И да, «комок» явно вышел из-под контроля.

Мои колени подрагивали от нетерпения, всё во мне просто кричало — этого урода в горах надо поймать и насадить на клинок. Потому что это очень плохо, натравливать разъярённую зверину на группу студентов.

Тим, глупо срываться в погоню.

— Гром, можно ли управлять «комком»? — спросил я, не сводя взгляда с фигуры на тропе.

— А… ну, если оракул только… сильный, — Фёдор пожал плечами, морщась от боли в руке, — Но такого почуют наши. А если слабенький, то навряд ли сможет.

Новая попытка контроля от хмыря на тропе. И в этот раз я едва ощутил поток псионики, словно последние капли прилетели. У мага явно иссякли силы…

Тварь даже не дёрнулась, продолжила рыть землю. А незнакомец развернулся и исчез на скале, за поворотом ущелья. Только взвился плащ грязно-серого цвета.

Я ощерился и задрожал, словно хищник, почуявший раненую жертву.

Это глупо, Тим. Берите девку, и валите на станцию. Там объясняйте всё полиции, или оракулам, кого встретите — этим должны заниматься те, кому по должности положено.

Даже Василий внутри меня замер от ужаса, поняв, что я могу сорвать в погоню за магом.

Это глупость, Тим. Конкретная глупость… Не путай миры.

И пусть это похоже на ту ночь, когда ты упустил механического псионика. Этот незнакомец-маг тоже использовал контроль разума, и намного более слабый, чем сфера, спустившаяся из корпуса танка-«дестроера».

Сколько тогда хороших ребят погибло?

А сейчас?

Ты в другом мире, Тим…

— Фёдор, — хладнокровно сказал я, делая первый шаг в сторону тропы, — Забирай девку, сообщи на вокзале, что кто-то натравил «комка» на студентов.

— Ты чего, чушка, творишь?

Я обернулся, и Гром едва не отшатнулся. Что он увидел в моём взгляде, я не знал, но хищник внутри меня чуял, что ещё чуть-чуть — и добыча уйдёт.

Вытащив лунит, я кинул Фёдору.

— Если псина за вами бросится, отвлечёшь.

Тот перехватил белый камень, округляя глаза.

— Всё, пошёл, — я кивнул и сорвался на бег.

***

Это было нетренированное тело, которое не позволяло набрать полную скорость. Я пытался применять известные мне техники бега, но ноги забились уже на тропе, которую я преодолел за несколько минут.

Тяжело дыша, я пытался переместить дыхание в нижние отделы лёгких, накачивая единственную чакру, которую чувствовал. Пусть она с блоком, и не пропускает энергию, но надо пользоваться тем, что имеем. Разработаем, на хрен!

Быть может, сейчас запустится берсерк? Нет, погублю Василия, а значит, помру и сам.

Взобравшись наверх, я понёсся между невысоких скал, петляя по тропкам. Это был склон какой-то горы, которая уже рассыпалась от времени, и обнажились массивные древние наслоения — они торчали толстыми стенами, иногда превращая дорогу в целые ущелья.

В прямой видимости того мага не было, и я напрягался до предела, пытаясь ощутить хоть какой-то пси-след. Опасная ситуация подарила мне высокую чувствительность, а удивление наставника Саймона насчёт того, что я услышал вертуна, только подтверждало это.

Я мог чувствовать псионику, но не мог ей пользоваться. Как немой среди говорящих…

Магический след не ощущался, но спустя пару минут я наткнулся на физический. Незнакомец явно не скрывался — пробежался по известняковой пыли, оставив чёткие отпечатки ботинок.

Приободрившись, я чуть ускорился, но сразу же сбавил шаг. Лёгкие Василия уже горели огнём.

Что, впервые такое состояние, задохлик? Ничего, для тебя будет открытием, что потом открывается второе дыхание. Правда, долго на нём не протянешь, если не выбрать правильный темп.

А это я умел… Вот только завтра мы с тобой не встанем даже с кровати. Я уже отвык от мышечной боли, но вчерашние подвиги со «снежками» прекрасно чувствовались в моих мышцах. Намахался саблей, и теперь я чуял каждую жилку в руках.

Завтра с ногами будет то же самое, только в десять раз хуже.

Внутренне я радовался, что снова в своей стихии. Одинокий снайпер, посылаемый в трудную точку выполнить невозможное задание. И чаще всего оно выполнялось именно потому, что считалось невыполнимым.

А вот это уже похоже на тренировочную иллюзию. Я снова попытался всмотреться внутрь, сдвинуть блок с нижней чакры. Нет, намертво стоит, жжёный псарь!

Ещё несколько секунд бега, мне пришлось преодолеть пару трёхметровых скалистых отрогов, и я почувствовал, что выдыхаюсь. На хрен, Василий, в который раз я удивляюсь, какой же ты хилый.

Я уже перешёл на шаг, понимая, что лучше повернуть назад, когда снова повеяло псионикой.

Чистой… невероятно чистой для этого мира.

Твою-то псину!

***

Крепко сжимая нож, я осторожно, стараясь не шуметь, приблизился вдоль отвесной скалы к разрыву впереди, куда сворачивала тропка.

Тут уже слышался голос, доносящийся из-за поворота. Оратор не стеснялся, говорил громко, но вот язык был мне не знаком.

— Отуру куа… кон… ага.

Я приблизился к краю скалы, выглянул. Мне повезло — незнакомец в сером плаще расположился на краю пригорка, боком к прогалу, и как раз повернулся в другую сторону.

Отсюда открывался прекрасный вид на горы, чуть ниже виднелся овраг, уходящий к соседнему склону.

Мужчина сидел в позе лотоса, держа в руках небольшой хрустальный шарик мутно-зелёного цвета. Говорил незнакомец именно в него, поднеся к губам.

Чистой псионикой веяло как раз от этого шарика, и, бьюсь об заклад, я мог даже разобрать, что там шептали. Какой-то вид связи.

В моей голове сразу сложился паззл.

Хмырь сделал своё дело, и теперь спокойно докладывает. Это незнакомый Василию язык, а значит, передо мной явно не местный.

Вояка во мне сразу ощерил клыки. Твою псину, да это же просто диверсант! Дождался группу студентов из городской академии, пробудил вертуна и вызвал тварь, а теперь докладывает о своих успехах.

Ему даже не надо преследовать особую цель, это же обычный терроризм. Запугать горожан, студентов. Потом сюда пришлют, конечно, облаву, но этот незнакомец, скорее всего, ждать их тут не будет.

А потом сделает то же самое в другом месте. И постепенно в умах местных жителей появится недоверие к власти и к полиции.

— Унде комо, — сказал мужчина, кивнув неведомому собеседнику, и спрятал шарик в карман.

А потом засмеялся, хлопнув себя по бёдрам:

— Ну, красногорская мразь, расслабились? Вылунь сраная, вы у меня ещё попляшете…

Я приготовился к прыжку, и в этот момент под моей ногой хрустнул камешек.

Хмырь резко повернулся, под плащом мелькнуло лицо. Острые черты, нос с явной горбинкой, коричневые глаза. Отдалённо знакомое лицо, такое, что Василий внутри меня удивился.

Время словно замедлилось, когда я прыгнул. А мужчина уже перекатывался на спину, выстреливая ногой мне навстречу. Ботинок мелькнул возле моего живота, мне пришлось притормозить, но я успел полоснуть лезвием по штанине.

— Мразь, — выругался хмырь.

Довершив кувырок, он присел на корточки, и сделал движение… До боли знакомое движение, когда рука солдата движется к кобуре под мышкой, а потом выхватывает пистолет.

Я никогда в этом теле не качал маятник, да и на родной Земле это всегда считалось больше техникой везения. Ощущая от рывка боль в спине и толчковой ноге, я дёрнулся в сторону.

Прогремел выстрел, что-то полоснуло мне по бедру. И я, как десятки тысяч раз до этого, метнул в падении нож. Самый полезный навык для солдата, уходящего с линии огня.

Вот только десятки тысяч раз нож метало другое тело. Я целился в лицо, но лезвие ушло заметно в сторону — и воткнулось прямо под вооружённую руку.

— Лунная падаль!

Брызнула кровь, по камням покатился пистолет. Незнакомец заорал, а я уже подхватил первый попавший под плечо камень, бросил.

Вскользь ему попало по голове, хмырь снова кувыркнулся… и, скатившись с пригорка, припустил по оврагу со всех ног. Он прижимал раненую руку к телу, и даже не оборачивался.

Я метнул ещё камень, сделал шаг следом. И упал, заорав от боли. Да твою псину, этот толчковый прострелил мне ногу!