёный псарь, — со злостью процедил я, поводя клинком.

Вихрь почему-то не спешил нападать, словно выжидая. Я пытался рассмотреть хоть кого-то в мельтешении пыли, но никакого намёка на силуэт не было. Что же у него там светилось?

Так, пятясь, я уже дошёл до переднего окопа. Мельком глянул вбок.

Плетнёв был тут — с виду целый, но его китель был в крови. Каштан не двигался, схватившись за живот и прислонившись к стенке. В темноте окопа светились камешки на часах на его руке.

Тут были ещё солдаты, но их всех постигла незавидная участь — можно сказать, что они ровным слоем были размазаны по всему опорнику. А в одном из трупов я узнал того рыжего парня, что ехал с нами в грузовике. Магу не повезло.

— Твою псину, — выругался я.

Что-то мне подсказывало, что рыжий погиб ещё при атаке «снежков».

Вихрь был уже в проходе, и бился потоками в стенки, почему-то не нападая. Я чувствовал от него волны псионики, и, готов поклясться, какой-то вполне осмысленный взгляд. Словно разумное существо смотрело на меня.

— Эй, — раздалось из окопа, — Сейчас кому-то будет хреновастенько!

С удивлением я увидел сквозь потоки пыли, что там стоит Громов. Здоровяк уже наколдовал каменные кулаки и стоял, по-боксёрски их подняв.

А вот на него вихрь сорвался без размышлений. Гром успел махнуть кулаками пару раз, как вдруг с криком пролетел через всю яму и влепился спиной в стенку.

Пока Фёдор сползал вниз, вихрь снова метнулся к нему. И в этот же момент крепыш, словно очнувшись, выкинул каменный апперкот прямо в центр смерча.

Неожиданно вихрь на миг распался, словно почувствовал удар, и переместился на другую сторону ямы.

А Громов снова опёрся на стенку, пытаясь удержать на ногах. На той руке, которую он всадил в вихрь, весь рукав был разорван в клочья.

Через несколько секунд он обессиленно сполз на задницу. Вихрь стал неторопливо перемещаться к нему, но Гром сорвал с руки часы, поморщился, а потом бросил в противника.

— Жри, выверт, — выругался он, — Вкусненько?

Снова смерч, как и с теми кольцами, рванулся следом за часами, и на миг в его центре вспыхнула звёздочка.

Не знаю, интуиция это, или Василий так подсказал, но я рванулся к Плетнёву и сорвал с его руки часы. А потом за мгновение пролетел по проходу…

Вихрь уже почти коснулся ног Громова, разгрызая ботинки, когда я подкинул в смертоносные потоки часы с камешками.

Словно дрессированный пёс, смерч на миг подался вперёд, пытаясь поймать. Засветились камни в падающих часах, сразу проявился блеск в центре вихря…

И я рубанул саблей, целя прямо в огонёк. Тут же раздался звон, и что-то стукнуло по земляной стенке окопа, отскочило на обломок доски.

Я на автомате закрылся клинком, ожидая атаки. Потом убрал руку… Потоки воздуха успокаивались, словно это обычный порыв ветра залетел в окоп, да взметнул немного пыли.

— Вот же на хрен, — вырвалось у меня, — Что это было?

Громов был без сознания. Я шагнул к нему, проверил пульс. Да, этого здоровяка вывертышем не свалишь. И всё же симпатизировал я крепышу — не побоялся он прийти на помощь.

Василий во мне кипел от нетерпения, мешая думать, и я чуть ли не бегом вернулся в передний окоп. Так же прижал палец к жилке на шее Плетнёва.

И этот урод живучий. Я едва справился с желанием тут же свернуть ему шею. Ладно, честь фамилии Плетнёвых явно не моя забота.

Я похлопал по его карманам. Сунул руку в один, вытащил какой-то брелок в виде золотого рожка. В мелких драгоценных камнях, наверняка дорогущий.

Но только личность Василия никак не реагировала на это.

Тогда я сунул руку в другой карман, и вытащил за шнурок крупную монету. Блёклую, из потемневшего серебра, с головой пса, изображённой на одной стороне, и витиеватой короной на другой.

А вот на эту вещицу всё моё нутро взорвалось эмоциями. Улыбаясь, я сжал монетку. Ну что ж, первый шаг сделан.

Потом я встал во весь рост, вылез на боковую ступень и замахал саблей.

В моём окопе сначала неуверенно отозвались, а затем солдаты всё-таки вылезли. Сивый и Хомяк сначала стояли, с недоверием всматриваясь в мою сторону, затем всё же двинулись, держа наготове оружие.

Над полем уже раздавались радостные крики из других окоповэ

Я быстро вернулся назад и сунул Плетнёву в карман его рожок — мне чужого не надо.

Потом прошёл через проход к Громову. Тот сидел с открытыми глазами, удивлённо глядя на меня.

— Прикольненько, — усмехнулся он, скривившись от боли, — Так ты живой, чушка?

Я присел перед ним:

— Ты какого хрена припёрся сюда, Гром?

Он промолчал, потом с усмешкой кивнул в сторону:

— Неплохо, да? Белый лунит выпал…

Я глянул туда, куда он смотрел. Там на земле валялись два осколка круглого белого камушка, почти молочного цвета. Так вот что выпало из вывертыша…

— Лунит? — переспросил я.

Гром округлил глаза:

— Ты чего, с дыры свалился?

Я поджал губы. Ну вот, очередной вопрос, который выдаёт во мне Иного.

А Гром всё качал головой:

— Да нет же, чушка… Не можешь ты быть Иным, не можешь…

Надо признать, на миг я почувствовал искушение. В руках сабля, и солдаты ещё не добежали до окопа. Можно ведь убрать свидетеля, навряд ли кто-то будет в этой мясорубке проводить расследование.

— Быстро… забери лунит… Василий, — неожиданно сказал Фёдор, когда двинулся и, зашипев, понял, что у него всё переломано.

Едва я сграбастал камни и сунул в карман, как сверху зашелестела трава. Послышались шаги.

— Да твою мать! — выругался Хомяк.

С ним были уже другие солдаты, они все осматривали побоище. К краю окопа подошёл Сивый, кивнул мне.

Я опустил глаза. Фёдор снова был без сознания.

Командование, которое подъехало после нападения, сразу забрало раненых и убитых.

Антон оставаться напрочь отказался, вызвавшись сопровождать Плетнёва, и отлично симулировал ранение, измазавшись в чьей-то крови и порезав руку. Ясно было, что пеликан просто струсил — когда он уезжал в кузове грузовика, его глаза были больше Жёлтой луны на небе.